Антонине Ивановой (прим. имя героини изменено) в апреле 1986 года было 8 лет. С родителями и сестрой она жила в Хойниках (Гомельская область), ведя обычную жизнь младшей школьницы. С аварией на Чернобыльской АЭС привычность, размеренность и предсказуемость закончились. В первые недели, когда информация о трагедии была обрывочной и хаотичной, всё казалось таким же: школьные занятия, кружки в доме пионеров, прогулки с одноклассниками, парад, поездки в деревню к бабушке… А затем в семью вползли тревога и страх. Оказалось, что невидимая, неосязаемая, неконтролируемая сила угрожает здоровью и жизни. Так Антонина узнала слово «радиация».
Ощущение у людей опасной неопределённости усиливалось тем, что органы чувств не давали сигналов, что произошла катастрофа.
Когда была организована эвакуация, жители Хойников не попали в число тех, кому предстояло немедленно покинуть свои дома. Однако для Тони началось кочевое время. Интуитивно и объективно осознавая опасность, родители старались возможными способами смягчить последствия катастрофы для соматического здоровья своих детей. Так Антонина жила лето в Молдавии, следующее — в Одессе. Запомнила длительное нахождение в стационаре, где выяснилось, что она получила высокую дозу облучения, и на девочку приходили смотреть как на «чернобыльскую».
В психологических исследованиях, проводившихся после аварии, отмечается стигматизация пострадавших. Сопровождал переселенцев ярлык «чернобылец», имевший негативную окраску.
Антонина испытала, что значило быть чужой, «чернобыльской», когда семья переехала в Минскую область. Привыкая к новому дому, адаптируясь в школе, она слышала шутки одноклассников о «чернобыльских ёжиках» и вынуждена была отвечать на вопросы, светится ли она в темноте. Замечала, что некоторые дети избегают общения с ней, придумывая страшилки об «облучении», ведь достаточной и адекватной информации о влиянии радиации по-прежнему было мало. Переживала из-за досады и обид учителя, высказываемых в классе младших подростков: мол, из-за «этих чернобыльцев» ему не досталась долгожданная квартира.
Несколько раз Тоня бывала за границей благодаря гуманитарным программам, направленным на оздоровление детей с пострадавших территорий. И молчала о том, как ненавидела собирать чемодан, отлучаться уже из нового дома, встраиваться в обычаи принимающих стран, знакомиться с людьми, делить пространство с хорошими, но чужими детьми. Говорить о чувствах было не принято, и, уж тем более, невозможно отвергать родительскую и государственную заботу о здоровье. Позже этот отрезок своей жизни она назовёт «бесконечные лагеря».
Годы после аварии на Чернобыльской АЭС ушли на разработку моделей оказания психологической помощи пострадавшим при экологических катастрофах. Созданы службы, кабинеты, центры, где специалисты оказывают профессиональную помощь людям, оказавшимся в критической ситуации. Инициированы исследования психологических последствий техногенных катастроф, изучаются стратегии, с помощью которых человек способен преодолеть тяжелейшие жизненные ситуации. Окрепла школа кризисной психологии, подготовлены специалисты, готовые оказать специальную помощь, апробированы программы психологического сопровождения пострадавших.
В детстве у Тони психолога не было. Были родители, воспитатели, вожатые, учителя, друзья, помогавшие справляться в меру возможностей. И был собственный внутренний ресурс, свои способы преодолевать случившееся. Несмотря на пережитые трудности, её жизненный сценарий позитивный.
Через 28 лет после весны 1986 года в кабинете психолога Антонина вспоминала и говорила о том, что причиняло боль. О чувстве незащищенности, неуверенности в будущем, об ощущении себя «вырванным растением», о беспокойстве за здоровье, об обидах. Касаясь тяжёлых переживаний в сопровождении специалиста, Антонина совершала серьёзную психологическую работу, чтобы превратить обиды в воспоминания, факт биографии, о котором можно говорить спокойно и не возвращаться навязчиво в тревожных мыслях.
У психологических травм нет срока давности. К годовщине аварии на Чернобыльской АЭС запланированы памятные мероприятия, информационные проекты, акции. В информационном поле непременно увеличится количество тематических материалов. В этой ситуации люди, кого непосредственно коснулись события того времени, могут распознавать у себя переживания, реакции и симптомы, подсказывающие, что переработка травмирующего опыта не закончилась. В этом случае стоит обратиться за психологической помощью.
Компетентно
Негативные социально-психологические последствия аварии отмечались в исследовательских работах, проводимых как в 1990-х годах, так и позднее. Например, значительная часть пострадавших отмечала, что их жизнь и жизнь их детей после аварии изменилась к худшему. Исследования жизненных прогнозов подростков и старшеклассников показали, что травмирующие последствия постчернобыльской ситуации проявлялись в симптомах «укороченного будущего», в наличии неопределённых жизненных планов, в избегании ситуаций, связанных с необходимостью выстраивать жизненные прогнозы. Во многих случаях жизненная перспектива юных респондентов была окрашена негативно: болезни, смерть, ожидание новых катастроф.
В ряду психологических проблем специалисты Беларуси и соседних стран называют укоренившуюся модель поведения, характеризующуюся повышенным вниманием к любому отклонению в состоянии здоровья, восприятием себя неспособным изменить текущую ситуацию, социальным безразличием, безынициативностью, плохой адаптацией к новой среде и ожиданием внешней поддержки — так называемый синдром жертвы.
Настроения угнетённости и зависимости в пострадавших районах обозначаются, в том числе, как следствие проводимой политики социальной защиты. Система пособий для пострадавших привела к возникновению надежд на долгосрочную прямую финансовую поддержку и привилегии, подорвала способность отдельных людей и общин решать собственные экономические и социальные проблемы.
Авария на Чернобыльской АЭС явилась травматическим событием, вызвавшим негативные эмоциональные состояния различной продолжительности и интенсивности у жителей загрязнённых территорий. Испытанное сильнейшее напряжение, стресс, тревога за жизнь и здоровье, растерянность и страх, ощущение беспомощности, невосполнимости потерь, резко изменили жизнь многих людей. Катастрофа не закончилась апрелем 1986 года. Об отдалённых социально-психологических последствиях актуально говорить как пять, так и тридцать лет спустя.