В начале 70-х начались разговоры о неизбежной и скорой войне с китайцами.
Ребята во дворе ругали Мао Цзедуна; на какое-то время в списке злейших врагов он даже заменил Гитлера. Судя по тому, что китайское радио глушили сильнее, чем западные станции, а прорывающийся сквозь свист и треск голос пекинского диктора казался особенно мерзким, детское восприятие отражало точку зрения советского МИДа.
Называли даже точную дату: Китай нападёт на СССР 9 мая. Никто из повторявших этот прогноз не мог объяснить, почему для начала агрессии выбран именно День Победы. Какие образы-детальки соединялись в наших головах, образуя эсхатологические конструкции будущего? Слухи, которые пересказывали друг другу взрослые? Карикатуры из журнала "Крокодил"?
Показанные по телевизору кадры хроники, где несметные толпы некрасивых, орущих, низкорослых людей выставляли перед собой книжечки, которые называли цитатниками?
Как ни странно, не помню, чтобы кто-то из моих сверстников боялся войны.
Нам было кому два, кому три года, когда случился Карибский кризис, - вот его-то я, как мне кажется, пережил с ужасом и онемением; возможно, это какие-то более поздние впечатления, но я засыпал с ожиданием, что ни дня, ни света больше не будет. Потом уже страх перед ядерной войной размазался тонким слоем по всему мироощущению.
Фильм "Бегство мистера Мак-Кинли" был интересен тем, что в нём пел Высоцкий, идея бегства на сто или больше лет вперед только потому, что пугает возможный завтрашний апокалипсис, казалась заумной и фальшивой. Такую фантастику ни смотреть, ни читать не хотелось.