В Костроме шестидесятых годов во дворах не было мусорных контейнеров. И было чисто.
По нынешним меркам провинциальных городов – особенно в безденежной среднерусской полосе – невероятно чисто.
Дворники работали, может быть, без особенной радости, но старательно. Преимущественно русские женщины за сорок, которые знали всех жильцов в доме и с каждым здоровались. Высокоумные устроители жизни не взяли их собой в светлое буржуазное завтра – к началу развала СССР дворничихи уже вышли на пенсию и стали, одна за другой, отправляться на погост.
Как бы добросовестно не мели дворницкие мётлы, надо же было избавляться от накапливающегося в квартирах мусора. Для этого каждый день, кроме воскресенья, во двор приезжала мусороуборочная машина, которую у нас в семье называли «чудный час», потому что отец, склонный к импровизированным рифмованным шуткам, сочинил однажды:
О, чудный час! О, чудный миг!
Пришёл помойный грузовик.
«Чудный час», побрякивая и фырча, въезжал во двор ровно в 17.45 и вставал точно под нашими окнами. Из всех четырёх подъездов выходили жильцы с мусорными вёдрами, опоражнивали их в бак мусоровоза и либо возвращались домой, либо задерживались во дворе, чтобы посплетничать-посудачить. «Чудный час» был не только ассенизатором, но и аниматором, развлекал и поддерживал хорошее настроение, создавал игровые ситуации, да и просто позволял оценить, как живут соседи – по выброшенному из ведра мусору можно было много сказать о достатке и привычках каждой семьи.
Чего совершенно не было в мусоре, так это стеклянных бутылок - ни молочных, ни пивных и вино-водочных. Рука бы не поднялась.
Молочная бутылка стоила пятнадцать копеек, пивная и водочная – двенадцать, бутылка ёмкостью 0,75 – семнадцать копеек. Бутылки накапливались, а потом их несли в пункт приёма стеклотары. «Пошли сдавать пушнину!» (впрочем, это словечко, кажется, появилось позднее, в семидесятые). Всю стеклотару загружали в сумки и авоськи, чтобы на вырученные деньги купить самое необходимое и снова пополнить запасы бутылок; такой вот круговорот стекла в природе.