Самые известные и самые неожиданные
От последнего мирного лета до весны 1945-го, от летчиков до партизан, от Ленинграда до Сталинграда — выбрали 12 главных тем нашего военного кино и проиллюстрировали каждую двумя фильмами. Первый — относительно традиционный, признанный шедевр или народный хит. Второй — странный, неожиданный, забытый или новаторский для своего времени.
Предчувствие войны
«До свидания, мальчики»
Конец 1930-х, Евпатория. Володя, Женя и Саша купаются в море, ходят в кино и на концерты, влюбляются, мечтают о будущем и готовятся к учебе в военном училище. Детство заканчивается, впереди долгая и счастливая жизнь. Но в Германии уже жгут книги на площадях.
Хрестоматийное кино 1960-х, памятник счастливой довоенной юности. Михаил Калик любовно воспроизводит детали быта приморского города, постепенно вставляя в свое лирическое повествование намеки на скорое разрушение идиллии. Сквозь историю о дружбе трех мальчишек постепенно прорывается голос умудренного рассказчика, который знает: взрослая жизнь принесет им много горя, а кому-то и вовсе суждена скорая смерть. «До свидания, мальчики» снят с оглядкой на традицию итальянского кино, особенно Феллини, который был одной из главных фигур для поколения оттепели. Но тут Калик идет на опережение и снимает свой «Амаркорд» за много лет до того, как это сделал сам Феллини.
«Чистые пруды»
Сережа, Нинка, Женька и Оська живут в центре Москвы. Они молоды, мечтательны, немного влюблены и думают о будущем. Какими они станут спустя годы? Нинка предлагает встретиться спустя несколько лет на родных Чистых прудах. Встреча эта будет вовсе не такой, как они ожидают.
Поэтическое осмысление прозы Юрия Нагибина по сценарию Беллы Ахмадулиной, которая тогда была женой писателя (она же периодически читает за кадром стихи, поясняющие происходящее на экране), «Чистые пруды» не столько реконструируют жизнь поколения, которому со школьной скамьи пришлось уходить на фронт, сколько развивают мифологию шестидесятников. Безупречные чистые герои с их бесконечной рефлексией, ценность дружбы, боязнь поступить против совести, обилие поэзии в словах и поступках... Хотя авторы касаются ключевых событий 1930—1940-х — репрессий (их жертвой оказывается отец Нинки), войны и общего цинизма, — все это оказывается лишь эффектным материалом для лирической поэмы, в финале которой юные герои выстраиваются в выразительную симметричную композицию на трибунах стадиона имени Сталина в Измайлово.
«Утомленные солнцем 2»
Один из любимых... объектов насмешек нашей критики и публики, фильм, который любят немногие, но знают точно все. Уже в слогане михалковского опус магнум — «Великое кино о великой войне» — читался вызов зрителю и самой истории кино, брошенный дерзким Никитой Сергеевичем. Михалков, который всегда считался мастером камерной буржуазной драмы, вдруг замахнулся на военный эпос, еще и состоящий из двух фильмов. Такое прежде делал только сам Сталин, бывший заказчиком и полноценным продюсером послевоенной «документально-художественной» эпопеи про десять сталинских ударов (десять ключевых сражений Великой Отечественной, к которым сводилась официальная история войны при позднем сталинизме; в итоге фильмов удостоились только три). Противостояние режиссера-монархиста и генсека было проиллюстрировано уже постером, на котором бодались лбами комдив Котов, экранное альтер эго режиссера, и Иосиф Виссарионович.
Что ж, надо признать, что Михалков победил. Его дилогия была снята отчасти по лекалам сталинского кино: то же чередование поля боя и кабинетных сцен в ставке, то же невероятное сочетание гротеска и документальности (Михалков утверждал, что даже эпизод атаки советской пехоты, вооруженной одними рукоятками от лопат, — исторический факт). Но в то же время выворачивала эти штампы наизнанку: к Кремлю задом, лицом к простому человеку в ватнике. Даже недоумение критики, поначалу весело смеявшейся над вольным обращением Михалкова с жанрами (тут и хоррор, и военная комедия, и религиозная драма, и чуть ли не стимпанк — Котов, которому сломали пальцы в НКВД, ходит с каким-то фантастическим механическим протезом, как у Фредди Крюгера), вскоре сменилось признанием. Было решено, что Михалков, скрестив фольклорные мотивы с военной фактурой, снял модную фантазию вроде «Мифогенной любви каст» Павла Пепперштейна, сюрреалистической версии Великой Отечественной, где насмерть бились не только люди, но и герои сказок — от служащего в люфтваффе Карлсона до Колобка.
«Падение Берлина»
Один из тех самых трех фильмов о сталинских ударах, странный даже по меркам своего времени. Сталевар Алексей Иванов, классический советский everyman с простецким лицом, родившийся в 1917-м, аккурат в день Октября, дает рекорд по выплавке, попадает в газеты, а потом и на прием к Сталину. Неотесанный и неуверенный в себе Иванов боится идти на встречу с генсеком, смешно прячется за кустами роз, но в итоге получает советы на все случаи жизни. В том числе и личной — Алексей никак не решается форсировать отношения с возлюбленной Наташей, девушкой культурной, цитирует по памяти Пушкина. Однако в тот самый момент, когда Иванов решается на поцелуй, пару начинает бомбить немецкая авиация. Потребуется четыре года боев и сталинский военный гений, чтобы Алексей дошел до Берлина, освободил Наташу из германского плена и окончательно соединился с ней — впрочем, прерванный вторжением поцелуй в итоге достанется… генералиссимусу.
Парадокс: ставшее лидером советского проката, принесшее своим создателям несколько Сталинских премий «Падение Берлина» не очень понравилось зрителям и самому Сталину. Советские граждане писали в центральную прессу письма, возмущенные нарочитой неуклюжестью главного героя: и где это видано, чтобы такое бревно удостоилось фильма, не то что аудиенции у самого?! Сталин, напротив, был не очень доволен своим собственным образом: в фильме Чиаурели его играл постоянный имперсонатор генсека, грузин Михаил Геловани, но в это время Сталин уже задумывался о смене имиджа, и сыгранный Геловани образ, по его мнению, «страдал национальной ограниченностью». Так что в другом фильме сталинианы — «Сталинградской битве» Владимира Петрова — высочайший кастинг прошел русский актер Алексей Дикий, не имевший ни акцента, ни портретного сходства с прототипом.
«Сталинград»
В фильме Федора Бондарчука всё на своих местах: рукопашные бои и взрывы гигантских цистерн с топливом, которые особенно эффектно смотрятся в 3D; злые немецкие полковники, которые так любят оперные арии, и ушедшие на фронт оперные певцы; суровые красноармейцы, слабые женщины, цена победы. Сценарий ладно скроен и не лишен оригинального твиста: группа солдат и матросов занимает полуразрушенный дом у берега Волги. Там они встречают девушку Катю, единственную выжившую из жильцов. Солдаты тянутся к Кате, череда лирических сцен перемежается взрывами и неизбежными смертями, а в финале голос взрослого Катиного сына за кадром скажет: «Мама всегда говорила, что отцов у меня было пять». Трагическая фронтовая полиамория богато декорирована: в центр кадра Бондарчук устанавливает знаменитую живописную скульптурную группу «Дети и крокодил», чудом уцелевшую среди разбомбленного города; на каждой оставшейся стене висит с десяток портретов, а в углу полуразрушенной квартиры обязательно найдется что-то симпатичное из старинной мебели.
