На следующий день после торжественной церемонии награждения победителей, ознаменовавшей закрытие 15-го театрального фестиваля «Золотая маска», в Москве стартовал 8-й Пасхальный фестиваль. В этом году уже ставший традиционным музыкальный форум имеет еще большую региональную компоненту, чем прежде, причем если прошлый фестиваль затронул в основном крупные российские провинциальные центры, то в этом существенное внимание уделено малым городам. Кроме того, фестиваль впервые пересечет границы России – несколько концертов пройдут в Ереване, что неудивительно, поскольку с Арменией Валерия Гергиева многое связывает. Впрочем, и Москве в этот раз достанется немало интересных программ.
Прежде всего, это колоссальная реперезентация очень разных хоровых коллективов, помимо лучших российских хоров можно будет вновь услышать гостей из Украины, Армении, Эстонии, Литвы, Болгарии, Сербии, а также из двух новых стран на политической карте – Абхазии и Южной Осетии, в судьбе становления независимости которых, как известно, маэстро Гергиев принял самое живое участие, за что получил немалую порцию критики и откровенной недоброжелательности на Западе.
OperaNews.Ru естественным образом сосредоточится на оперной программе фестиваля. В этом году она не столь разнообразна и обширна. Достаточно сказать, что в отличие от прошлых лет, в Москве не будет показано ни одного полноценного спектакля, что, конечно, очень жаль. В то же время в концертном варианте прозвучат оперные произведения, которые совсем нечасто появляются на сценических площадках. Это «Соловей» Игоря Стравинского, «Замок герцога Синяя Борода» Белы Бартока и по одному акту из двух великих мистерий – «Парсифаля» Рихарда Вагнера и «Сказания о невидимом граде Китеже» Николая Римского-Корсакова.
На открытии фестиваля, случившемся по традиции в первый пасхальный день, прозвучало три произведения. Оперу «Соловей» обрамляли «Симфонический диптих» Родиона Щедрина и 2-я симфония Сергея Рахманинова. Опус Щедрина написан в этом году, на Пасхальном фестивале состоялась его мировая премьера. Лаконичное десятиминутное произведение формально не делится на две части, как то можно было бы предположить из названия: диптихом свое новое детище композитор назвал в силу противопоставления в нем двух музыкальных тем – легкой, мелодически причудливой и очень красивой, распевной первой и жесткой, динамичной, даже несколько буйной второй. Симфония Рахманинова – дань классике, той классике, которую любят и понимают почти все, для восприятия которой не нужно иметь консерваторское образование и годы слушательского опыта за плечами. Оба симфонических произведения были сыграны интересно – и лиризм, и контрастность, и динамическое разнообразие, и собственно мастерство оркестра Мариинского театра были здесь предъявлены в полной мере и не вызывали никаких вопросов: сиди и слушай.
Первая опера Игоря Стравинского – произведение необычное во всех отношениях. Заявленное как трехактная сказка, длится оно всего-то около часа. Музыкальный язык сложен, изощрен, но не лишен своей странной, несколько искусственной красоты. Здесь искусно переплетены никогда не написанная 16-я опера Римского-Корсакова, учителя Стравинского (особенно это чувствуется в первом акте, как известно, написанном в 1909 году, в то время как два других – в 1912-м: контраст между ними разительный; влияние «корифея оркестровки» наиболее заметно в обрисовке природного ландшафта китайского садика, где колористически богатая и в то же время тонкая звукопись является очевидной аллюзией на лучшие страницы творчества самого плодовитого из кучкистов), новомодные по тем временам искания музыкального экспрессионизма и импрессионистические, словно затуманенные, неброские краски. Вокальные партии по-модернистски сложны, но они поются, поскольку мелодичны: центральная из них (Соловей) написана для сверхумелой колоратуры – здесь Стравинский пользуется этим типом голоса так же смело и, я бы сказал, экстремально, как Корсаков в «Петушке» или Рихард Штраус в «Ариадне на Наксосе»: на пределе его возможностей, насыщая вокальную линию хроматизмами, скачками, заоблачными высотами, справиться с которыми под силу только очень мастеровитой певице.
И такая певица у Гергиева есть. Ольга Трифонова не только справилась с труднейшей партией: ее исполнение без натяжки можно охарактеризовать как пение экстракласса. Не просто все ноты на месте, все математически точно исполнено, все верхи взяты безупречно: Трифоновой удалось при этом не утерять округлости звука, красоты собственного тембра и что может быть самое удивительное – у высокого сопрано, да еще в такой мудреной партии, был понятен текст, что и при более комфортных условиях в опере, согласитесь, большая редкость. Давно слежу за творчеством этой мариинской дивы: Трифонова не удостоилась такой мощной раскрутки как Анна Нетребко, но все виденные мною ее работы – Снегурочка, Шемаханка, Антонида, Прилепа, Нанетта – говорят за то, что из многообещающего дарования конца 1990-х она выросла в настоящего мастера вокала. Если добавить к этому, что певица наделена прекрасными внешними данными и выглядит, будто с обложки дорогого журнала, то портрет примадонны будет вполне завершенным.
Достойную пару Трифоновой составил Николай Путилин в партии Китайского императора: мощный, красивый голос, в хорошей вокальной форме позволил создать образ настоящего восточного деспота. Чистым, ясным тембром, хорошей дикцией отличалось и исполнение Людмилы Дудиновой (Кухарочка). В то же время Злате Булычевой, обладательнице густого, вязкого контральто не удалось продемонстрировать всех его достоинств в партии Смерти в полной мере: образ получился проходным, совсем не страшным. Дмитрий Воропаев (Рыбак) неплохо справился с обоими ариозо своей партии, но в голосе уж слишком много характерного звучания. Бледноватыми получились обе второстепенные мужские роли – Юрий Воробьев (Камергер) и особенно Эдуард Цанга (Бонза) отличились неярким, «глухим» вокалом. О коллективах Мариинского театра можно сказать, что их исполнение в целом не вызывало нареканий. В хоре лишь несколько жидковатыми оказались тенора, а в оркестре медные духовые были не всегда точны. В то же время в целом импрессионистски-модернистская партитура оказалась Гергиеву и его подопечным вполне по плечу: можно было услышать, что это не только сложная, но и красивая музыка.
26 апреля 2009 г., "Новости оперы"