… В сухих переплетенных ветвях изгороди мелькнули безобразные черные лапки, кусты сомкнулись, будто бы Гадкого Утенка и не было никогда на Птичьем Дворе.
Мама-Утка на миг прислушалась - не вернется ли? Но нет, только четверо прелестных и таких похожих друг на друга малышей увлеченно перебирали клювами отруби в корытце и даже не заметили исчезновения уродливого братца.
Маме-Утке показалось, что Старая Испанская Утка с красной лентой на лапе пристально посмотрела на нее, но нет, это ей померещилось. Птичий Двор был занят своими делами и совершенно никому не было дела до сиганувшего незнамо куда серого растрепанного уродца.
Утка постояла немного, тряхнула своим нарядным и пригожим хвостиком и поспешила присоединиться к прожорливым, но ужасно милым деткам.
Ночью она вдруг проснулась и просидела до утра с открытыми глазами, беспокойно ворочаясь, так, что четверо ее малышей недовольно попискивали, когда теплый мамин бок вдруг смещался и его сменяла предутренняя прохлада.
Когда совсем рассвело и утята торопливо выкатились из гнезда, сонная Мама-Утка поняла, что разбудило ее в ночи.
Дело в том, что Гадкий Утенок почти с первых дней не помещался у нее под крылом и спал, крепко прижавшись к ее грудке, а она, Мама-Утка, накрывала его своей головой, удобно устраивая ее на пушистой и мягкой спинке несуразного своего ребенка.
Два дня она еще вздрагивала, приметив в толпе птиц серую голову на длинной шее, но каждый раз это оказывался красноклювый гусенок, и Мама-Утка вздыхала и встряхивала перьями. От облегчения, говорила она себе, и спешила за все подрастающими симпатичными утятами то к корыту с отрубями, то к пруду с сочной ряской. А потом и вздрагивать перестала, но по ночам ей все так же было неудобно класть голову перед собой, и спала Мама-Утка тревожно.
И весь Птичий Двор стал замечать, как портится характер всегда покладистой и милой Мамы-Утки.
Она накинулась на ни в чем не повинную старую курицу, когда та спросила, все ли ее малыши здоровы, не болен ли кто?
А потом досталось и хозяйскому коту, что всегда воровал рыбьи головы из общей кормушки. Кот слишком близко, по мнению Мамы-Утки, подошел к ней и занес лапу над головой хмурой птицы. За шерсть с его хвоста посреди Птичьего Двора тогда подрались две пухлые воробьихи. В итоге буроватые клочки украсили гнезда обеих хлопотуний.
В этот раз, как подумали и посудачили все птицы и ободранный кот, Мама-Утка слишком рано уселась на яйца. Ее прежние дети еще не совсем повзрослели и все пытались выкатить младшеньких из-под маминых крыльев и улечься там самим. Но Мама-Утка только сердито вскрикивала и поругивалась на подростков. Ночью они тогда стали укладываться вокруг нее, и с вечера еще каждый из четверых пытался занять место спереди, под ее грудкой. Все Утята знали, что счастливчику достанется маминой ласки с лихвой.
Когда Утка переворачивала под собой драгоценные яйца, ей все казалось, что одно побольше и потяжелее, но нет, все они были одинаковыми. И лопнули изнутри они в один день, хоть Мама-Утка и уговаривала себя, что одно все же запоздало.
Однако Утята вылупились совершенно одинаковыми - милые желтые комочки легкого пуха, которым так нужна была мягкая и теплая заботливая мама. И Мама-Утка, вздохнув, повела свой выводок через Птичий Двор к пруду.
Она привычно подвела малышей к Испанской Утке, та благосклонно приняла новых жильцов, но предусмотрительно не стала спрашивать, нет ли у нее опять неопрятного нескладехи. С Мамой-Уткой уже давно предпочитали не связываться.
А над Птичьим Двором в это время пролетели три белоснежных лебедя. Все птицы посмотрели и полюбовались на них, кроме Мамы-Утки. Она печально смотрела перед собой и все ждала, когда же самая важная Утка допустит ее и ее малышей к корыту с едой.
Наступила холодная зима. В одну из ночей обвалилась обветшавшая крыша утятника и придавила собой жирную Испанскую Утку с красной лентой на лапе. На гомон и крики пришли люди. Они вытащили едва крякавшую матрону из-под сугроба и остатков кровли и унесли в дом. А по утру хозяйка засадила птичниц потрошить и чистить пух и перья на подушку.
Двор притих. Одной Маме-Утке не было до этого никакого дела. Она знай себе бродила по смешанныму с опилками снегу и за ней важно выступал старший выводок, а за ним торопливо семенили младшие Утята.
Прочие птицы сторонились Маму-Утку, да и ставший одноглазым Кот тоже старался не попадаться на ее пути. Все свежие рыбьи головы, рубленная зелень и крупные сытные отруби теперь в первую очередь доставались Маме-Утке. Она ела сама, кормила своих детей, да особо благоволила теперь серым длинношеим гусятам. Правда, клювы и лапы у них были не черные, а красные, но Мама-Утка старалась не смотреть на различия.
И вот однажды люди унесли Маму-Утку в дом. Там она терпеливо крякала, пока ее осматривали и ощупывали. Потом принесли корзинку с двумя ее выводками, пересчитали всех и вынесли обратно. А Маме-Утке повязали на лапку красную ленточку. И тоже отнесли на Птичник.
И все птицы склонились перед ней. А Мама-Утка все высматривала серую несуразную шею да голову с нелепым черным клювом.
Пришла весна. Мама-Утка стала самой жирной уткой во всем Дворе. Настал день, когда ей привела показать своих крошек Уточка из ее старшего выводка. Утята были чудо, как хороши. И каждый принес бабушке сытного червяка в подношение.
И все они были одинаковые. И никто не собирался убегать сквозь сухие ветки прочь из родного дома
.
И вдруг загомонил весь Птичий Двор, зашумели люди и захлопали в ладоши дети.
“Новый! Новый прилетел! Новый самый красивый!» - кричали они, а на маленький пруд грациозно опустились четверо белоснежных лебедей с красно-черными клювами.
У них не было серых несуразных шей, да и головы были прекрасны, а не нелепы. И от того они были не интересны Маме-Утке. Она безразличным взглядом окинула прекрасную четверку и поковыляла вглубь двора, где под темным забором водились самые жирные и вкусные черви.
