«Горчичник пёк повыше лопатки. Там и не кашляло ничего, однако «пекарь» решил — «будем ставить везде, ты только держись..» Я и «держись!»
Простуда наветрилась. Было три дня кромешных ураганных порывов, со слезливыми кратковременными дождями и редким солнышком. А дел — на воздухе — образовалось. Тьма. А сезон летний, подвоха не ждёшь. Сарафаны развевались возле коленок, спину голую холодило, плечи пригревало полуденное светило. Надо было слушаться «спину». Она оказалась самой подверженной и верной. И когда кашель скрутил, а горло продирало наждаком — смущаться стало уже поздно.
Полоскания эффекта не дали. Календула, эвкалипт, прополис, ромашка — перепробовав «народное», муж поскакал в аптеку, за цивилизованным. Принёс ворох микстур и таблеток. Я пискнула про «самолечения». Он зыркнул и свёл брови. Вроде как, «молчи, женщина.. сама натворила, теперь расхлёбывать будем!» И нашамкал зелёной анисовой микстурищи, столовую, блин, серебряную ложку. Я героически — зажав нос — испила.
«..Нет в мире самой гнусной из вещей,
Чтоб не могли найти мы пользы в ней.
Но лучшее возьмем мы вещество,
И, если только отвратим его
От верного его предназначенья, -
В нем будут лишь обман и обольщенья:
И добродетель стать пороком может,
Когда ее неправильно приложат.
Наоборот, деянием иным
Порок мы в добродетель обратим.
Вот так и в этом маленьком цветочке:
Яд и лекарство - в нежной оболочке..» Проворковала сипло нетленного Уильма Шекспира. И — спать, спать, спать!
Следующие — после возврата к «рекомендациям специалистов» — два дня подцепилась температура, и пот прошибал, конский. Слабые попытки посетить душевую пресеклись, на взлёте. «Лежи вонючая» — мяукнул ласково. И накрыл дополнительной одеялкой. К среде жар ушёл, образовал слабость и нежелания долечиваться. «Надоело всё..» — ныла я, от стены. Весь простор — перекатываться от края двухспалки к почти стеночке. Там, только тумбочка помещается, с ночником. На ней, дубовой, с резным карнизиком — ваза с цветочками. И каждые два дня — «перемена блюд», вянут быстро. От моего испепеляющего телесного горения.
И есть. Не хочу. Не тянет. А ещё хуже, тошнит. Наварил бульона куриного, наперчил. В пиале принёс. Гренку в ладонь суёт и с ложечки кормит — «как маленькую, право..»
"..Остановитесь,
И вы, друзья, и все. Когда мне роль
Велит сражаться, я не жду подсказа. -
Куда, синьор, мне надлежит явиться,
Чтоб дать ответ?..» А потом опять, спать, спать, спа…
К субботе кашель достал, и его начали кончать. Почти мокрый уже, сводил в напряжении пресс. И дёргал пятки. На висках проступали капли внутренней влаги — уже и без какого-либо запаха. Анисом и пенициллином, чуть навевало. И шаги до ванны казались невероятно трудными и бесконечными. И я липла к простыням. Охотно и покорно.
К ночи воскресения, бой трахейный улёгся. А в запахи тела добавилась едкая нота горчицы. Кожа на крупе и боках алела параллелепипедами. На тумбочке алел букетик садовых маков. «Жизнь удалась!» В отдельно взятой квартире...»
Использовано В. Шекспир. "Ромео и Джульетта", "Отелло".