Проблема познания не дает покоя человеку с давних времен и вряд ли, во всяком случае, в скором времени, имеет разрешение. Каждый философ, считающий себя таковым, видел необходимость дать объяснение или свое видение того, как человек познает.
Думаю, что не зайду слишком далеко, если стану утверждать, что этот вопрос был самым главным в мыслительной деятельности философа. И как ответ на этот главный вопрос неизбежно возникала очередная онтологическая система. В начале задаемся вопросом – как мы познаем, а в конце неизбежно приходим к тому – что мы познаем.
В Нововременном периоде истории философии, как протест против схоластики и метафизики возникает течение эмпиристов, которое утверждает и обосновывает идею о том, что в основе истинного знания неизбежно должны лежать только знания, полученные входе опыта или чувственного впечатления. Однако, несмотря на вполне аргументированную позицию эмпиристов, тут же нашлись мыслители рационалисты, считавшие, что в процессе человеческого познания одного только опыта мало и необходимо признать, что есть некое вне опытного знания, которое позволяет сформировать то, что называется человеческим знанием.
Так что же лежит в основе человеческого истинного знания: рациональная посылка или данные чувств.
У меня есть три, возможно совсем не оригинальные, версии разрешения этого спора, не имеющие претензии на полную обоснованность и полную аргументированность. Цель этого сочинения – представить эти версии.
Первая версия разрешения этой проблемы предполагает, что в основе лежат данные чувств.
Человек рождается с чистой памятью. У него нет никаких знаний о мире, в который он попал. И начиная с первого вдоха, он получает знания через органы чувств. И другого способа получить знания о мире, у него нет. Если только не предположить, что может быть врожденное знание. То есть такое знание, которым человек обладает уже с рождения. Однако подобное предположение не выдерживает никакой критики. Взять хотя бы в качестве опровержения тот пример, что у разных культур собственное представление о знаниях. И они могут сильно различаться и даже быть противоположными в разных культурах.
Таким образом, человек из внешнего мира получает опыт, пропускает его через чувства, нагружает сознание, и формирует понятие. Причем чувства — это такие системы, что способны раскладывать опыт или, изучаемый предмет, на простые сигналы, например, включено, выключено или ноль, один. В результате такого разложение от каждого вида чувств получается набор или комбинация нулей и единиц. И совокупность этих комбинаций от разных чувств сознание соотносит с уже существующим знанием, если оно есть, и если не находит, то новой комбинации назначает новое понятие о полученном опыте или изучаемом предмете.
Понятным в этом случае становится механизм совершения ошибок. Так в содержащейся в уме комбинации какая-либо из единиц или нолей может потеряться или поменять свое значение на противоположное и тогда при сопоставлении уже существующей, но редактированной по естественным причинам комбинацией, с комбинацией, полученной из опыта, может не быть установлено соответствие, и комбинации полученной на входе назначается, по ошибке, новое понятие. Ошибки не редкое явление среди людей, а версия о врожденных понятиях не может их объяснить, так как, исходя из идеи о врожденных понятиях, человек не может допустить ошибки.
Вторая версия разрешения проблемы – в основе познания лежит рациональное мышление.
Позиция рационалистов отнюдь не утверждает, что для познания необходимо врожденное знание, как уже готовое знание, данное каждому человеку с рождения. Таким образом, главная претензия к подходу рационалистов снимается, и вся критика уходит в «молоко».
Под априорным знанием рационалисты понимают предрасположенность к знаниям, как некое общее русло для разных потоков и ручейков, возникающих в результате чувственных впечатлений и мыслительной деятельности.
Когда кто-либо, рассматривая способ познания, берет во внимание только чувства и не принимает в расчет разум, у меня всякий раз создается впечатление, что этот человек лишает других части сознания или мозга. При этом не понятно, отказывает ли в этой части сознания и себе самому или себя он оставляет в стороне.
Кажется, в полнее достоверным и не требующим особых доказательств то, что в ходе познания разум играет не маловажную роль. Осталось только рассмотреть, какую роль он играет.
Моя версия в том, что роль разума состоит в построении конструкций или сетки, или очков, через которые человек понимает – то есть дает понятия чувственным данным. И действительно, допустим, что в ходе опыта или чувственного впечатления мы действительно получили набор соотношений простейших сигналов, но как возникает взаимосвязь между этим набором сигналов и понятием, которое мы ему даем. Эмпиристы не дают на это ответ, они это даже не рассматривают этот вопрос. Роль разума как раз и заключается в том, чтобы создать некое понятие как конструкт и соотносить его с тем, что мы получили в ходе опыта. Причем этот конструкт, схема, очки создаются до опыта, основываясь на предрасположенности субъекта к построению именно такого понятия-конструкта. И вполне законная разница в конструктах одного и того же объекта от разных субъектов дает нам отнюдь не ложное знание, на чем настаивают эмпиристы, об исследуемом объекте, но разные аспекты этого объекта. Синтез, которых на более высоком теоретическом, опять же, уровне способно приблизить к подлинному понимаю объекта исследования.
Кроме того, остается не ясной и сама операция соотнесения. Какова ее роль. Очевидно, в этом случае только одно – в операции соотнесения внешняя действительность, и те внешние чувства, через которые мы испытываем внешнюю действительность, имеют незначительное, если не сказать вообще никакого, значения.
Третья версия разрешения проблемы состоит в том, что в основе познания лежит «знание» деятельность нашего организма.
Нет ничего в разуме, что прежде не было бы в деятельности человеческого организма. И дело не в том, что мышление и чувства подчинены каким-то химическим или физическим связям или состояниям клеток нашего организма, а в том, что неосознаваемое осознание механизма работы нашего организма формирует нечто, что пока можно обозвать как «черный ящик», что есть содержание нашего сознания и оно позволяет нам реконструировать, пусть рационально, то, что мы получаем в опыте, даже в опыте изучения нашего тела.
Для пояснения высказанной мысли будет удобно привести в качестве примера монаду Лейбница, или, другими словами, единичность восприятия некоего комплекса процессов. Как известно восприятия могут быть четкими и смутными. Но смутные не в том смысле, что они плохие, а в том, что осмыслению они не поддаются, как например движение. Тем не менее эти смутные впечатления о деятельности человеческого тела и составляют содержания того первичного сознания, который позволяет рационально реконструировать то, что мы видим или ощущаем в мире.
Кант начинает критику чистого разума с утверждения, что познание не возможно без опыта, а я утверждаю, что прежде надо знать, что такое опыт, умение выделять из всего то, нечто, что будет являться для нас опытом. И это умение формируется деятельностью организма.
Эта версия разрешения проблемы уже заложена в монадологии Лейбница, где единицей восприятия стала лишенная атрибута протяженности биологическая клетка (автор осознает, что это грубое и пока бездоказательное утверждение отвечает только личным представлениям самого автора о монаде). Таким образом, эта клетка, потеряв свою материальность, становится тем самым «черным ящиком» содержанием, которого становятся те процессы, которые в этой клетке происходят, но процессы, также лишенные своей материальности.
Таким образом, признавая это новое, относительно спора эмпиристов-рационалистов, положение, мы можем предложить некую программу, которая способна дать понимание того, как человек познает.
А именно, необходимо изучение психофизиологических процессов деятельности человеческого организма. И вслед за этим необходима рациональная реконструкция этих процессов для собственно объяснения деятельности человеческого организма, а также объяснения механизма познания внешней действительности.