- Мррру! Я мррру! – сообщил Мотя и упал мне под ноги.
А я, между прочим, несла в туалет ведро с водой. И только чудом, проявив чудеса эквилибристики, не убилась сама и не утопила Мотю.
Вполголоса обматерив безвременно умершего – он никак не отреагировал, – я поставила ведро и внимательно посмотрела на валяющуюся без сил тушку.
- Я мррру, - приоткрыв один глаз, подтвердил Мотя.
М-да... действительно. Мрёт как миленький.
- Ты почему Мотю не покормил?! – выкрикнула я претензию в комнату.
Потому что Мотя мрёт только в двух случаях. Но в первом случае – это боевой клич, с которым Мотя носится по квартире с классическими заносами на поворотах и сносом всех плохо принайтованных предметов. Этот клич наряду с карлсоновским «Гей! Гей» вводит Зёму в состояние двоякости.
С одной стороны, клич лично для Зёмы означает, что кое-кому скучно, и он не прочь повеселиться. И вообще-то, одному маленькому беленькому котику надо бы хорошенько сховаться где-нибудь в тёмном углу и минут сорок не маячить. Пока кое-кто не получит успокоительный поджопник и не отправится на заслуженный отдых.
Но – с другой стороны – у маленького беленького котика есть тощая задница, исключительно по собственной инициативе портящая спокойную жизнь своему обладателю. То есть она находится в перманентной конфронтации с Зёминым мозгом. И перманентно побеждает в неравной борьбе.
Поэтому Зёма, конечно, с вытаращенными от ужаса глазами летит, как бабочка на огонь, на вот это «Мр-р-ру!». Где благополучно и огребает.
Во втором случае Мотя мрёт, потоптавшись возле пустой миски (из не своей, поганец, не ест принципиально!). То есть по делу, собственно, мрёт. И так как я недавно мыла полы и собственноручно двигала шваброй Мотю по комнате (есть у него такая забава – на тряпке кататься), то первый случай исключался: я лично целых полчаса развлекала пушистого засранца.
Но претензия принята не была.
- Да я ему вот только полную миску насыпАл! – возмущённо донеслось из сынарника.
И я, честно говоря, сразу поверила. Потому что, конечно, ответственность и мой ребёнок – слова-антонимы. Но в его жизни есть два дела, которые он делает без напоминаний: кормить и чесать.
А тут – миска пустая и Мотя мрёт у меня на глазах! Причём мрёт качественно, мимо не пройдёшь. Я было собралась воспользоваться дедуктивным методом, чтобы выяснить, куда же делся едва насыпанный корм. Но преступники сами выдали себя буквально в этот же момент.
Зёма на мягких лапках, едва цокая коготками – сюк-сюк-сюк – подскрёбся к Мотиной (!) миске и, с достойным всяческого порицания равнодушием к миске собственной (полной!) аккуратно доел два оставшихся комочка. Сел рядом, с тоской глядя на чистое донышко.
Следом, цокая не так деликатно, вразвалочку подошёл Стёпа и с недовольством заглянул в ту же миску. Не поверил глазам: внимательно понюхал. Убедился, что глаза не врут и миска безобразно пуста.
После чего два товарища сели у пустой тары и синхронно посмотрели на меня: Зёма со слезой, Стёпа – с недоумением. Но претензия была одна: еда где?
- Это, вообще-то, Мотина еда была! Воришки!
Зёма привычно вздрогнул, собрался было отбежать, но увидел, что Стёпа не пошевелился и сел обратно.
- И-и-и-и-и? – с вопросом простонал он.
Стёпа же не сводил меня укоряющего взора. Молча. И хотя моей вины не было ни малейшей, я невольно почувствовала себя немножко садисткой, морящей голодом несчастных животных.
Вообще-то, с началом лечения я перевела Стёпу на мягкие корма, потому что они лучше усваиваются. И поначалу оба брата-акробата были очень рады такому новшеству: раньше они питались, в основном, сушкой, и паштеты из баночек выпадали им не каждый день. А тут – каждый день праздник! Даже Стёпа, потерявший аппетит и часть своей упитанности, в охотку обедал пять раз в день, хоть и понемножку. Зёма же искренне радовался доппайку и доедал из обеих мисок.
Мотя мягкие корма отвергает категорически и не желает изменять сушке.
Со временем я увидела, что Стёпа с Зёмой явно соскучились и подворовывают из Мотиной тарелки. Сначала тайком, ночами, а последнее время – практически не скрываясь.
Ну ладно, подумала я, буду вам тоже насыпать, наглые воры! Тем более, что сейчас Стёпа может есть сухой корм и вроде тьфу-тьфу.
Но… Зёма со Стёпой прочно завязли в воровском болоте и выбираться пока не планируют. К тому же всегда есть стратегический запас в виде собственной миски. Мотя брезгует, кажется, брать еду у убогих, коими он явно считает братов-акробатов.
- М-р-р-ру! – напомнил о себе Мотя, не меняя позы. – Я мр-р-р-у!
Впрочем, едва зашуршал кормовой пакет, Мотя ожил и, явно довольный достигнутым результатом, ринулся обедать.
Зёма со Стёпой с тоской наблюдали издалека…