Применение воюющими державами подводных лодок коренным образом изменило тактику использования сил их флотов на
морских театрах Первой мировой войны. Огромные броненосцы-дредноуты, на создание которых работал весь промышленный
потенциал государств, вдруг оказались не единственными господами моря. Пальму первенства на море у этих великанов отобрал
класс кораблей, которого за два десятка лет до этого не было во
флоте ни одной страны мира.
После нескольких успешных атак лодок подводная угроза морякам надводного флота стала мерещиться повсюду. Подлодки появились во флотах почти всех воюющих стран и вышли во все моря
и океаны, где проходили боевые действия. В своей боевой работе
особенно преуспели подводники Великобритании и Германии.
Основными факторами их успехов являлись: мощная промышленная база, позволившая создать корабли морских глубин, высокий уровень боевой подготовки личного состава, особенно командиров, и широкий, мало чем ограниченный выбор целей для атаки.
Результаты боевой деятельности русских подводников резко
контрастируют с результатами немцев и англичан. Особенно это
заметно на Балтике, где британские лодки, работая в одних условиях с русскими, смогли добиться неплохих результатов, в том числе и по боевым кораблям. И все же один из главных факторов, сдерживавших на этом театре боевые действия российских лодок на коммуникациях противника, — возможность использования немцами узкой полоски шхерного фарватера нейтральной Швеции.
Именно там проходил основной поток стратегических грузов для Германии. Ни подводным, ни надводным силам России не удалось серьезно затруднить перевозки на этом важнейшем для неприятеля пути. Порыв русских моряков проводить атаки по вражеским кораблям в этих водах жестко пресекался чиновниками российского же МИДа, опасавшегося, что это может подвести Швецию к вступлению в войну на стороне Германии.
Совсем иная обстановка складывалась на Черном море. Основной противник на этом театре — Османская империя — владел всем его южным побережьем. Именно вдоль этого берега, вследствие отсутствия удовлетворительных сухопутных дорог, пролегали основные морские пути сообщения неприятеля.
Важнейшей коммуникационной линией, соединявшей его столицу с «угольным» районом, являлась «трасса протяженностью 130 миль, соединяющая устье Босфора с гераклийскими портами Зунгулдак, Козлу, Эрегли, Килимли, и Парфени. Важно иметь в виду, что уголь гераклийского бассейна являлся не только практически единственным источником топлива для промышленности, транспорта и военного флота, но и важным фактором социальной стабильности в столице…»
Кроме того, эта трасса служила частью гораздо более протяженного пути снабжения войсковой группировки в Восточной Анатолии. Этот фактор еще более усиливал значимость этой коммуникации для турок и необходимость противодействовать ее устойчивой работе силами русского флота.
Чем более затягивалась война, превращаясь, наряду с прочим, в соревнование промышленных технологий и природных ресурсов враждующих коалиций, тем большую значимость приобретали операции флота, влиявшие на неприятельскую экономику.
В отличие от Балтики, действия русского флота у берегов Анатолии не могли нарушить чей-нибудь нейтралитет. Вдоль берегов Турции ходили ее же суда, осуществлявшие перевозку военных грузов, стратегического сырья, топлива, продовольствия.
Единственное, чего следовало опасаться, так это главной силы турецкого флота — прорвавшихся в Черное море и формально ставших турецкими двух германских крейсеров: линейного «Göben» («Гебен») и легкого «Breslau» («Бреслау»). Имевшие существенное преимущество в скорости, они в любое время могли перекрыть пути отхода русским кораблям, выходившим на коммуникации противника.
Для противодействия этой германо-турецкой угрозе русскому командованию приходилось выводить в море эскадру почти в полном составе, чтобы таким образом уравновесить свои силы в случае встречи с внезапно окрепшим неприятелем.
Но даже и такими выходами в море русскому флоту удалось нанести турецкому судоходству довольно крупные потери, что заметно снизило грузооборот на этой коммуникационной линии.
Тем не менее активная эксплуатация далеко не новой техники, естественно, не могла не сказаться на состоянии материальной части, которая нуждалась как в плановом, так и в срочном ремонте.
Эти обстоятельства наряду с фактором угрозы от прорвавшихся в Черное море германских подводных лодок временно приостановили выходы тяжелых кораблей, возложив тяжесть борьбы с судоходством неприятеля на легкие силы — эсминцы и вступающие в состав флота новые подводные лодки.
Несмотря на достаточно широкое освещение вопросов нарушения морских коммуникаций русским флотом в указанный период в одной из последних монографий на эту тему (автор Д.Ю. Козлов), некоторые частные вопросы применения подводных сил на черноморском театре все же требуют более детального разбора.
Одна из главных особенностей их использования заключалась в том, что в результате активных действий разнородных сил русского флота на коммуникациях практически прекратилось движение крупных судов неприятеля.
Перевозки осуществлялись в основном небольшими парусными и парусно-моторными шхунами, как своим ходом, так и небольшими группами на буксире какого-либо парохода в непосредственной близости от береговой черты. При появлении опасности такие суда стремились укрыться в ближайшей бухте под защитой береговых батарей или просто выброситься на берег.
Большое количество таких транспортных судов при их малых размерах лишали эффективную стрельбу по ним торпедным оружием. К тому же глубины моря на путях следования транспортов часто делали такую атаку просто невозможной. Немалое значение имел и моральный фактор. Русские моряки не могли без предупреждения атаковать торпедами, или, как их тогда называли, самодвижущимися минами, пусть и неприятельское, но все же гражданское судно.
Как и на Балтике, подобные суда следовало останавливать и давать возможность экипажу покинуть его перед его уничтожением. Конечно, такая учтивость со стороны подводников не относилась к вооруженным транспортам и транспортам, следовавшим в охранении военных кораблей.
Все эти особенности обстановки на коммуникациях противника сделали артиллерию основным боевым средством подлодок, что коренным образом отличалось от их применения на других театрах, где артиллерия, как ей и подобает, относилась к вспомогательным средствам боя.
Тактика русских лодок на Черном море часто напоминала работу каперских кораблей далекого прошлого, отличаясь способностью погружаться и при необходимости уходить от преследования.
Русские подводники так увлекались использованием артиллерии, что смело вступали в бой с превосходящими их по огневой мощи вооруженными судами, например, бой подлодки «Тюлень» с вооруженным транспортом «Rodosto» («Родосто») 28 сентября 1916 года или даже с неприятельскими береговыми батареями (бой лодки «Кашалот» с четырехорудийной батареей недалеко от селения Сакария милях в 70 восточнее Босфора 21 апреля 1917 г.).
Но не только торпеды и артиллерия использовались для уничтожения неприятельских судов. На остановленные суда, экипажи которых не оказывали сопротивления, с подводной лодки высаживались призовые команды, и при невозможности доставки приза в свою базу неприятельский транспорт уничтожался подрывными патронами.
Также нужно отметить использование в боевой практике русских подводников такого анахронизма, как таран, позволявший им делать свое дело, сохраняя боезапас. К примеру, 30 ноября 1916 года лодка «Кит» в полукабельтове от берега под сильным ружейным огнем таранным ударом, вследствие неисправности 76-мм орудия, потопила колесный пароход с караваном фелюг, бывших у него на буксире.
Нужно отметить, что такой способ борьбы с неприятельским судоходством использовался довольно часто. Этому способствовали как слабая конструкция корпуса уничтожаемых судов, так и таранное образование форштевня русских подлодок (типа «Морж»), позволявшее без вреда для лодки нанести ударом фатальные повреждения неприятелю.
Когда же имелись сомнения в безопасности для себя такого маневра, а тратить боезапас также не хотелось, то подводники прибегали к такому экзотическому сегодня способу уничтожения неприятельского судна, как его переворачивание. За топы мачт уничтожаемых парусников с лодки заводились концы, и когда она давала ход, то создавала на паруснике крен, при котором он черпал воду бортом и тонул. Таким методом «Нарвал» 1 января 1917 года утопил две турецких шхуны.
Нужно отметить, что экипажи задерживаемых и уничтожаемых неприятельских судов, как правило, сами эвакуировались на шлюпках. При необходимости и возможности подводники брали пленных с целью получения более точной информации о противнике.
Но размеры лодок не позволяли принять большое количество лишних людей. Поэтому неприятельские моряки в большинстве своем если и попадали в русский плен, то на своих же судах, доставляемых в Севастополь в качестве приза. Судя по донесениям командиров лодок, русские моряки всегда с большой человечностью относились к пленным турецким матросам.
Так, в апрельском походе 1917 года подводная лодка «Кашалот» задержала одномачтовую фелюгу. Ее командир старший лейтенант П.К. Столица отмечал, что фелюга «при подходе к лодке на зыби наполнилась водой и потонула, турки были взяты на лодку и опрошены. Пленные с жадностью набросились на хлеб, жаловались на недостаток его в Турции, на дороговизну жизни. Одеты были очень плохо и без сапог».
Менее чем через час в этом же районе П.К. Столица остановил еще одну фелюгу, «опросил ее экипаж, посадил к ним взятых раньше турок и отпустил»2 .
Гуманность русских моряков турки использовали даже для сохранения своего судна. Так, 31 декабря 1916 года уже упоминавшийся «Нарвал» остановил неприятельский парусник. Но, как писал ее командир в своем донесении: «Уничтожить его не удалось, так как турки умышленно разбили шлюпку, вероятно зная, что им пришлось бы грести на ней до берега. Брать 6 человек турок в начале похода и возить их все время с собой было неудобно, ввиду чего их и отпустили, предварительно наказав за порчу шлюпки».Как наказали турецких моряков, в донесении не говорилось, но все были отпущены живыми и здоровыми.
Широкое использование подводными силами в своей боевой практике артиллерии, подрывных патронов, тарана и еще более экзотических способов уничтожения кораблей неприятеля никоим образом не умаляет значения торпедного (минного) оружия.
Ведь именно торпеды являлись основным боевым средством подлодок, и только особенности театра и малые размеры судов, используемых неприятелем в качестве транспортов, делали торпедную атаку не всегда оправданной.
Тем не менее, выстрел одиночной торпедой по покинутому экипажем судну часто применялся для его быстрого уничтожения или когда это судно, уходя от подводной лодки, выбрасывалось на берег.
Так, в июне 1915 года «Тюлень» под командованием старшего лейтенанта П.С. Бачманова выпустил торпеду по приткнувшемуся к берегу пароходу водоизмещением около 2500 т. После попадания торпеды пароход, покинутый командой, лег на грунт до высоты палубы.
В апреле следующего, 1916 года тот же «Тюлень» обнаружил турецкий колесный пароход с бригантиной на буксире. Зная, что пароходы этого типа имеют малую осадку и мины проходят под ними, новый командир лодки старший лейтенант М.А. Китицын решил атаковать цель из надводного положения.
Стрельбой из 57-мм кормовой пушки неприятельский тандем был остановлен. Считая, что пароход сдается, лодка стала медленно приближаться, прекратив огонь, «но вдруг он отдал буксир шхуны, сразу дал ход и бросился на берег, находящийся в 3–4 кабельтовых… Дойдя до берега, пароход с сильным треском выбросился на камни и запарил». Подойдя к брошенной шхуне, экипаж лодки осмотрел ее, взял на борт оставшихся турок в качестве пленных, а саму шхуну уничтожил.
Далее командир отметил, что «подошел к берегу, чтобы осмотреть пароход. Он прочно сидел на камнях, выбросившись на берег всей передней половиной. Подойдя на 6 кабельтовых, пустил в него кормовую мину образца 1908 года с добавочными рулями, поставленными по поверхности. Взрыв произошел у правого борта парохода, и столбом воды разворотило крыло правого колеса, свалило мачту и сильно покачнуло пароход, после чего он стал парить».
Несколько ранее, в июле 1915 года, примерно так же подводная лодка «Нерпа» под командованием старшего лейтенанта В.В. Вилькена уничтожила большой, не менее 6000 т водоизмещением, шедший с грузом пароход неприятеля.
Заметив идущий в море транспорт, лодка увеличила ход, рассчитывая отрезать судно от места его назначения. Когда же «Нерпа» была обнаружена, то неприятель сразу повернул к берегу и встал на якорь в ближайшей бухте. В донесении В.В. Вилькен отмечал:
«Люди с парохода съехали на берег и открыли по лодке частый ружейный огонь. Подойдя на расстояние 7 кабельтов, я выпустил мину из правого носового аппарата (мина образца 1908 года), каковая взорвалась против машинного отделения, и пароход быстро погрузился по верхнюю палубу».
Таким образом, командиры лодок добивали пытавшиеся найти спасение у берега вражеские суда, делая их восстановление невозможным или крайне убыточным делом.
Но иногда неприятельские транспорты избегали удара подводников, умело используя естественные преграды береговой полосы, защищавшие беглецов от торпедного удара. Так, в том же походе «Нерпа» не смогла достать своей торпедой до укрывшегося в бухте небольшого транспорта. Командир «выпустил мину из левого носового аппарата. Мина сохраняла направление отлично, но, не дойдя до парохода, взорвалась, видимо, от удара о подводный риф, за которым стоял пароход» .
Подводная лодка «Морж», идя под перископом, не смогла поразить с дистанции 1,5–2 кб двигавшийся неприятельский пароход.
По мнению командира старшего лейтенанта В.В. Погорецкого, выпущенные торпеды прошли под пароходом, который, заметив их, круто повернул к берегу. Стоящую у берега, уже без экипажа, цель лодка поразила с дистанции 5–6 кб: взрывом торпеды судну оторвало всю носовую часть до фок-мачты.
Командир подводной лодки «Нарвал» старший лейтенант Д.Д. Кочетов проявил немалую настойчивость при уничтожении 2 октября 1916 года приставшего к берегу вооруженного транспорта. Только третьей, выпущенной с 7 кб торпедой он смог попасть в него.
Предыдущие две торпеды, выпущенные с большой дистанции вследствие интенсивного огня с транспорта, цели не достигли. Когда же командир решил окончательно разрушить притопленный и лежащий с креном пароход, то он выпустил по нему торпеду из аппарата Джевецкого. Но этот выстрел чуть не стал фатальным для самих стрелявших.
В своем отчете по поводу случившегося Д.Д. Кочетов отметил:
«Почти вслед за выходом мины из аппарата раздался страшный взрыв, потрясший всю лодку, водяной столб которого я увидел у самого борта. Причина преждевременного взрыва точно неизвестна, предполагаю, что мина, зарывшись, взорвалась тут же о грунт, так как глубина, по всей вероятности, была очень мала».
В этом походе «Нарвалу» удалось еще торпедировать ранее подорвавшийся на мине, но уже стоящий на плаву с подведенным пластырем неприятельский транспорт «Ирмингард».
Таким образом, использование торпедного оружия не являлось редкостью для русских подводников. Стрелять они умели и при необходимости это умение применяли, правда, большей частью по целям неподвижным. При попытках стрельбы по целям движущимся возникали дополнительные трудности, связанные, прежде всего, с недостатком скорости при выходе на курс цели, то есть занятием наилучшей позиции стрельбы, а также демаскирующими свойствами применявшихся на наших лодках перископов.
Вынужденная установка на новых черноморских лодках слабых дизель-моторов взамен заказанных в Германии ухудшала не только тактические свойства, такие как скорость хода под дизелями, но и значительно увеличивала время полного заряда аккумуляторных батарей. Проблемы с их зарядкой отрицательно сказывались на длительности нахождения лодки в подводном положении, а также на возможности развивать высокую скорость под водой.
Другой важной причиной неудач русских лодок при выходе в атаку начальник черноморской подводной бригады капитан 1 ранга В.Е. Клочковский считал «то обстоятельство, что неприятель слишком рано замечал даже редко показываемый перископ и маневрированием не допускал до атаки». По его мнению, это стало следствием того, что «были совершенно упущены из виду тактические требования, которым должен удовлетворять перископ, и перископы для наших лодок всегда заказывались очень толстыми».
Значимость скрытного подхода лодки к цели на дистанцию торпедного залпа особенно возрастает при атаке боевого корабля. Ведь именно на таком корабле возможности многочисленного экипажа позволяют тщательно следить за обстановкой в окружающей акватории. Свои выводы В.Е. Клочковский сделал в сентябре 1915 года после серии неудачных атак русских лодок по боевым кораблям неприятеля.
Так, с 7 по 15 мая 1915 года начальник бригады выходил в море на подводной лодке «Тюлень» (командир — старший лейтенант П.С. Бачманов). В этом походе 14 мая на рейде Зунгулдака с лодки обнаружили германо-турецкий крейсер «Breslau» и предприняли попытку сближения с ним.
На тот момент крейсер ожидал конца погрузки угля пароходом, который он должен был конвоировать. В рапорте командующего бригадой отмечается, что, когда лодка увеличила ход и пошла в атаку, «в расстоянии 20-ти кабельтов от лодки пред наступлением момента минного выстрела «Бреслау» резко покатился в одну сторону, лодка стала катиться на пересечку курса, скрыв перископ. При следующем затем показывании перископа был усмотрен «Бреслау», идущий полным ходом в расстоянии кабельтовых 10- ти по противоположному с предполагаемым борту лодки, уже вне углов минного обстрела; пришлось, покатившись дальше, выстрелить из кормового аппарата вдогонку. В момент минного выстрела лодка была обстреляна крейсером».
По всей видимости, в той ситуации лодку обнаружили с крейсера еще задолго до выстрела торпедой. Пользуясь потерей визуального контакта, когда лодка скрыла перископ, неприятельский корабль резко изменил курс, уходя от места вероятного появления ее на поверхности.
Возможно также, что лодку обнаружили только в момент залпа по всплеску вышедшей из аппарата торпеды. На это обстоятельство указывает в своем рапорте В.Е. Клочковский, связывая торпедный залп с одновременным обстрелом лодки. Именно это стало и причиной неудачи «Тюленя» при атаке в следующем походе, когда своевременное обнаружение выпущенных лодкой торпед позволило «Breslau» уклониться от них.
Ранним утром 28 мая 1915 года с «Тюленя», находившегося в очередном крейсерстве, обнаружили дым выходящего из Босфора судна, опознанного в 6 ч 45 мин как крейсер «Breslau».
«Тюлень» погрузился и пошел на сближение с ним. Сохраняя скрытность, лодка уверенно выходила в позицию стрельбы, а крейсер курсом 20– 30° упорно шел прямо на нее.
Чтобы не переходить на левый борт цели и произвести атаку с солнечной стороны, «Тюлень» в 6 ч 55 мин описал циркуляцию и, уменьшая ход, лег на курс 270°. В донесении ее командир отмечал:
«В 7 ч 10 м «Бреслау» стал ворочать на Ost. Изменяя постепенно курс за ним, лег на 30, расстояние около 10 кабельтов. В 7 ч 30 м расстояние около 4,5 кабельтов, произвел залп из трех мин. Следов мин в перископ из-за свежей погоды не видел. После залпа «Бреслау» круто лег на курс, близкий к N, и увеличил ход».
В этом боевом эпизоде лодке удалось скрытно подойти на позицию торпедной стрельбы и произвести залп по неприятельскому крейсеру. Если бы он не изменил курс влево, то менее чем через минуту получил бы попадание торпедой. Однако служба наблюдения на крейсере сработала отлично, и «Breslau» вновь удалось избежать попадания русских торпед.
29 июля 1915 года с находящейся на позиции у пролива Босфор подводной лодки «Морж» в 5 милях от Эльмас Табии около 17 ч обнаружили приближающееся с восточного направления облако дыма. Его командир старший лейтенант В.В. Погорецкий принял решение атаковать цель, для чего лодка погрузилась и легла на курс 180°.
Несмотря на увеличение хода до самого полного, сохранять неизменность пеленга на цель (обязательное условие для сближения вплотную) не удавалось, и курсовой угол с лодки на цель через 15 минут атаки начал уменьшаться.
В 17 ч 45 мин цель была опознана как линейный крейсер «Göben». Для выхода на кратчайшую до него дистанцию командир изменил курс лодки на 20° вправо и увеличил ход до максимально возможного (в документах указано «2000 ампер»).
Тем не менее сблизиться удалось только на дистанцию 18–20 кб, с какого расстояния лодка и выстрелила тремя торпедами. По мнению командира, «так как мины были установлены на 15 кабельтовых при нажатии регулятора на скорость 30 узлов, мины, по-видимому, не дошли до цели».
В этой ситуации вероятность попадания торпед с любой установкой была бы ничтожно мала. Лодка просто не смогла выйти в позицию стрельбы. Наверное, не стоило даже тратить дорогостоящие торпеды впустую, хотя соблазн попасть в «Göben», главный корабль неприятеля на Черном море, был чрезвычайно велик.
Не смогла осуществить торпедный залп при выходе в атаку и подводная лодка «Нерпа» старшего лейтенанта В.В. Вилькена. Осуществляя поиск у турецких берегов, утром 23 августа 1915 года с нее обнаружили крейсер «Hamidie» («Гамидие»), шедший с Ost в сопровождении двух миноносцев. Зная о возможном присутствии в районе подводных лодок, неприятельские боевые корабли ходили переменными курсами.
В 6 ч 45 мин «Нерпа» погружается и выходит в атаку, стараясь выйти на курс цели. В 7 ч 10 мин «Hamidie» меняет курс и движется прямо на лодку. В.В. Вилькен рассчитывает разойтись с неприятелем на контркурсах, при этом произвести стрельбу бортовыми аппаратами.
«В 7.25 показав перископ, — докладывал он, — увидел «Гамидие» идущим прямо на лодку в расстоянии 8–10 кабельтов. Изменив курс на 5 градусов влево, скрыл перископ. Поднявшись через 3–4 минуты увидел «Гамидие» направо за траверзом, повернувшим на 90 градусов кормой к нам и быстро уходившим».
Таким образом, возможность торпедного залпа была упущена.
Пытаясь обеспечить скрытность, командиры стремились как можно реже показывать перископ над водой. В то же время без него они не могли своевременно реагировать на изменение обстановки и вносить коррективы в свои планы. Часто скрывая перископ, командир «Нерпы» рисковал не только пропустить момент торпедного залпа, он рисковал оказаться под форштевнем неприятельского корабля, как балтийский «Окунь», чудом избежавший гибели от тарана германского броненосца.
Несмотря на множество неудач при выходе на позицию и в торпедных стрельбах, русские подводники Черного моря смогли открыть свой победный счет потопленным в атаках неприятельским транспортам.
Так, подводная лодка «Морж» с 25 июня по 3 июля 1915 года находилась в очередном походе к турецким берегам. Для лучшей маскировки в надводном положении на перископе подняли косой парус. 28 июня она уничтожила шедший из Константинополя парусник.
29 июня в 11 ч 50 мин в районе мыса Кара Бурну было обнаружено паровое судно, двигавшееся с востока к Босфору. Ее командир старший лейтенант В.В. Погорецкий отмечал, что перед погружением точно определил свое место. Погрузившись в соответствии с правилами выхода в атаку, лодка легла на курс, перпендикулярный пеленгу на цель (большой турецкий пароход водоизмещением около 7000 т), которая двигалась вдоль береговой полосы.
Ложась в 12 ч 35 мин на боевой курс, командир, по всей видимости, уже точно определил элементы движения этого прохода. Если он шел вдоль берега и в непосредственной близости от него, то курс и дистанция до него определялись по карте.
Также с помощью карты по замеренным пеленгам на судно легко определялась и его скорость. По этим данным В.В. Погорецкий правильно выбрал угол упреждения и «в 12 ч 55 м выпустил по правому борту парохода залп из двух торпед с расстояния до судна 8–9 кабельтовых. Последовало два взрыва с промежутком одной минуты между ними. Первый взрыв был следствием попаданием мины в самую середину транспорта, а вторая мина взорвалась, ударившись о берег».
Подводная лодка «Тюлень», крейсируя 28 июля 1915 года в поисках неприятеля к востоку от о. Кефкен, обнаружила два турецких парохода, шедших навстречу. Заметив ее, они повернули на обратный курс и только после встречи со своим миноносцем под его защитой возобновили движение в нужном направлении.
Невзирая на присутствия корабля охранения, двигавшегося переменными курсами, как бы прочищая море, старший лейтенант П.С. Бачманов решил атаковать один из пароходов.
В своем донесении он отмечал, что «благодаря скрыванию перископа лодку, по-видимому, с миноносца до выстрела миной не видели… В 11.43. курс SO, миноносец на курсе N в 8-ми кабельтовых на правом курсовом угле градусов 30. Скрыл перископ. 11 ч 50 м. Показал перископ. Миноносец, изменивши курс на 90 градусов, был уже на траверзе в 2-х кабельтовых, расходясь большим ходом на контркурсе. Первый пароход на том же курсе впереди траверза в 5-ти кабельтовых от лодки в положении, чрезвычайно выгодном для выстрела… 11 ч 55 м. Выпустил траверзную мину правого борта по пароходу. Миноносец немедленно повернул на лодку, открыв огонь по ней… Уже на глубине через 55 сек. после выстрела услышал взрыв попавшей мины».
Торпеда действительно поразила в цель, так как через 20 мин П.С. Бачманов вместо парохода увидел в перископ только его обломки и пустые шлюпки. В этой ситуации удача сопутствовала командиру нашей лодки.
«Тюлень» остался незамеченным, всплыв в непосредственной близости от корабля охранения. Малая дистанция до неприятеля помогла П.С. Бачманову правильно оценить элементы их движения и выбрать угол упреждения, после чего оставалось только дождаться момента, когда цель подойдет на рассчитанный для стрельбы курсовой угол.
Выход торпеды демаскировал лодку, но то, что увидели с миноносца, не увидели или не смогли правильно оценить на транспорте, соответственно, не смогли и уклониться.
Таких случаев успешного применения торпедного, то есть основного оружия подлодки на счету русских подводников чрезвычайно мало. Вместе с тем можно отметить, что мастерства в применении этого оружия нашим командирам не всегда хватало.
Русские моряки приняли свои новые лодки и начали их освоение уже после начала боевых действий на черноморском театре. Первые боевые выходы на них стали одновременно и походами учебными. Освоение же новой техники в боевой обстановке, как правило, отрицательно влияет и на выполнении полученных заданий, и на раскрытие всех потенциальных возможностей вновь полученного оружия. Во многих боевых ситуациях русские подводники предпочитали дорогостоящей и не всегда предсказуемой торпеде хорошо проверенную пушку.
Так, например, разбирая бой подводной лодки «Тюлень» с вооруженным транспортом «Rodosto» 28 сентября 1916 года, невольно задумываешься над тем, почему ее командир капитан 2 ранга М.А. Китицин не использовал имеющиеся на борту торпеды после первых залпов с транспорта, а вступил с ним в артиллерийскую перестрелку, которая могла в любой момент трагически закончиться для подводной лодки.
Этот вопрос если и задавался когда-то и кем-то, то наверняка так и остался без ответа, ведь победителей, как известно, не судят и лишнее не спрашивают...
© И. В. Завьялов
Фрагмент статьи из сборника "Гангут" №93/2016