В далеком уже 2001 году (мне было тогда ровнехонько 21 год) попал я в нашу районную больницу с тяжелейшим плевритом. На вторую неделю моего лежания там, поступил в нашу палату древний, но довольно таки еще крепкий дед из одной из наших деревень. Ему было тогда уже 81 год и он нас удивил в частности тем, что сказал, что еще в прошлом году один ездил в областную больницу - все-таки тяжело в таком возрасте, учитывая то. что обл. центр от нас в 200 км.
Звали этого человека (к сожалению, наверное, звали, так как столько не живут, тем более ветераны ВОВ) Федор Михайлович Белов, уроженец Горьковской области. Тут надо сказать, что в палате кроме меня, пацана, был еще один старик (служивший в армии в 50-е), один мужик за 30 и один за 40. И вот сели мы играть после обеда в козла, ну интернетов-то тогда не были сами понимаете. И вот парень которому за тридцатник, Серега, и спрашивает:
- А скажи, дядь Федь, ты ведь на войне был?
- Конечно, был.
- А какие у тебя, ордена, медали?
- Да никаких у меня, ребятишки, орденов нет. Я ведь воевал всего две недели, а потом… вся войну в концлагеря и просидел.
Тут мы все подвисли. Серега, задумчиво перебирая карты в руках и переваривая услышанное, продолжает:
- Получается, ты, Федор Михалыч, еще и сталинские лагеря прошел? Наших-то ведь потом сажали…
- Нет, немного не так. Сотни проверок у меня было и все я их прошел, но после войны я, так скажем, не сидел. Но домой, ясен пень, сразу не отпустили.
Примечательно, что Федор Михайлович освобождался союзными войсками и после прохождения, не знаю уж какой термин применить к этим проверкам, он в числе других бывших военнопленных солдат и офицеров был направлен в Поволжье на «трудовую деятельность». С его слов мы поняли, что это что-то среднее между стройбатом и «химией». Ну а по прошествии нескольких лет такой «службы» (формат был тех же армейских подразделений) бойцов партиями и поодиночке «демобилизовали» по месту жительства на гражданку. Не без ограничений для некоторых, к сожалению – уроженцам Москвы и закрытых городов снова осесть на малой Родине было проблематично
Федор Михайлович, в принципе, немного рассказывал о этих послевоенных годах службы, ну а о концлагере было как-то не удобно спрашивать. Мне запомнился лишь один его рассказ о послевоенной трудовой деятельности в одном из поволжских городов, то ли в Саратове он был, то ли в Ульяновске.
- А я ведь чуть не женился там! Хорошая была девчонка, буфетчицей работала, да вот какое дело – ротный наш ее у меня и увел. Свадьбу сыграли, я потом пьяный в обнимку с ящиком водки у них возле кровати в первую брачную ночь спал. Да только не сложилось у нее все равно – скоро нашего ротного, буквально через полгода домой отпустили. Ну он и уехал сразу к жене, да к детям, так она и осталась на бобах…
- Федор Михалыч, я что-то не понял – так у этого вашего офицера, что была семья еще до войны, раз и дети уже были?
- Ну, я об этом же и говорю, экий ты непонятливый.
- Да я же о другом спрашиваю – КАК он мог женится на этой продавщице-буфетчице, когда у него уже была жена?
И вот тут Федор Михайлович посмотрел на меня тем насмешливо-умудренным взглядом, которым может посмотреть 81-летний старик на 21 летнего юнца и произнес сакраментальную фразу. Которую я запомнил на всю жизнь:
- Как? А кто же ему запретит?