– В этом мире совсем не осталось любви, - пробурчал Пеппетто, ухмыльнувшись.
Этот грузный ворчун с седыми, словно пепел, и крепкими, словно ле́ска, волосами всегда ухмылялся. И к месту, и не по делу. Но никогда не врал. Возможно, именно за это мистер Грусть и любил его.
– Ты когда вернулся? – Пеппетто был скуп на чувства, но в этот раз ему пришлось постараться, чтобы голос прозвучал как можно более равнодушно.
Можно подумать, мистер Грусть не знал его! Да он готов был поспорить на все звёзды своего мира, что старина Пеппетто разыскивал его повсюду, пока не понял, что тот угодил в дыру.
– Вчера, на рассвете.
– Ну и как там? – Пеппетто сделал малюсенький глоток своей фирменной настойки и потянулся за толстой сигарой.
– Слишком много дождей, – тихо отозвался мистер Грусть. – И звёзды... Слишком высоко...
– А где же твоя певунья? – у Пеппетто были густые брови. И потому, когда он удивлялся, они, спутанные, словно ветки в гнезде, никак не могли определиться, в какую сторону им ползти. И ползли туда, куда им угодно. В разные стороны.
– Когда открылся проход, – мистер Грусть резко замолк, раздумывая, стоит ли рассказывать про девчонку. Решив, что не стоит, прокашлялся и продолжил. – Она не успела. Осталась там.
– Ха, – ухмыльнулся Пеппетто. – Да я скорее поверю, что все твои звёздочки погасли вмиг, чем в то, что ты оставил там своё крылатое безобразие!
Эти двое слишком давно знали друг друга. Слишком давно, чтобы недоговаривать или попытаться скрыть хоть малюсенькую деталь.
– Давай, Хранитель побрякушек, рассказывай, кому ты доверил свою певунью?
– Как же я соскучился по твоему ворчанию! – улыбнулся мистер Грусть.
– А я, что уж скрывать, по твоей редкой улыбке. Так кому ты её оставил?
– Одной девочке, – решил он не юлить, а рассказать всё, как есть. – Одной несчастной и одинокой девочке.
– Ах, мой старый друг! Даже там ты не смог удержаться, чтобы не помочь кому-нибудь. Это доброе сердце вновь сыграет с тобой злую шутку. Попомни мои слова.
– Так получилось, Пеппетто. Просто так получилось.
– Главное, ты вернулся, – ухмыльнулся он.
– Пожалуй, – согласился Мистер грусть. Он протянул руку и осторожно снял одну звёздочку. – Как же я скучал по вам, мои милые, – прошептал он, аккуратно протерев краешком рукава острые запылившиеся края. – Неужели никто не начищал вас?
– Просто никто не умеет делать это лучше тебя, мой друг.
– Кого они выбрали?
Пока мистер Грусть застрял в городе холодных дождей, кто-то должен был присматривать за звёздами. Он понимал это, но где-то внутри надеялся, что они не посмеют назначить другого Хранителя.
– Может, это и к лучшему, – пробурчал Пеппетто. – Ты ведь воин, мой друг. Так вернись к своей судьбе. Хватит возиться с этими звёздами.
– Так кого они выбрали?
– Ну а кого они могли выбрать, А́квилус?
– Хм... Как давно я не слышал собственного имени.
– С тех пор, как сам от него отрёкся.
– Так кого они выбрали, Пеппетто? А́руса?
– Его самого.
– Ну, да. Можно было и не спрашивать. Трусливый звездочёт давно мечтал оказаться среди Хранителей. И тут такая возможность! Он бы ни за что не упустил её.
– Ты, наверное, меня не расслышал, поэтому я, пожалуй, повторюсь. Может, это и к лучшему?
– Я не вернусь туда, Пеппетто! Я принял решение! Не будем больше об этом.
– Ты чертовски упрям. И, если бы не знал тебя, как самого себя, то добавил бы, что ещё и глуп.
– Спасибо, мой друг. В этом мире у меня, пожалуй, никого и не осталось, кроме тебя.
– У тебя есть дом, Аквилус. И, думаю, самое время вновь отыскать к нему дорогу.
– Мой дом – здесь. Я больше не воин. И не желаю быть им.
– Отдохни. Соберись с духом. На рассвете они созовут всех Хранителей. Но не думаю, что ты сможешь вернуть себе свои любимые звёзды.
Пеппетто не был ни Хранителем, ни воином. Он был обычным жителем Красных полей – небольшой части их огромного мира. Но ему всегда удавалось знать всё и про всех. И если он сказал, что мистер Грусть не получит звёзды, значит, так это и будет.
– Доброй ночи, Пеппетто.
– Доброй ночи, мой друг.
Мистер Грусть неспешно направился к Серебряному холму. Там, на самой верхушке, была его хижина – там был его дом. Вот уже много-много лет. Звёзды молча наблюдали за ним, своим любимым Хранителем, затаившись, словно нашкодившие детишки. Как же давно он не ступал по этой мягкой траве, задумчивый и тихий. Как же давно его не было в этих краях.
– Итти, – вздохнул мистер Грусть, вспомнив о пурпурной бабочке. – Я буду скучать по тебе. Всегда.
Он остановился и закрыл глаза. Воспоминания тут же пробрались сквозь тонюсенькую лазейку. Усталый, мистер Грусть не мог им сопротивляться.
Он был воином, когда нашёл Итти. В тот день – а день был жарким – он возвращался с Зелёного Мыса, довольный, хоть и измотанный. Он, великий воин, спас небольшой городок от ара́дусов – тёмных прихвостней, которые время от времени нападали на мелкие городишки. Крупная рыба была им не по зубам.
– Если бы ты могла оказаться здесь, Итти... Это было бы так прекрасно... Мы бы вновь путешествовали. Как раньше. Везде и повсюду.
Он открыл глаза и быстрым шагом направился к хижине. Скрипнула дверь, а затем наступила тишина. Тяжёлая и безмолвная, как и его грусть.
Утром за ним пришли трое.
– Тебя ждут на Совете, Аквилус, – произнёс один из них, только мистер Грусть открыл дверь.
– Не видел вас раньше, ребята, – усмехнулся, отправив в рот кусочек лимонного печенья. – Новенькие?
Сегодня у него было весёлое настроение и желание поскорее покончить с болтовнёй, чтобы, наконец, вернуться к своим обязанностям.
Но всё пошло не так, как он предполагал.
– Аквилус, мы разрешили тебе стать Хранителем звёзд, – громко произнёс Первый, самый главный Мун, стоявший во главе Совета.– На время. Пока ты не соберёшься с мыслями. Да, ты отрёкся от пути воина, и мы закрыли на это глаза. Но все мы знаем, что не в нашей власти выбирать судьбу. Ты должен вернуться домой.
– Мой дом здесь, и нигде больше, – сказал мистер Грусть, поднявшись с колена.
В просторном синем зале наступила тишина. Такой тон был неприемлем даже для великого воина. Никто не мог возразить Первому Муну. Никто и никогда.
– Мы приняли решение. Можешь идти.
– Я не вернусь туда, где меня не желают видеть! Я останусь здесь. И плевать мне на ваши решения.
Его шаги, быстрые и тяжёлые, растворились в эхе возмущённого шёпота. Его могли остановить и навеки закрыть в подземелье. Но они разрешили ему уйти. И он знал, почему.
Пеппетто был прав. Он всегда страдал из-за своего доброго сердца. Пеппетто был прав. Они не вернули ему звёзды. Пеппето всегда был прав.
– И что ты теперь будешь делать? – спросил старый ворчун, как только мистер Грусть поднялся на его порог.
– Исчезну, Пеппетто. Стану призраком.
– Но Совет не этого от тебя ждёт. Они хотят, чтобы ты...
– Знаю, Пеппетто, знаю. Но я не вернусь туда.
– Но ты должен, мой друг!
– Я никому ничего не должен, Пеппетто. Даже тебе.
Он резко развернулся и поспешил уйти. Пеппетто не стал его останавливать. Лишь ухмылка на мгновение появилась на его губах, а затем исчезла.
– Желаю тебе удачи, Аквилус! – прокричал он вслед. – Только держи взаперти своё доброе сердце!
– Хорошо, Пеппетто. Как скажешь! – донеслось из зарослей густой высокой травы.
– Ещё встретимся... – прошептал он, ухмыльнувшись. – Буду ждать тебя, мой друг.
Мистер Грусть медленно ш ёл по узкой тропинке, раздумывая, где бы ему затаиться. Новость о том, что отныне он не Хранитель, уже добралась и до его краёв. Охота началась. И, возможно, прямо сейчас, в эту самую секунду, они объявили самую высокую цену за его сердце. Но он не хотел сражаться. Он больше не хотел касаться меча. Меча, который всегда был с ним – его тенью, его прошлым и его будущим. Как бы тот ни сопротивлялся и ни противился.
– Мистер Стреннингер! – раздалось позади. – Мистер Стреннингер!
Он обернулся и замер. На секунду он было подумал, что вновь очутился в Лондоне. Или, возможно, никогда из него и не выбирался.
– Мистер Стреннингер, как я рада вас видеть! – девочка подбежала и крепко прижалась к нему.
Он огляделся и вздохнул. То ли с облегчением, то ли с горечью. Нет, он был в своём мире, слишком далеко от Лондона. Но тогда...
– Лиззи? Что ты здесь делаешь?! – воскликнул он, отпрянув.
– Итти, – она указала на огромный лиловый куст, за которым затаилась бабочка. – Итти привела меня к вам! Здесь так красиво, мистер Стреннингер! Так красиво!
– Итти, значит... Привела... Да, певунья, тебе лучше не показываться мне на глаза! Теперь я точно знаю, кто ты такая... А ты, Лиззи... Ты не можешь здесь находиться.
– Но вы ведь сами позвали нас...
– Я? Позвал вас?
Он вдруг вспомнил, как сильно затосковал вчера и по Лондону, и по болтливой девчонке, что вдруг дал волю чувствам. Подумал, как было бы хорошо вновь увидеть Лиззи. Итти была связана с ним, крепко-накрепко, и, видимо, смогла открыть краткосрочный проход. Как тогда, в Лондоне.
– Вот же дела... – прошептал он. – Мы должны срочно вернуть тебя назад.
– Но, мистер Стреннингер...
– Никаких «но», Лиззи. Так много всего случилось за эти пару дней.
– Ох, мистер Стреннингер, и у нас! И у нас столько всего произошло! Моя мама...
И она громко-громко затараторила, иногда прерываясь, чтобы перевести дыхание. Её звонкий голосок разлетался повсюду, оставляя на ветках, траве, земле слабые отголоски.
– А если я скажу, что ужасно соскучился по твоей болтовне, Лиззи, ты поверишь? – улыбнулся он, остановившись.
Итти, наконец, подлетела к ним. Сложив пурпурные крылья, присела на его длинные, всегда пушистые, ресницы и замерла. В Лондоне она совсем не желала петь. Как бы ни уговаривал её мистер Грусть, умоляя издать хоть звук, пурпурная певунья вторила тишине. Но здесь всё было совсем иначе.
– Спой, Итти, – прошептал он, улыбнувшись.
Тихая и нежная трель проникла в самое сердце. Душа бабочки была столь чиста и прекрасна, что каждый звук её волшебной мелодии врезался в мгновение, способный остановить его. Мистер Грусть был уверен, что её песня была способна остановить и войны, и всё-всё зло на свете.
И эта песня, сотканная из самый ярких нот, вернула его в тот день, когда он ещё был воином. Самым лучшим. После своего отца.
– Нам пора, – тихо произнёс он, как только Итти умолкла.
– Куда, мистер Стреннингер?
– Домой, Лиззи. Домой. Ты должна вернуться в Лондон. Итти, давай, открывай проход и верни нашу гостью целой и невредимой. Уверен, дорогу назад ты найдёшь сама.
– Но, мистер Стреннингер! Я не хочу домой! Я ведь только-только ... Только-только здесь очутилась, – её глаза наполнились слезами, и она вот-вот собиралась расплакаться.
– Лиззи, пойми же, сейчас со мной слишком опасно. Так случилось...
– Что случилось? – не отставала она.
Он присел на корточки и нежно обнял её за плечи. В её глазах было так много красоты и мира – иного мира, иной Веленной, других звёзд.
– Когда дириго́ны пришли на наши земли, я был слишком молод, или глуп, чтобы понять их истинный замысел, разглядеть их тёмные сердца... А когда они убили моего отца, самого лучшего воина на всей нашей земле, я был разбит. Но и этого им было мало. Они подставили меня, обвинив в его смерти. Я должен был оставить свой дом. Уйти с позором, понимаешь? Уйти, не отомстив за своего отца. Уйти как трус.
– Тогда вам нужно вернуться и отомстить, – прошептала Лиззи, смахнув слёзы.
– Я не могу, Лиззи.
– Но вы ведь сами сказали, что были воином!
– Тогда, в Лондоне, я не всё помнил. Только отрывки. Но когда вернулся, то... В общем, я не воин, Лиззи. Больше не воин.
– Но ваш меч, мистер Стреннингер!
– Он всегда со мной, – вздохнул он. – Как клеймо. Как наказание... Как...
– Но вы должны вернуться и спасти свои земли от злодеев, – затараторила она.
– Ох, Лиззи... Это в ваших сказках есть герои и злодеи... А в нашем мире всё совсем не так просто...
– Значит, вы не спасёте свои земли? Что же вы тогда будете делать?
– Стану призраком. Исчезну.
– Тогда вы и вправду трус, мистер Стреннингер! – крикнула Лиззи, и в её глазах появилось столько горького разочарования, что оно могло затопить весь его мир.
– Пожалуй, Лиззи. Пожалуй, ты права... Но тебе нужно вернуться домой.
– Нет, это вам нужно вернуться домой! Вам, вам!
Мистер Грусть поднялся и отошёл в сторону. У него не было сил спорить с Лиззи, и уж совсем не было желания раздумывать над её словами. Она была чертовски права, и он это знал. Но всё было не так просто...
– Аквилус! Аквилус! – раздался громкий бас Пеппетто. Старина давненько не бегал, поэтому пот лил с него, словно горная река со скалы. – Как хорошо, что я успел, – остановился он, с трудом переведя дыхание. – А это ещё кто?
– Это.... Это...
– Я Лиззи, – улыбнулась девочка, протянув ручонку Пеппетто. – А вас как зовут?
– И певунья, смотрю, тоже здесь, – протянул тот. – Так, значит, это та самая девочка... Что она здесь делает, Аквилус?
– Так получилось, Пеппетто. Даже и не спрашивай. Так получилось.
– Аквилус, новость о твоём... В общем, все знают, что ты больше не Хранитель. И ты понимаешь, что за этим последует... Они уже...
– Направляются сюда, так?
– Так, мой друг. Всё именно так. Тебе срочно нужно бежать. Стань призраком, исчезни. Ты ведь сам говорил...
– Хм... Разве не ты вчера ночью уговаривал меня вернуться? Разве не этого добивается Совет?
– Я бы очень этого хотел, но... – промямлил Пеппетто, что было совсем на него не похоже.
– Но что?
– Не уверен, что это возможно.
– Выкладывай.
– Ты никогда не спрашивал, потому я и не рассказывал.
– Не тяни, Пеппетто. Говори, как есть.
– Когда ты оставил земли, диригоны встали во главе. Это ты, конечно, знаешь. Но...
– Ну же, Пеппетто. Да что с тобой такое!
– Твои братья... Их больше нет, Аквилус. Никого из них. Диригоны убили всех...
– Всех?
– Да. Твоих воинов тоже больше нет. Пока ты был Хранителем, всё было на своих местах. Ты больше не был для них угрозой, поэтому они и не связывались ни с Советом, ни с тобой. Они решили, что ты...
– Сдался.
– Ты и так сдался. Разве нет?
– Не время ворчать, Пеппетто! Совсем не время. Выкладывай всё, что знаешь.
– Их слишком много, Аквилус. И они слишком сильны. Так много всего изменилось за это время.
– А моя мать? Она жива?
– Жива, Аквилус. Жива.
– И кто теперь во главе?
– Иронус.
– Убийца моего отца?
– Только ты это знаешь, мой друг. А для них.... А для них он...
– Понятно, Пеппетто.
– Ты должен бежать, Аквилус. Исчезнуть.
– Или собрать новых воинов.
– Это слишком сложно, Аквилус. Почти невозможно.
– Давай, Итти, открывай проход. Вернём Лиззи в Лондон.
– Ни за что! – нахмурилась девочка.
– Так ты, наконец, понял, что за фрукт – твоя певунья! – ухмыльнулся Пеппетто. – Тогда тебе стоит понять, что она не может открыть проход, когда тебе соблаговолит. Это тонкая материя, Аквилус.
– Тогда Лиззи останется с тобой. Пока Итти не откроет проход.
– Ни за что! – заголосила девочка.
– Думаю, с тобой ей будет безопаснее, – сказал Пеппетто. И он был прав.
– Я что, похож на воспитателя в детском саду? – пробурчал мистер Грусть.
– На кого?
– Это такой человек, который присматривает за детьми, – пояснила Лиззи, взглянув на Пеппетто. – Только я вовсе не маленький ребенок, мистер Стреннингер! – заявила она, уперев руки в бока.
– Ладно, ладно, Лиззи, – махнул Мистер Грусть. В его голове закружилась тысяча мыслей, и совсем не осталось времени спорить с упрямой девчонкой. – Спасибо, Пеппетто.
– Береги себя, Аквилус.
– И ты, мой друг. И ты... Пойдём, Лиззи.
– Куда?
– Спасать мои земли. Куда же ещё? – улыбнулся он.
– Вот это да! Настоящее приключение!
– В котором нет места упрямой девятилетней девочке.
– Мне десять, мистер Стреннингер. Десять!
– Как только Итти откроет проход, ты тут же вернёшься в Лондон. Ясно?
– Ясно, мистер Стреннингер.
– И веди себя тихо, Лиззи. Стань призраком.
– Ясно, мистер Стреннингер.
Он улыбнулся и быстро зашагал вдоль тропинки. Лиззи засеменила следом. Они возврашались домой.
