Все знают, откуда берется ночь. Желтая рыба Солнце целый день плывет по небесной реке, а за ней по небесным горам вприпрыжку бежит медведица Бирин. На закате царапает Бирин горячий бок рыбы, льется кровь в облака. А затем тащит Солнце к себе в берлогу, чтобы весь свет на свете доставался одной медведице. Согревается от горячих лучей жилище, засыпает усталая Бирин – легко ли целый день по небу бежать?
А желтая рыба снова возвращается в небо. И так всегда, от начала времен до того дня, когда проглотит медведица желтую рыбу, и тьма поглотит все три мира. Понял, глупый ты зверь?
- Понял, батюшка Кэре, - смиренно вздохнул песец Кирса. – Медведица бежит за рыбой, мы все умрем, а у тебя, батюшка, клюет! Поспеши, не то сказками вместо сигов будешь жену потчевать!
Дернул ворон удилище и ну браниться – рыба-то наживку сглотнула да и ушла вместе с крючком. А с пустыми руками к Киракчан лучше не подходить. Выпил давеча Кэре крепкой бузы, полный чум гостей пригласил пировать, сам с ними в загадки играл да олений танец плясал. Опустошили гости все запасы, ни мучицы не осталось, ни молока мороженого, ни рыбы вяленой. Впору кожу на ремни резать, суп варить. Голодная жена – злая жена, все знают.
Расправил Кэре могучие крылья, поднялся над озерцом – что бы упромыслить? Волк Бэйнэ под сосной сидит, старую кость грызет – пусть дальше гложет. Охотник Бэюдэ росомаху добыл, в чум на нартах везет – пусть сам ее и ест. Лиса Хэлмилэн снег хвостом метет, пыхтит-старается – а что это она тащит? Ай-ай!
Раздобыла рыжая оленью печенку, в нору волочет чтобы тихонько съесть и никто не отнял. Вот ее-то и разъясню! Кто бы спорил, хитра Хэлмилэн и на Кэре зуб точит – не раз и не два дурил ее ворон. Но попробовать-то стоит?
Покружил над лесом Кэре, опустился тихонько и на тропку перед Хэлмилэн вышел, переваливается, словно на пиру побывал.
- Белого снега тебе, мудрая Хэлмилэн, полного живота и теплого логова!
- Ем да свой, воровская твоя душа! Ни кусочком не поделюсь!
- Ешь вволю, прекрасная Хэлмилэн, набирайся сил перед весенними холодами. Не нужна мне твоя тухлятина, сыт по горло.
- Чем же это ты отобедать успел, брюхо набил бездонное?
- Ай, пустяки! Даже говорить не хочу, чтобы аппетит тебе не испортить.
- Дохлого тюленя, небось, к берегу прибило?
- Ай, сама ешь своих тюленей.
- Оленьи потроха у собак отбил? Силен ворон!
- Ай, сама ешь свои потроха! Купец Иван по дороге ехал, куль с саней уронил. А там рыба красная, икра копченая, языки лосиные, окорок медвежий да араки хмельной бурдюк. Я не будь дурак, полакомился, чем духи послали. А потом песец Кирса пришел с песчихой и щенками своими, прогнал меня и давай трапезничать. Едят, пьют, песни поют, говорят – все съедим, лисе не дадим.
- Вот негодяй! Я с ним мышами делилась, на свадьбу чайник подарила, сама у орочонов украла, а он жадничает. Ужо я ему покажу!
Бросила лиса печенку да побежала к дороге. А Кэре того и надо. Ухватил добычу и полетел в чум к чайке Киракчан. Сытая жена – добрая жена, все знают.
Летел-летел, притомился, сел передохнуть на берегу речушки. Глядь - выдр Дюкун в снегу кувыркается, налима в лапах держит.
- Глубокой воды тебе, славный Дюкун, жирных сигов и пыжьянов!
- Попутного ветра тебе, мудрый Кэре, ясного неба и сытной трапезы! Приготовит тебе Киракчан добрый ужин. Хорошая хозяйка твоя жена, жаль некрасивая.
- Это моя-то чаечка белогрудая, красноклювая – некрасивая? Думай, что говоришь, Дюкун!
- Ай, Кэре! Кто видел красоту небесной медведицы Бирин, тому любая женщина уродливей пупырчатой жабы покажется. Глаза у нее зеленые как изумруды, лапы нежные как птичий пух, голос глубокий как большая река и сладкий как русский сахар.
- И откуда ты знаешь, Дюкун?
Облизнулся выдр:
- Ай и вкусна рыба в небесной реке, ай и жирна! Если забраться на гору Чэлке и прыгнуть оттуда высоко-высоко, попадешь в Верхний мир и все увидишь. Я там был, рыбу брал, завтра еще пойду.
- А я сегодня! Держи подарок за добрую весть!
Осклабился выдр, разинул рот – думал ему печенки перепадет. А Кэре щелкнул его по лбу клювом, выхватил налима и полетел прочь. Ишь, плоскохвостый, ворона обмануть хотел!
Темным вечером вернулся Кэре к своему чуму. Чайка Киракчан его на пороге встречает:
- Где летал, муженек, где пропадал, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- Ай, Киракчан! Медведю Учикану сказки рассказывал, голову морочил, а его красавица-жена поцеловала старого ворона прямо в…
- Лгун клювастый! Спит до весны Учикан и жена его спит.
Улыбнулся Кэре:
- Все бы тебе мужа бранить, милая Киракчан, все бы ни за что ревновать. Еды нам добыл – вот тебе, жена, мясо, вот рыба. Ужин готовь!
Обрадовалась чайка, стала обнимать мужа, ласковыми именами называть. Побежала котел ставить, еду готовить, чай кипятить. Накормила Кэре, напоила, спать уложила и сама рядом легла. На сытый желудок-то крепко спится. А к ворону дрема нейдет. Лишь закроет глаза – видит красавицу медведицу Бирин на берегу небесной реки. Поворочался ворон, покрутился с боку на бок, да и выбрался потихоньку из чума. Не впервой ему уходить среди ночи, посердится жена и простит.
Полетел Кэре прямо к горе Чэлке. Долетел до вершины, развел костер, бросил в пламя табаку да оленьего сала, закурил трубку, вдохнул ароматный дым – и поднялся высоко-высоко, мимо туч, мимо облаков, мимо корней великого дерева. Вот и Верхний мир. Течет-изгибается веселая река, мчится по водам желтая рыба Солнце, гонится за ней небесная медведица Бирин.
Обомлел Кэре – много жил он на свете, много видел и много слышал. А такой красавицы как Бирин никогда не встречал. Мех у нее волосок к волоску снизу медный сверху серебряный, когти золотые, глаза изумрудные и огоньки в них сверкают. «Весной встретить – сердце потерять, осенью – душу уронить в землю» как говорят орочоны.
На цыпочках крался Кэре за красивой медведицей следом, да тихонько, чтобы не напугать. Долго ли коротко ли, поймала Бирин желтую рыбу, царапнула сияющий бок да потащила к себе в берлогу. Кэре за ней скок-скок, глаза горят, сердце бьется, словно перепил хмельной бузы не ко времени. Увидал, как забралась медведица в логовище, выждал малое да прыг туда:
- Я старый ворон и не знаю слов любви, прекрасная Бирин! Но лишь попроси – добуду тебе луну с неба и жемчужину со дна моря, подснежников зимой и снега летом достану, доброго хана, честного купца и мандарина, подношения не берущего, покажу. Все, что хочешь отдам, все что хочешь для тебя сделаю, Бирин, ради одного взгляда, одной улыбки ласковой…
- Все что хочу, сделаешь? – улыбнулась медведица, показала белые зубки. – Все, что попрошу, исполнишь и не испугаешься?
- Хоть великого Сэвеки в плешь клюну, если таково желание твоего сердца, восхитительная Бирин!
- Настоящий богатур, покоритель слабых женских сердечек!.. Эй, Хутэктэн, Сатымар, Атактак, выходите! Я вам няньку нашла.
Глядь – из темных углов берлоги показались медвежата. Сами мелкие, мордашки шкодные, лишь глазами-изумрудами на мать похожи.
- Соскучилась я по своему мужу, большому медведю Мани. Когда я рыбу Солнце утаскиваю в берлогу, он выходит на другой берег небесной реки чтобы догнать рыбу Луну. Ловит ее за серебристый хвост, кусает за жирный бок и уносит к себе в логовище. Тут бы и повидаться, потереться носами да приходит мой срок гнаться за рыбой Солнце. Редко-редко бывает, что Луна уплывает в темные омуты, набирается сил, отращивает новую чешую. Хочется поспешить к мужу, а детишек оставить не с кем. Забалуют, передерутся, рыбу Солнце на куски разорвут. Посидишь с ними или не все готов сделать для прекрасной медведицы?
Крякнул Кэре, сел на хвост, клювом прищелкнул горестно. Много он делал в жизни: воевал, пировал, суп из весла варил, людям дорогу в Средний мир проклевал, а злых духов туда не пустил. А вот детишек нянчить ни разу не доводилось. Ни единого птенчика у них с Киракчан не было.
Засмеялась обидно медведица:
- Говорили, великий Кэре держит слово.
- Ай, женщина, не кусай мою голову, - решился Кэре. – Ступай к мужу и за медвежат не беспокойся. Посижу с ними.
Рыкнула медведица, встряхнулась словно мокрая нерпа, шуррх – и убежала искать мужа. А медвежата заплясали вокруг Кэре:
- Птичка! Птичка! Няня птичка, давай с нами играть!
- Карр! А во что вы хотите поиграть, медвежата?
- Давай мы будем волки, а ты олень и мы тебя съедим! Давай мы будем касатки, а ты тюлень и мы тебя поймаем! Давай мы будем большие медведи, а ты глупый маленький орочон!
- Давайте вы будете могучие валуны с берегов белого моря!
- А как играть в могучие валуны?
- Вы ляжете под одеяла и закроете глаза, а я расскажу вам сказку.
- Про медведя?
- Конечно про медведя!
Улеглись Хутэктэн, Сатымар и Атактак под пуховые одеяльца, закрыли глаза. Начал Кэре рассказывать:
Давным-давно, когда лебеди по земле ходили, горы мышат родили, а шаманы небо и землю разгородили, жил-был медведь, большой-пребольшой. Отправился он на берег белого моря, поискать себе пищи. И увидел – стоит на берегу ледяная гора, а с нее ворон катается. Усядется на хвост – и шуррх вниз! Помашет крыльями – и снова наверху. И опять – шуррх! Нравится ворону кататься. Завидно стало медведю:
- Эй, ворон, пусти с горы покататься!
- Ты медведь большой-пребольшой, раздавишь гору!
- Я на одной лапе проеду! Пусти!
- Ты медведь теплый-претеплый, растопишь гору!
- Я в снегу вываляюсь!
Пустил ворон медведя. Кое-как вскарабкался косолапый на самый верх – и кубарем с горы покатился. Чебурахнулся в море, проломил лед, начал тонуть и кричит:
- Ай-ай, спаси меня добрый ворон!
- Говорил я тебе, не ходи на гору, не ломай лед!
- Я тебе семь саней жирной рыбы наловлю, семь жирных оленей добуду – спаси!
- Говорил я тебе, глупый медведь, а ты меня не послушал – вот и купайся в море!
- Есть у меня сестра-красавица, спасешь меня – отдам ее тебе в жены.
- Хорошо!
Закаркал ворон и слетелось к нему сорок сороков птиц. Ухватили они большого медведя и потащили на сушу. Несут-пыхтят, шерсть вырывают клочьями, а медведь знай терпит. Вот и берег! Вскарабкался медведь наверх, отряхнулся как собака, да и показал ворону язык:
- Обманул я тебя, глупый ворон, нет у меня никакой сестры!
И покосолапил себе в тундру, когтями по земле шкрябая. Разозлился на него ворон, отомстить решил бессовестному. Знаете, как?
Глянул Кэре – а детишки-то спят. Тогда ворон и сам на полу свернулся подле теплой рыбы Солнце и задремал тихонько. Разбудила его медведица, счастливая как невеста:
- Ай спасибо тебе, добрый Кэре. Истосковалась я по мужу, счастлива была повидаться с ним. Да и детишкам, вижу, не скучно было.
- Рад услужить тебе, прекрасная Бирин! А теперь позволь, в Средний мир назад улечу? Буду зверям и птицам рассказывать о небесной твоей красоте!
- Погоди, Кэре! Даже пупырчатая жаба знает – на добро добром отвечают. Есть у меня для тебя подарок.
Протянула медведица ворону ледяной шарик размером с шишку. Глянул Кэре – внутри крохотная рыбешка резвится.
- Спасибо, прекрасная Бирин, но такой рыбешкой даже мышь не накормишь. Зачем она мне?
- Прилетишь домой в чум, зажаришь рыбку на угольках, разделишь с женой и съешь. И увидишь, что будет! А как встретишь выдра Дюкуна, передай – он прекрасная нянька.
Каркнул Кэре, ухватил подарок и полетел прочь. А следом и Бирин выкатила на небо желтую рыбу Солнце.
Долго ли коротко ли, вернулся Кэре к себе в чум. Чайка Киракчан его уже ждет на пороге – хорей в одной лапке, чайник в другой.
- Ах ты, бессовестный ворон, гуляка неистовый! Говори, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- На небо летал, милая Киракчан, красотой медведицы Бирин полюбоваться, той, что гонится за желтою рыбой Солнце.
- Ну и выдумщик ты, Кэре. Солнце вовсе не рыба! Это толстая птица Куку, что в один присест съела тысячу светлячков и так засияла, что Сэвеки отправил ее в Верхний мир – там, небось, никому глаз не выжжет.
- Ты права, Киракчан. Летал, добычу искал, еду принес. На, зажарь, да смотри на оленьем масле!
Достал Кэре ледяной шарик, уронил его ненароком – глядь, на снегу рыбина большая-пребольшая. Созвал Кэре всех соседей – и медведя и волка и обиженную лису и песца и даже семейство выдр. Три дня ели небесную рыбу, чавкали да нахваливали. На четвертый разошлись кто куда гости. Улегся Кэре поспать, да три дня-то разом и придавил – мудрено ли, на небо летать, детей нянчить, рыбу есть, хвастливого выдра в доме терпеть!
На четвертый день проснулся старый ворон от писка:
- Папа! Папа! Вставай, мы играть хотим!
Снесла Киракчан яйца, за один день их высидела, десять птенцов вылупилось – половина клювастые и черноперые, половина белогрудые и красавицы. Каркнул Кэре, вылетел из чума голову проветрить, с мыслями свыкнуться. Глядь, а к нему навстречу соседи идут. И белый медведь и серый волк и полярный песец и морды у всех нехорошие. А следом стая детишек – медвежата, волчата, песчата – и все «Папа» кричат. «Папа волк! Папа медведь! Папа песец, мы кушать хотим!»
Целый месяц Кэре на высокой сосне отсиживался, пока соседи его простили. Зато жена ревновать перестала и не злилась на него больше – ворковала над птенчиками, пела им, да так звонко, словно девушка молодая. Счастье пришло в их чум!