Народная артистка Украины сопрано Татьяна Анисимова покинула Киевскую оперу, но открывает новую творческую страницу в Одесской консерватории.
– Прошло десять лет, как мы беседовали с вами на фестивале Марии Биешу в Кишиневе. Что наиболее интересного случилось в вашей творческой жизни за этот весьма представительный срок?
– Вообще-то я хронологии не веду, но навскидку могу сказать, что самые запомнившиеся выступления – это «Аида» в театре «Эрмитаж» и пуччиниевские партии в Мариинском театре – Тоска и Баттерфляй. Все эти работы связаны с Петербургом.
А потом случился этот кошмар на Украине – я имею в виду события 2014 года – и связь с Россией была прервана. Здесь же пошло тотальное разрушение государства, ну и культуры в том числе и не в последнюю очередь.
Хотя руководители нашего оперного театра Соловьяненко и Чупрына утверждают, что такого подъёма как сейчас, у нас давно не было. Но я не разделяю их оптимизма совершенно.
– В Национальной опере Украины за этот период у вас были новые работы, какие-то особенно запомнившиеся спектакли?
– Увы, нового ничего не было. Была новая постановка «Дона Карлоса», но для меня это оказалось не такой уж премьерой – я уже пела Елизавету в Испании. В эти годы в Киеве я пела свой любимый репертуар – Леди Макбет, Турандот, Аиду, Амелию в «Бале-маскараде», Кармен и др.
Недавно, в ноябре прошлого года, во Львове спела Леонору в «Трубадуре», за которую не бралась лет двадцать, потому что этого вердиевского шедевра в нашем репертуаре так и не появилось.
– Вы два десятилетия украшали своим искусством главную оперную сцену Украины. Но теперь вы покинули театр – с чем это связано?
– Официально мне сказали, что им нечего мне предложить – такого, что устроило бы и меня, и дирекцию.
Я не стала ничего выяснять – портить себе нервы, просто ушла. Эти руководители, которые так поступают, не вызывают у меня уважения ни как люди, ни как профессионалы, они это прекрасно знают, и поэтому кому-то надо было уйти – ситуация сложилась патовая.
О чем тут можно говорить, если главный режиссер Соловьяненко считает основным своим достижением, что он уволил огромное количество высокопрофессиональных певцов и убрал из театра премьерство как явление? Теперь все равны: он решает всё – кому петь, а кому нет.
– У театра значительный репертуар опер, в каждой из которых есть партии вашего амплуа, то есть предложить наверняка можно было найти что. Так что, видимо, дело не в этом. Может быть в вашей независимой позиции?
– Думаю да, но меня уже это не интересует, я свободна, и очень этому рада.
С сентября начну преподавать, вокально держусь в форме, регулярно занимаюсь с концертмейстером, благо живу в частном доме в Одессе, у меня на третьем этаже целая репетиционная комната, и мы пропеваем целиком все спектакли, целые партии. Надеюсь, что где-то ещё спою!
– Тем не менее, Киевская опера – это огромный период вашей карьеры. Что останется с вами навсегда – какие спектакли, роли?
– Я, конечно, безумно счастлива, что в моей жизни был большой период, довольно плодотворный. Я спела в Киеве огромный репертуар, в том числе и достаточно раритетный. Например, Джоконду я пела пять лет одна – эту сложнейшую партию, которая была очередной ступенью для меня, в моем развитии и как актрисы, и как вокалистки.
Здесь я спела Кармен – партию, которую обычно сопрано не поют. Здесь родилась моя Турандот. На меня поставили «Манон Леско» – фантастическая партия, невероятная музыка! Нет ничего бесполезного в нашей жизни – это всё опыт, всё в копилку.
А параллельно с этим были незабываемые выступления в Большом театре в Москве: я до сих пор вспоминаю работу над Катериной Измайловой, а также спектакли «Тоски» и «Турандот».
В этот же период было и много работы на Западе. Всё было ярко и прекрасно, и я ни о чем не жалею, но просто мне хотелось ещё попеть, я ведь ещё не старушка и голос в порядке, но, увы, у меня нет агента, и это – настоящая проблема.
– Национальная опера Украины, с одной стороны, театр с огромными традициями, с историей, с великолепными голосами – на Украине же всегда прекрасно пели! С другой, что-то ему все время мешало и мешает выбиться в европейские лидеры. В чем здесь загвоздка?
– Я думаю, в его руководстве. Сегодня в театре нет ни одного по-настоящему хорошего оперного дирижёра, во всем сквозит местечковость: если ты со мной не ходишь на рыбалку, то ты мне не друг, и на сцену не выйдешь, и так везде и во всем.
Приоритетом является не качество, а междусобойчики – нужно быть удобным для руководства, тогда у тебя все будет прекрасно.
– О режиссуре Анатолия Соловьяненко есть два диаметрально противоположных мнения: с одной стороны, что это сохранение классических традиций, противодействие волюнтаризму на оперной сцене (об этом мне говорили некоторые ваши коллеги); с другой, что это архаика, при том, не слишком талантливая (об этом пишут критики). Вам какое мнение ближе?
– Моё мнение об этом человеке известно: он абсолютно не талантлив, все спектакли одинаково скучны и не имеют никакой авторской мысли, а разговоры о сохранении классических традиций есть ничто иное, как неприкрытый популизм. На самом деле он ничего необычного не может придумать в силу отсутствия таланта, поэтому ставит, так, как видел где-то. А то, как проходят репетиции с этим режиссёром – это надо видеть и слышать, чтобы до конца понять глубину пропасти, в которой оказался театр под его руководством.
Я все-таки имела счастье работать с прекрасными режиссерами и дирижёрами, настоящими гениями, мне есть, с кем сравнить – как должен быть организован процесс, и каков может быть результат.
Что касается солистов – моих бывших коллег, кто с придыханием во всех интервью говорит о Соловьяненко, то разгадка этому очень простая – они всецело от него зависят. Согласно новым контрактам, которые теперь театр заключает с артистами, администрация может расторгнуть договор в любое время без объяснения причин. И если ты не в фаворе у главного режиссера – будешь уволен, как со мной и произошло в итоге.
– Вы сказали, что важными вехами прошедшего десятилетия были ваши выступления в Петербурге. Почему вы перестали приезжать в Россию? Ведь некоторые ваши коллеги поют у нас и после 2014 года.
– Я перестала приезжать, прежде всего, потому что перестали приглашать, я с удовольствием бы приехала, но видимо со сменой руководства Большого, либо ещё по каким-то причинам, мой телефон молчит.
– То есть с общеполитическими изменениями это никак не связано? До меня доходила информация, что есть некие если не запреты, то рекомендации украинских властей своим артистам не сотрудничать с российскими коллегами, и что те, кто всё же ездит, делают это на свой страх и риск.
– Это правда, рекомендации есть, причем настоятельные. Но моё отношение ко всему происходящему неизменно, я понимаю, что все это политические игры, в которых я участвовать не хочу. Поэтому если бы меня пригласили, я бы приехала несмотря ни на что.
– Вы начинали в Одесском театре, в начале нашего разговора упомянули Львов. Пели ли вы в других украинских театрах и вообще по стране?
– Да, конечно, пела и немало – в Днепропетровске и Донецке гастрольные спектакли, а в Одессе когда-то начинала свой творческий путь, была солисткой несколько сезонов, и в сентябре прошлого года вновь пела там мою Аиду. К сожалению пока не выступала в Харькове, но надеюсь, что еще все впереди.
– Каковы ваши впечатления от Львовского театра? Чем он сейчас живет?
– Мне трудно судить, чем он живёт: я приехала, спела спектакль и уехала. Но боюсь, что общая тенденция разрушения государства касается культуры прежде всего, что выражается в сокращении штатов и репертуара. Стонут все – и львовяне, и одесситы, и киевляне.
– Картина удручающая. Наверняка и пандемия всё это усугубила сейчас. У вас есть потери от карантина – что-то отменилось, какие-то выступления?
– Сейчас никто не работает, думаю до осени сохранится такая ситуация безвременья, а там посмотрим. Конечно, были выступления, которые не состоялись, но что об этом теперь говорить!
– Чем вы занимались на карантине? Нашлось ли место музыке?
– Ну, конечно! Занимаюсь регулярно с концертмейстером. Вот буквально сегодня с нашим замечательным баритоном Виталием Билым будем петь дуэты из разных опер: занимаемся то у меня, то у него – нужно держаться в форме. Как говорят у нас в Одессе – не дождутся!
– Виталия мы хорошо помним по выступлениям в Москве – в «Новой опере» и Большом театре. А что готовите? Какие программы?
– Мы просто пропеваем весь свой традиционный репертуар, всё, что захотим, и нам это очень нравится, а там посмотрим. Пока никаких конкретных планов нет, всё очень туманно и неопределенно в нашей театрально-концертной жизни…
– Получается, что вы вернулись в Одессу, в свой, можно сказать, родной город. Каким вы нашли театр – его репертуар, его публику?
– Театр здесь самый потрясающий, я его обожаю, с репертуаром тоже все нормально – он достаточно разнообразный и интересный. Но политика во всей стране, увы, одна. Ждём каких-то перемен, но честно говоря, не верится, что они будут к лучшему. Пока человек жив и здоров – надежда всегда есть!
– Вы сказали, что сейчас у вас нет агента. Как так получилось? Ведь вы работали, если мне не изменяет память, с испанцами, много пели именно у них в стране…
– Да, именно так: я много пела в Европе, и больше всего в Испании. Но, увы, пять лет назад моя агент Кармен Рубио умерла, и я осталась одна. Кстати удивительно получилось, мистически-символично! Первый спектакль, который я спела с ней в Испании, в Лас-Пальмасе, была «Сельская честь», и последним в Малаге пять лет назад оказалась эта же опера…
– Она работала сама на себя, не в агентстве?
– Да, она в основном работала с Акилесом Мачадо, некоторыми другими солистами, их было не много, в том числе и я.
– Вы сказали, что с сентября начинаете преподавать. Где, если не секрет?
– В Одесской консерватории имени Неждановой.
– А в Киеве вы не преподавали?
– Нет, я тогда много пела и ездила, поэтому не хотела преподавать на постоянной основе, а теперь переехала в свой любимый город и решила, поговорив со своим педагогом, которая до сих пор является заведующей вокальной кафедрой, Галиной Анатольевной Поливановой, что мне необходимо передавать опыт и школу – пора заняться преподаванием всерьез!
– И частным образом не занимались ни с кем хотя бы эпизодически?
– Немного занималась, но не систематически и не в рамках какого-либо музыкального вуза.
– То есть можно сказать, что вы молодой преподаватель! Какие основные проблемы у сегодняшних молодых певцов, чего им не хватает прежде всего?
– Не хватает терпения, все хотят всего, сейчас и сразу. Пение – это серьёзный процесс и ежедневный труд, а сейчас все превратилось в конвейер, и выходят на сцену несозревшие, неокрепшие полуфабрикаты, потому что всем агентам подавай в двадцать лет Турандот длинноногую, худую и желательно гениально поющую. Но чудес не бывает.
Кроме всего – это ещё и физиологический процесс: не только профессионал должен созреть, но и человек, он просто физически должен быть готовым к сложному, изнурительному репертуару.
– Джоан Сазерленд, которая когда-то отметила ваше искусство, говорила, что проблема также и в педагогах – не только в интендантах и агентах.
– Я читала это интервью, и полностью согласна, что комплекс накопившихся проблем сегодня существует в мире вокала, в том числе это касается и разрушения школ.
– Но школа Поливановой, судя по всему, это то немногое, что уцелело в бурях глобализации и упрощения?
– Безусловно, как минимум, на Украине – это школа и традиция номер один. Я думаю, что основное и очень важное качество Галины Анатольевна в преподавании – это умение научить молодого певца быть профессионалом, то есть, прежде всего, быть музыкантом: не просто выучить и спеть правильные ноты, а выразить и мысль композитора, и открыть свой внутренний мир через произведение, которое ты исполняешь. У неё неиссякаемая энергия и жажда жизни, это невероятная женщина и это чувствуют все, кто её знает.
И ещё мне кажется, что уровень руководителя оценивается не тем, скольких людей ты уволил, а тем, сколько талантов ты открыл миру и дал им яркую творческую жизнь. У Галины Анатольевны этот список более чем впечатляющий!
9 июля 2020 г., "Новости классической музыки"