Когда в конце декабря Руфина прилетела в Индию, я сказала ей ещё по дороге из аэропорта: "Мы обязательно должны с тобой пойти танцевать под большой баньян на ecstatic dance". "Но я не очень люблю танцевать," - попробовала осторожно возразить Руфина. "Это не совсем про танцы," - также осторожно попыталась объяснить я. "Хорошо, какая там музыка?" Я не могла ответить. "Ну, стиль какой? Как там танцуют?" Я не могла ответить. "Ну она хотя бы быстрая или медленная?" Я поняла, что снова не могу ответить, и сказала: "Давай сделаем так. Мы приедем, и если тебе не понравится, ты просто мне скажешь, и мы сразу уедем, хорошо?"
В первый раз я приехала на ecstatic dance именно так. Меня позвала другая моя подруга, Ольга. Заканчивался день зимнего солнцестояния, начиналась самая длинная ночь года, было полнолуние. Я чувствовала, как важно мне протанцевать, выбросить из тела всё несделанное, нереализованное, недостигнутое в уходящем году. Важно не тянуть в следующий год то, что потеряло значимость и актуальность. Не тянуть ни в виде повисших нерешённых задач, ни в виде оставшихся в теле ноющих зажимов и блоков. Я задала Оле все те же вопросы, что потом задаст мне Руфина. И Оля не смогла ответить мне, также как потом не смогу ответить Руфине я. Она сказала: "Сама увидишь". И я увидела.
"No drugs. No alcohol. No video. No photo. No talking on the dance floor".
Я остановилась сразу после этой надписи на входе и, кажется, несколько минут так и простояла. Я смотрела на этих людей, они стояли, качались, прыгали, тряслись, ползали. И меньше всего напоминали нормальных. "Я так не смогу," - это было первое, что подумала я. И что-то внутри меня сразу ответило: " А так и не надо". Я сняла обувь и пошла босиком по тёплой, мягкой циновке. К людям.
Ecstatic dance - это абсолютно безопасное пространство. Ты можешь взглядом и движениями пригласить другого человека двигаться вместе. Точно также движениями и взглядом ты можешь или согласиться, или поблагодарить и отказаться. Ты можешь просто закрыть глаза, остаться наедине с музыкой и заполнить музыкой всё своё тело. Расслабиться. Закричать, засмеяться, заплакать. Сесть на циновку и собраться в комок, тогда вокруг не останется никакого пространства вообще, только музыка. Или лечь на циновку, раскинуть руки в стороны, и пространство вокруг станет бесконечным, его заполнят ноги танцующих и огромные ветки баньяна, которые будут спускаться к тебе вниз, кажется, с самого неба. Всё - ты можешь. Всё - в твоих руках. Всё - тебе по силам. А теперь - просто танцуй.
Но именно это оказалось сложнее, чем я думала.
Помню, в первый раз на экстатике я казалась себе марионеткой: если правая рука вдруг поймала ритм, то левая в это время безжизненно висела вдоль тела; если верхняя часть туловища начинала двигаться, то ноги как вкопанные врастали в землю. После танцев уже у своего дома я сидела на скутере и думала: этот вечер был не про танцы. Всё в моей жизни так - яркие, красивые стёклышки, которые никак не соберутся в цельный единый витраж. Может быть, если я соберу тело, то и жизнь смогу собрать?
Помню, второй раз на экстатике я заняла на танцполе то же место, что и в прошлый раз, и, танцуя, практически с него не передвигалась. Потом, у дома, сидя на скутере, я поняла, что это про устойчивость в моей жизни, про стабильность, про страх перемен. В танце это ощущение в теле: если я начну перемещаться в пространстве, то потеряю равновесие. В жизни - это постоянное прощупывание опоры, постоянная потребность в том, чтобы снова и снова убеждаться: я нужна, я значима, я любима. Я ещё не умею носить эту опору в себе.
Помню, в третий раз на экстатике, танцуя, я попробовала открыть глаза. И тут же закрыла их снова. Сердце стучало в ушах, дыхание сбилось, даже с закрытыми глазами я продолжала чувствовать на себе взгляд, с которым столкнулась. Осторожно я попробовала открыть глаза снова. Тот человек, который пару минут назад смотрел на меня, танцевал с другими людьми, в стороне, и весь был растворён в музыке. Я вдохнула и попыталась снова включиться в музыку. Но тут же встретилась с другим взглядом - мягким, нежным, очень чутким, по первому моему движению готовым одинаково и включиться в общий танец, и растаять в толпе. Я в страхе закрыла глаза.
То же самое повторилось на экстатике и в четвёртый раз, и в пятый, и повторяется до сих пор. Я смотрю, как встречаются и расходятся пары, невероятные, удивительные, красивые как разноцветные стёклышки в калейдоскопе. Встречаются с радостью, с желанием, что-то их тянет друг к другу. Расходятся наполненные, с теплом, с благодарностью, каждый что-то принял, что-то отдал, что-то завершилось. Люди на танцполе не разговаривают, и, чаще всего, даже не знают имён друг друга, не знают, на каком языке говорит тот, кто с тобой танцует. Люди на танцполе, чаще всего, практически друг к другу не прикасаются. Это просто танец. Это просто наслаждение музыкой, которое ты можешь разделить с кем-то ещё. Которое я сама ни с кем разделить пока не могу.
Это тоже не про танцы. Это страх любых отношений. Это какое-то очень глубокое, утробное, физическое ощущение: "Если ты пришёл, ты уйдёшь". Это страх расставания с самой первой минуты, как только случилась встреча. "Я отдам тебе себя всю, но всё закончится, потому что всегда заканчивается, и ты уйдёшь, а я больше не смогу собрать себя". Страх - не существовать самой по себе, не существовать без другого.
Каждый раз я повторяю себе, что это только танец, это игра, это то самое безопасное пространство, где я могу позволить себе прожить то, с чем боюсь сталкиваться в жизни. Я кутаюсь в музыку, я открываю глаза, я встречаюсь взглядом с другими людьми. На приглашающий взгляд я уже не зажмуриваюсь как испуганный зверёк, я просто опускаю взгляд в пол, и человек уходит. Иногда я даже успеваю ему улыбнуться перед тем, как посмотреть в пол. И иногда даже успеваю поймать его ответную улыбку. Но совместный танец для меня - это по-прежнему игрушечная модель отношений, и прожить её я пока не могу.
Удивительная штука - проживание своей жизни, узнавание себя самого, ощущение, что твои возможности безграничны, мир вокруг безграничен, любящее сердце безгранично.
