Вопрос может быть не сильно замаскированным утверждением об «упадке западной цивилизации»: типа, «вы серьёзно говорите мне, что есть какие-нибудь современные композиторы, которые потрясли мир, как это сделали когда-то Моцарт и Бетховен?»
Словосочетание «Моцарт-и-Бетховен» всегда означает идею классического гения, с которым уже никто не сможет сравниться. Иногда сюда добавляется их приятель Бах, потому что он, вероятно, тоже хорош (нам так сказали). Никто никогда не спрашивает, могут ли современные классические композиторы конкурировать с гением старинных композиторов, таких как Букстехуде.
Есть примечательное слово «конкурировать». Подразумевается, что композиторы находятся в постоянной борьбе друг с другом за приз «Гений», «Величайший» или «Лучший».
Говорить о «Моцарте-и-Бетховене» таким образом, как будто мы имеем в виду одно и то же, или как если бы они делали одно и то же, а их достижения были бы эквивалентны друг другу — значит оказывать серьёзную медвежью услугу их музыке и её пониманию.
Если мы хотим понимать и ценить музыку Бетховена, это означает слушать её, читать о ней, понимать, что он думал и делал (и это далеко не одно и то же), что думали люди об этом в его время, и что он в результате оставил после своей смерти.
Композиторы не живут вне истории. Достижения Бетховена имеют смысл для нас, только если мы считаем его принадлежащим своему времени: 1770 - 1827 годам европейской истории.
Музыка Бетховена может коснуться, взволновать или вдохновить нас, даже если мы не знаем ничего о его жизни и времени. Но одна из причин его известности заключается в том, что его карьера произошла именно в определённый момент истории. Это было время, когда традиционный авторитет подвергался сомнению, революция витала в воздухе, а герои были модными.
Отношения Бетховена с системой покровительства, которая существовала в то время, слишком сложны, чтобы вдаваться в них глубоко, но давайте просто скажем, что популярный образ Бетховена как сурового независимого духа, идущего своим путём против общества — как отчасти правда, так и отчасти ерунда.
Современные композиторы имеют такие свободы, о которых Моцарт мог только мечтать, а Бетховен помог осуществить эти свободы. Но современная классическая музыка — это совсем не та область, в которой можно себе представить такого культурного героя, как Бетховен. Не потому, что современные композиторы не пишут замечательную музыку, а только потому, что люди уже смотрят совершенно по-другому на то, что они делают.
Канадский пианист Glenn Gould (1932 - 1982) был известен своей высокопарностью. Он ушёл из живых выступлений в 1964 году, заявив, что ему не нравится цирковая атмосфера живых концертов, и всю оставшуюся жизнь делал записи в студии, сочинял эссе и снимал документальные фильмы. Всё это послужило лишь повышению качества его карьеры.
Гульд с самого начала был известен своими огромными техническими способностями, особенно удивительным мастерством разделять голоса в фуге. Он любил Баха, но имел гораздо меньше терпения к музыке, которая не была в высшей степени полифонической.
Начиная с конца 60-х и до 70-х годов он записал большинство фортепианных сонат Моцарта. В одном из интервью Гульд заявил, что, кроме одной записи Концерта № 24 К. 491, которую он выпустил ещё в начале 60-х, он не заинтересован в записи всего остального. Единственной причиной, по которой он записал упомянутые сонаты, было показать, насколько они плохи. Он продолжал, сказав в своей характерно провокационной манере, что вопреки известной «мудрости» о том, что Моцарт умер слишком рано, он сам иногда думает, что, возможно, Моцарт умер слишком поздно.
Разумеется, наименее вдумчивыми поклонниками Моцарта это было воспринято как богохульство, ересь или просто как Гульд, являющийся чудаком на букву «м».
Гульд искренне не любил эти сонаты, и сыграл их так, чтобы о них пришлось спорить. Он выявил в них все черты, которые считал поддельными, декоративными, «галантными». Неудивительно, что это не слишком понравилось рецензентам и слушателям, которые любят эту музыку.
Прежде всего, Гульду нравилась музыка, которая вызывает чувство «экстаза», но ему не нравилась музыка с драматическими эффектами, как это часто бывает у Моцарта. Какой смысл этого длинного экскурса о Гульде и Моцарте? Это показывает, что никто не выше критики.
Я даже не дошёл до того, что ни Моцарт, ни Бетховен не были «старинными» композиторами. Моцарт приходит в середине некоей традиции, а Бетховен охватывает две традиции. Но это другая история.
Таким образом, попытка предположить, что композиторы XXI века «конкурируют» с «гением» композиторов XVIII века, по причинам, которые я попытался изложить выше, просто бесполезны. Это противоречит пониманию Музыки.
По материалам публикации (англ.).