9 Сын Пантелеймона IV
Яхту встретил Гектор, зорко охранявший границы поместья с помощью механических доберманов. Чудовища из титана и стали так впечатлили Ленара в подземной резиденции Наомы-младшего, что он посчитал необходимым использовать приём, чтобы избежать повторных налётов. Ему портил фэн-шуй тот момент, когда граф беспардонно втянул его в дворцовые интриги, пройдя незамеченным к парадному входу поместья во главе банды агентов ЦК.
– Что принцесса?
– Маэстро, от маленького человека столько шума и отходов. Это нормально?
– Да, такие мы человеки. Ты у кого научился не отвечать на вопросы?
– Попробовал скопировать принцессу. Думал вам будет приятно.
– Каков результат?
– Больше не буду. Докладаю: Принцесса отлучалась на час. Вернулась с довольным выражением лица, оживлённая и голодная. Теперь занята ребёнком.
– Молодец. Я скажу, когда надо делать мне приятно. Сам не придумывай, хорошо! Веди в комнаты.
Соскучился Ленар по дому до невозможности. Ему крайне надоели все эти космические вояжи за чужой интерес. Хотелось по-простому на антигравитационной веранде встретить над поместьем закат с чашкой гавайского чая, плюшками, комарами и прочими радостями вечерней жизни. Услышать вечером из радиоприёмника: «Говорит Пальмира». Когда у диктора новостей речь без вскриков, свойственных паровидению чужих планет. Вот счастье!
– Принцесса, и куда вы изволили ездить? У Гектора чуть лампы не перегорели за вашего ребёнка. Всё забываю спросить имя сыночка. Случайно, не Платон?
– Напрасно смеётесь. Я назвала его, с согласия родителей, именем отца – Пантелемоном.
Если сказать, что Ленар был ошарашен, все ошибутся. Хорошо, что опытный Гектор успел мгновенно подставить стул и запустить вентилятор на всю мощность, отчего немедленно высохли капли холодного пота на лбу. Ленар впал в мгновенный ступор, тормозящий слабые электрические сигналы в нейронных сетях его бедного мозга. Захотелось пить. Гектор догадался протянуть стакан кипячёной воды из графина.
– Да-а-а, – Ленар сделал несколько глотков живительной влаги. – Пантелемон! – он произвёл глубокий выдох и вдох. – Это что получается, малыш – сын императора Пантелеймона IV? Гектор, немедленно закрой окна: маленький князь может простудиться. Да, ещё отправь Шимозу в лавку за самыми лучшими памперсами из натурального китайского шёлка в цветочек.
– Пантелемон не любит в цветочек, – успела поправить маэстро принцесса.
– Гектор, тогда с машинками, хорошо! Смотри, чтобы модельки были приличными. Дай сюда графин и беги «Красной стрелой» куда-нибудь.
Камердинер мгновенно закрыл окна, метнулся вниз, вернулся и застыл рядом с принцессой в медицинской маске и белоснежном, накрахмаленном халате, оставшимся после допросов Шимозы.
Диспозиция начала проясняться – получается, драконы Нибиру придумали настолько коварный план, что в него попались абсолютно всё, за исключением Наомы-младшего, успевшего сбежать из зоны Златовласки к Юпитеру с гигантскими запасами металлического водорода.
– Надеюсь, Платон I жив? Боюсь даже предполагать, зачем вы летали в Пальмиру.
Ленар со страхом смотрел на инопланетную Мадонну с младенцем на руках: «Я сам, сам её сюда доставил. Всё – крах империи. Да здравствуют драконы острова Гили-Мотанг! И, получается: надежда всего человечества – злобный капиталист Наома-младший!»
– Не драматизируйте, маэстро. Всё не так плохо. Мы на Нибиру живём все вместе и ничего. Конечно есть издержки, но где их нет.
– Не понимаю, а зачем нужен Ферапонт? Ширма?
– Почему нравиться он мне. Съесть хочу.
Принцесса хищно улыбнулась.
Воистину женское сердце – загадка Нибиру. Причём совсем коварная загадка. То, что женщина почитает за «нравиться», означает совсем другое, не имеющее ничего, совершенно ничего, общего с мужским «нравиться». Это как: «Надоело мне всё!» мужчина понимает буквально, а женщина просто выказывает недовольство. Вот и здесь: «Ферапонт, мне нравиться!» – может значить всё что угодно. Например, могут съесть, чтобы вырастить ребёнка. Такие гребешки-колёсики. Но разве есть что-либо важнее, чем драгоценное потомство инков, тем более такое перспективное!
