Никита родился уже после того, как мы с мужем прочитали книгу Гордона Ньюфелда "Не упускайте своих детей". Мы стали более наблюдательными и внимательными, мы стали неторопливыми. Мы перестали воспитывать детей в каждой ситуации и каждом конфликте. Вы помните, как маленьких котят приучают к лотку? Тычут мордой. Так вот дети - не котята, их не надо тыкать мордой во все ошибки, проступки и неправильное поведение. Дети взрослеют не в ситуациях, у них не надо формировать рефлекс "взрослого поведения". Нужно помочь им повзрослеть и по-настоящему вырасти в тех самых взрослых, которыми мы хотим их видеть. После книги Гордона Ньюфелда "Не упускайте своих детей" мы перестали тушить пожары, а со временем и пожары перестали возникать.
Никита родился тогда, когда пожаров уже не было совсем. Это вовсе не означает, к сожалению, что как родители мы перестали допускать ошибки. Но теперь мы умеем замечать эти ошибки и знаем, как их исправлять. И глядя на Никиту, я наблюдаю теорию привязанности в действии. Ничего не зная о том, чему я учусь, Никита иллюстрирует все лекции в Институте Ньюфелда.
Недавно Никита прощается со мной на крылечке нашего дома. Я уезжаю ненадолго, на пару часов, но он говорит мне, что всё равно будет по мне скучать. Я обнимаю его и говорю, что тоже буду скучать. Тогда Никита смотрит мне в глаза и говорит: "Я тогда тебя сейчас так крепко поцелую, и ты будешь меньше по мне скучать! А потом приедешь домой, и я тебя снова поцелую!"
Вы знаете, что разлука легче переживается, если ваш фокус внимания не на самом расставании и времени порознь, а на ваших отношениях и на будущей встрече? Если фокус внимания на отношениях, мы транслируем ребёнку, то они - прочные, надёжные, неизменные и не могут пострадать из-за временной разлуки. Если фокус внимания на будущей встрече, то мы транслируем ребёнку, что любая разлука - временна, и как бы ни было нам тяжело друг без друга, в будущем мы снова встретимся.
То, чему нам, взрослым, приходится учиться, дети очень часто чувствуют и понимают интуитивно. Я радуюсь, что Никита сам нашёл для себя эти точки опоры - ценность отношений и будущая встреча. Сейчас он проявил заботу обо мне. Скорее всего, он сделал это не из альфа-позиции, просто скопировал то, что часто видит и слышит от "своих взрослых". Но я на всякий случай возвращаю себе роль заботливой Альфы: "Да, всё будет именно так. Я же твоя мама, и я всегда буду рядом с тобой".
Или вот другая ситуация. Я укладываю Никиту спать, рассказываю ему сказку, и вдруг он говорит, что ему нужно сходить в туалет. "Конечно, иди," - говорю я. "Я не могу один, мне страшно. Сходи со мной". "Никит, там же горит свет в коридоре! Ты у себя дома, что тут может случиться?" "Меня съедят монстры," - отвечает уверенно. "Если ты боишься монстров, то почему всё время просишь рассказывать сказки про них?" - удивлённо спрашиваю я. "Чтобы сильнее их бояться, - отвечает Никита. - Если я буду их бояться, ты всегда будешь ходить со мной в туалет".
Понимаете? Наши маленькие дети придумывают себе причины для страха и тревожности, чтобы таким образом обеспечить себе близость с любимым взрослым. Хорошо, что Никита это понимает и проговаривает сам, но ведь многие дети делают то же самое неосознанно и боятся монстров/зомби/темноты/инопланетян по-настоящему. Их не нужно убеждать, что бояться совершенно ничего и монстров не существует. Нужно создать вокруг них атмосферу, в которой связь с любимыми людьми прочна и надёжна, и от этого чувства защищённости все монстры пропадут сами собой.
Ещё летом, помню, у нас был такой случай с Никитой. Мой муж сдавал большой проект в соседнем городе, и часто уезжал туда на один-два дня. А до этого была наша зимовка, где Никита провёл без папы пять месяцев. И вот мы вернулись, Никита наконец-то каждый вечер навёрстывает время с папой, а тут снова предстоит расставаться. Ненадолго, но несколько раз. Никита воспринял это известие болезненно и начал сам придумывать себе обезболивающее. Сначала он сказал мне: "Мама, папа ведь всего на два дня уехал?" "Да, малыш, всего на два дня". Два дня показались Никите огромным сроком, и он сказал: "Нет, мама, он уехал навсегда". Я сказала: "Да нет же! Всего на два дня!" "Нет, мама, - возразил Никита и горько вздохнул, - он уехал навсегда".
Я почувствовала, что здесь не надо биться за правду и отстаивать свою правоту, не надо переубеждать и успокаивать. Мой маленький сын сейчас переживает огромное горе от расставания, и эти два дня равносильны для него "навсегда". Я предложила ему сесть ко мне на колени. Он забрался, свернулся в клубочек, и я начала его тихонько качать. Малыш не плакал. Он долго смотрел в одну точку, а потом сказал: "Мама, а если наш папа совсем умер? Навсегда?" Мне хотелось сказать ему, что это - глупости и неправда, папа уехал на два дня, и ты не заметишь даже, как эти два дня пролетят. Но я видела, что его сердечку больно, и мозг сейчас отчаянно ищет способы эту ситуацию пережить. Если папа умер - значит, эту боль никогда больше не придётся переживать снова. Нужно только справиться с ней сейчас. И я просто поцеловала его макушку и почувствовала, как он заплакал.
Слёзы тщетности освобождают от любой боли. И Никита, поплакав, сказал мне, что если папа умер, то нам придётся искать в магазине нового папу. Он увлёкся своими игрушками, а вечером мы почитали книжку, а наутро пошли все вместе гулять в парк. Он пережил эти два дня, и, счастливый, встретил вернувшегося домой папу. Тот разговор между нами не имел для Никиты информационной нагрузки. В нём была только великая целебная сила тщетности. Проще говоря, Никите надо было накрутить себя, довести до отчаянья, расстроить ещё больше, чтобы найти и выплакать мучившие его слёзы.
Мы с мужем тогда поговорили и решили, что ему больше не надо брать заказы из других городов. Хотя бы временно, пока дети не напитаются им, не привыкнут, что он дома и рядом, не прочувствуют, что их отношениям больше не грозят никакие расставания.
Наши дети - это как картинки к учебнику по теории привязанности. В Институте Ньюфелда я изучаю теорию, а благодаря детям я каждый вечер имею возможность наблюдать, как работают мои знания на практике.
