Начало
Мне было бы очень горько, если бы вокруг я не видела наших людей, если бы поехала на заработки не в Россию, а куда-нибудь в Польшу или подальше. Когда тебя шатает, и все кругом расплывается, родная речь и русские лица служат единственной опорой.
Например, этот мужичок на шестерке, который словно поджидал меня на станции Каннильярви, куда я доехала поутру с Финляндского, - он как будто переместился сюда из моего детства. Точно такие мужички и точно такие автомобили были тогда. Такая же степень обшарпаности снаружи машины и такая же мелкая неряшливость внутри. Это грело, это вселяло надежду. Я спросила, сколько до «Семи Озёр», он сказал, пятьсот. Я знала эту цифру, меня предупредили. Шофер брал ни больше, ни меньше. Я попросила у него телефон, позвонить работодателю, предупредить о своем приезде, он дал без вопросов. Начала оправдываться, что не смогла купить российскую сим-карту, мужчина только улыбался и кивал.
Мы поехали. По дороге я узнавала пейзажи, которые видела лет десять назад в Сибири. Ели, сосны, березы. Высокий лес и тонкий частый подлесок, как подпушек у собаки, будто земля тоже покрывается на зиму густой шерстью.
Мне вспомнился сон. Я сижу на берегу ставка, на противоположном берегу растет береза. Вдруг она падает, выворачивается с корнем, и в воронке земли показывается труп. Это девушка, она смотрит на меня мертвыми глазами. Я бегу оттуда и оказываюсь в помещении, где меня встречает полицейский. Он что-то говорит, как будто успокаивает, но стены, потолок и даже пол комнаты двигаются произвольно, делая ее то шире, то уже, то выше, то ниже, иногда придавая ей совсем уж странную форму. Эти игры с пространством наводят на меня ужас. муж сказал тогда, что я кричала во сне. Боже, куда я еду?
Охранник "Семи Озёр" пропустил меня без вопросов. Сказал: «Идите по этой дорожке прямо вверх, до здания администрации, там вас ждут. Там еще велосипеды стоят, увидите». Я пошла. Иду и иду, вокруг чуднЫе домики, сложенные из бревен. Они предназначены как будто для жилья, но немного и для киносъемок. Слева открылось большое здание, в том же стиле, что и домики, но это уже была чистая декорация. Примерно так представляют себе американцы русскую старину, такой они заказали бы себе муляж для съемочной площадки. И, чтобы окончательно утвердить меня в этой мысли, над входом клинописью показалась надпись «Администрация». Дополняли картину ржавые велосипеды, выстроенные буквой «Г». Наверное, на них бюджетные артисты, которым годами не платят зарплату, приезжают на работу.
Я оставила свой чемодан у крыльца, поднялась по ступенькам. На табло электронных часов над дверью светилось «8:55». «Юля»! - услышала я чей-то хриплый голос.
Всю администрацию опоясывала длинная бревенчатая веранда. На дальнем ее конце виднелась женская фигура, она выглядывала из-за угла лишь наполовину. Я подошла.
Девушка со шрамом на лбу жадно подкуривала сигарету. Шрам был ломаный, старый, он пересекал лоб во всю его ширину, но девушка, ничуть не смущаясь, носила волосы зачесанными назад.
«Меня зовут Нина, - сказала она, - я администратор". Я стояла в свитере под курточкой и не чувствовала, что мне жарко. Нина же была в майке на голое тело, ее трясущиеся руки покрылись мурашками. Девушка дрожала всем телом и сильно сутулилась.
"Сегодня я отсюда ухожу, - она затянулась. – Я ухожу, но я тебе все расскажу. Потом будет Даша. Сейчас придет Аня. Сегодня воскресенье. Я позвонила старшей горничной».
Мысленно я пыталась слепить из ее слов что-нибудь такое, что проливало бы свет на мои будущие обязанности по работе. Или хотя бы на то, что мне сейчас делать. Но думать долго не пришлось.
- Аня! – крикнула вдруг Нина и посмотрела мне за спину. – Забери девочку.
Я повернула голову в направлении ее взгляда. По дорожке к нам приближалась женщина в синем форменном жакете. Под «девочкой», видимо, подразумевали меня.