Поскольку это далеко не первая попытка добавить несколько слов о величайшем артисте двадцатого века, остается надежда, что главное будет сказано в следующий раз...
Меняется климат и срок годности продуктов. Меняется отношение к живым и мертвым. Вещи, вышедшие из моды, незаметно становятся «предметами старины». Чтобы стать невидимкой, необходимо вырядиться так, как прежде наряжались, чтобы от тебя шарахались прохожие.
Меняются пилоты, стюардессы… – песенка с этой строкой выглядит безбожно устаревшей на пластинке Виктора Шульмана, незаметно улизнувшего из Союза, чтобы петь такое в свободном мире.
На дворе восьмидесятые. Песенник Сэмми Кан добавляет лишнюю фразу в Teach Me Tonight, потому что песне под сорок, а поющему под семьдесят, и с текстом надо что-то делать.
В начале восьмидесятых элитные квартиры всё еще располагались в домах без лифтов. Как в старых фильмах про шпионов, к ним вели широкие и сумрачные лестницы. Хозяева одной из таких квартир, распаковав посылку из Нью-Йорка, сразу позвонили мне.
Диск Шульмана, от греха подальше, был засунут в обложку от Пола Анки – конспирация. Но меня волновало другое. Пролистав «подарки Дяди Сэма», я обнаружил среди них то, о чем мечтал, тотчас изобразив недоумение – да кому оно здесь надо?
Помимо пилотов и стюардесс, за рекордное время успело смениться два генсека. Именно в такой обстановке интенсивного обновления самый стойкий и последовательный консерватор записал свой новый альбом.
Шульмана пришлось забрать в нагрузку. А впечатления и отношение к тому, ради чего я туда приходил, остались прежними.
Половина песен была относительно свежа, зато авторы со стажем. К традиционному набору инструментов добавился синтезатор, на котором играли сразу три именитых виртуоза. Плюс Джимми Смит. Хотя присутствие электрооргана было замечено еще со средины шестидесятых. Это и That's Life, и Summer Wind, и Sand and Sea Жильбера Беко – любимца заокеанских мастеров вокала. Впрочем, синтезаторы появятся чуть позже, с переизбранием Рейгана, и на другом лейбле.
Прежний мир уплывает за горизонт. Горизонт заслоняют девятиэтажки, нашпигованные живностью из окрестных сёл. Тень жизни отходит от свингующей толпы в новогоднем Нью-Йорке.
Остается The Voice – голос. Нет, не Voice of America, можно и без неё. А просто Голос с большой буквы.
В начале было слово, а в конце света – песня. Остается Синатра.
И сердце ангела пульсирует на тумбочке в доме под снос.
Альбом She Shot Me Down стал запоздалым эпилогом грандиозной Трилогии – Past, Present and Future. Призраком некой четвертой разновидности пространственно-временного континуума, чьи координаты в точности неизвестны.
Для Фрэнка это неожиданный выход на бис перед пустым залом, в который рано или поздно превратится окружающий мир.
У этой пластинки также имеется запоздалый, но весьма достойный эпилог, поэтому песни одного периода мы будем анализировать в нелинейной последовательности.
Почти последний, но один из лучших – звучит неопределенно и в то же время точно. She Shot Me Down – песни с таким названием в альбоме нет. Это перефразированные слова Bang Bang, которую когда-то записали Нэнси и Ли по горячим следам Сонни энд Шэр.
Примитивный Bang Bang давно притягивал сложных исполнителей. Одними из первых её интерпретировали пионеры помп-рока Vanilla Fudge, чья смелость при выборе материала исторически полностью себя оправдывала, резервируя группе классический статус.
Кавер Синатры-отца слушается как черновик эпитафии поколению, чья первая молодость совпала с третьим этапом его популярности, между Strangers In The Night и My Way.
Климат, атмосфера, декорации и, выражаясь театрально, «световая партитура» She Shot Me Down напоминают «Первый смертный грех» – последнюю серьезную работу Синатры в кинематографе.
Место Ли Ремик в этой криминальной истории занимает созревшая для таких ролей Фэй Дэнауэй.
Еще одна неслучайная случайность в духе «бесполезных ископаемых».
«Первый смертный грех» завершает блистательный кинотриптих конца шестидесятых – «Леди в цементе», «Тони Роум» и «Детектив» – так же, как She Shot Me Down – музыкальную трилогию Past, Present and Future.
В обоих случаях перед нами долгожданный заключительный аккорд, чье эхо в свою очередь служит прелюдией очередного витка переоценки созданного Синатрой за полвека карьеры.
Здесь необходимо повторно сформулировать едва уловимое, зыбкое впечатление – интерпретация Синатры благородно старит любую, самую жизнерадостную вещь. Написанные в каноническом стиле, но вполне современные пьесы звучат как нечто смутно знакомое. Только не в эпоху биг-бэндов, а где-нибудь на стыке двух предыдущих десятилетий. Или – ближайших последующих.
Конец шестидесятых был ознаменован для Фрэнка выпуском двух подряд экспериментальных альбомов, обреченных на пробуксовку и пассивный бойкот непосредственно в момент их появления.
A Man Alone и Watertown – два звездолета, отправленные Фрэнком и его ассистентами к иным мирам. «Поймут через века» – принято говорить о таких проектах.
Но продолжим анализ She Shot Me Down. Кроме Bang Bang, ни одна вещь не располагает к ностальгии.
С учетом возраста исполнителя основу программы составляют в меру актуальные сочинения респектабельных авторов, уверенно продолжающих традицию сугубо американских evergreens и стандартов. Нельзя игнорировать одно прискорбное обстоятельство – пластинка увидела свет, когда симпатии и вкусы массового потребителя были, мягко говоря, не на высоте. Причем, по обе стороны железного занавеса.
Thanks For The Memories не могла не прозвучать в это шумное и суетливое время, ориентируя слушателя в нужном направлении. Лео Робин, опять же, говоря языком Аркадия Северного, написал «на любимую мелодию – новые слова», и текст получился похож на переписанную девяностолетним Блоком «Незнакомку».
Его коллега – Ральф Рейнджер – соавтор Moanin' Low и Blue Hawaii, чья концентрация довоенного шарма достигает психоделической крепости. Его I Wished On The Moon светит на одном из самых удачных концептуальных дисков всех времен – «Синатра при луне».
Порой воспоминания впечатляют сильнее открытий, и гностическая формула «познать означает припомнить» особенно актуальна в отношении популярной музыки прошлого столетия.
Поэт и композитор Алек Уайлдер не был так известен за пределами Штатов, как Ирвин Берлин или Коул Портер. Его территория – та сумеречная зона, куда ведут особые пути. I'll Be Around – так называется самый востребованный стандарт этого уникального художника. «Я буду рядом…» – звучит пугающе символично. В предпоследнем «номернике» Синатры присутствуют сразу две композиции Алека Уайлдера, и эти «меморис» пролонгируют благодарность, пока у слушателя бьется сердце, а возможно и после его остановки.
Пора поделиться персональным потрясением – Фрэнк вспомнил про I Loved Her! Восклицательный знак здесь некстати, поскольку речь идет об одном из самых потаенных сочинений Гордона Дженкинса, затерянном на одной из множества пластинок Джека Джонса.
В сегодняшнем разговоре то и дело мелькают «особое» и «отдельное». I Loved Her – гулкий, но по сути внутренний монолог человека, который, разрушая иллюзию личного счастья, созидает шедевр с помощью звуков и слов, адресованных таким же одиночкам, как он сам. Поющий словно бы выдумывает слова и мелодию на ходу, не подозревая, что его, кроме возлюбленной, которой также нет рядом, могут слышать посторонние.
Феноменальная память – два банальных слова определяют гениальность Синатры при отборе материала.
Гордон Дженкинс творил чудеса с помощью струнных так же, как Нельсон Риддл и Билли Мэй с помощью духовых. Но в данном случае он оперирует словом. I Loved Her можно читать без аккомпанемента, и эта вещь парадоксальным образом перекликается с одной миниатюрой Ильченко и Карцева: Ты старший? – Я младший… – Я – главный.
Программу песен, исполненных Фрэнком впервые, завершает короткое попурри на основе The Girl That Got Away – жемчужины легендарного телеконцерта с Каунтом Бейси за роялем и Куинси Джонсом в роли дирижера.
В каждом произведении должна быть своя ключевая деталь или фраза – комбинация красок, звуков и нот. На пластинке она звучит коротко и ясно: «меня как прежде беспокоит её призрак» – I still feel haunted by Her ghost…
Но главное звучит еще короче – Синатра. Это имя – сигнал к сотворению особого мира, пароль на входе в заведение, куда пускают далеко не всех, но отовсюду.
Сигнатура гения не меняется.
Сменились только прическа и фасон блейзера. Стакан, источник света и сигарета остаются на прежних местах.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VK