Сегодня я хотел бы развенчать городскую легенду о том, что Чтиво является духовной, контр-что-то-там или даже душеспасительной организацией. Несмотря на то, что мы смотрим на книгоиздание не как на бизнес, а на литературу не как на развлечение, а на сущность, имеющую непосредственное отношение к духовной жизни и самосовершенствованию, мы не хотели бы брать на себя функции борцов с системой, ниспровергателей тайного синдиката или основоположников новейших духовных традиций.
Несомненно, литература и книгоиздание изначально и большую часть времени были спутниками сакрального, и первые книгопечатни почти всегда появлялись в храмах, а потом уже переходили в распоряжение госмонополий, после чего ценой невероятных усилий отдельных людей книги становились доступны для широкой общественности. В конце прошлого века кое-что сломалось, и книгоиздание стало бизнесом. В конце прошлого века почти всё стало бизнесом, чего уж там. Поэтому выбор рукописей стал осуществляться по законам рынка: издавать нужно то, что пипл схавает. Пипл же не слишком разборчив и хавает то, что ему дают, до тех пор, пока не дадут что-то новое. А новое он может схавать, а может и не схавать, так зачем рисковать. Такой подход совершенно резонен с точки зрения бизнеса, но для литературы как процесса в искусстве в той же степени неприменим. Так мы получили то, что имеем. Осталось разобраться, что теперь с этим делать. И стоит ли делать что-то с этим или лучше сделать нечто совершенно иное.
Чтиво, как многие из вас уже заметили и оценили, существует по другим законам. Плата за нашу непосредственность – отторжение нас существующим книжным сообществом как инородного тела. При таком раскладе у нас есть три пути:
1. Адаптироваться под существующую среду.
2. Перестать существовать.
3. Расти, пока с нами нельзя будет не считаться.
Первые два пути не отвечают нашим задачам, поэтому мы выбираем третий, и кое-где это начинает работать. А кое-где нет. Когда мы предлагаем свои издания в книжные магазины старой формации, мы чаще всего слышим следующие фразы:
1. У вас слишком маленький ассортимент, приходите со 100 позициями.
2. У нас есть художественная литература, и она не продаётся, и ваша не продастся.
3. Это не для нашей аудитории, она ещё не доросла.
Всё это является выражением преклонения перед существующими законами рынка и нежелания менять что-либо во избежании потери тёплого (хотя и довольно криво стоящего) места. Ответить на вышеприведённый абсурд мы можем следующее:
1. Если вы и подобные вам не берёте одну книгу, откуда у нас возьмётся 100 книг?
2. Может, у вас художественная литература потому и не продаётся, потому что морально устарела, и нужно что-то новое?
3. Если аудитории не дать витамин роста, как она дорастёт? Откуда вы знаете, что новая аудитория не заходит в магазин уже несколько лет в поисках именно этого и не уходит с пустыми руками?
Система жаждет остановить мгновение как официально прекрасное, отлить его в бронзе по госзаказу и ничего никогда не менять. Мы могли бы попробовать согласиться с этим, если бы не:
1. Большой поток рукописей, достойных издания, но нигде пока не изданных.
2. Высокий процент одобрения нашей работы среди пока немногочисленных читателей.
3. Одобрение работающих с нами авторов вплоть до многократных «Хочу издаваться исключительно у вас». Это действительно лестно.
Следующий важный момент заключается в том, что сегодняшняя большая литература живёт в офлайне, заходя в онлайн по щиколотку, блюдя традиции прошлых лет и чураясь цифровой среды как чужеродной. В этом есть логика, учитывая, что традиционализм свойственен литературе в её основе. Однако очевидно, что вся сфера общения и обмена информацией, в том числе между автором и читателем, переходит в интернет. Если литература не проникнет в цифровое пространство достаточно глубоко и не укоренится в нём, то в конце концов в онлайне окрепнет и станет доминировать бездуховность – кругом и так щупальца левых, правых, верхних и нижних бот-комментаторов, троллей и гоблинов. Мы тоже должны быть здесь.
Чтиво существует изначально как онлайн-издательство, выходящее в офлайн, а не наоборот – в этом его ключевое позиционное преимущество перед устаревающими формациями. Мы растём именно отсюда и здесь, среди подключающихся с разных сторон земного шара талантов и читателей, среди овладевших словом и испытывающих его жажду анонимусов с тысячами имён, лиц и рук. Мы знаем, как с ними работать и как запустить и направить литературные процессы в цифровом пространстве, при этом не гонясь за длинным рублём, но используя по максимуму то, что имеем, чтобы удержать собственную планку стиля и качества. Несмотря на то, что у людей старой формации интернет порой вызывает подсознательное отторжение, как рассадник анонимности и хаоса, мы стремимся как раз не к хаосу, а к стилю, и не к анонимности, а к тому, чтобы вернуть в литературу лицо – точнее, лица авторов. Серийное производство жанровых книг обезличило автора средней руки, свело его личность к имени и фамилии, зачастую выдуманным, именно это и позволило превратить её в конвейер, где книггеры выдают суррогат под видом слова, но реального автора с лицом и характером, будь он хоть мессия, не пропускает фейс-контроль. Система представляется себе самодостаточной, но сама ослабляет себя, уже не видя собственных пределов, поскольку края её разошлись слишком далеко, и она трещит по швам.
Тем не менее, вернусь к своему исходному утверждению. Мы здесь не чтобы вас спасать или собирать войско для похода на Вавилон. Главы синдиката, спите спокойно, ваше время ещё идёт и будет идти, пока вы не сделаете всё, на что вы способны, и вам не надоест. Сила покинет вас, как покидает явь глаза отходящего ко сну. Вы можете остановиться прямо сейчас: даже по инерции на ваш век и веки ваших детей и внуков уже будет довольно (шутка, конечно, не можете). Мы возьмём лишь то, что вы взять не способны, понеже оно не для вас. Оно лежит прямо здесь, на виду, и вам было бы выгодно, чтобы все отвели от него глаза так же, как это делаете вы, и смотрели бы только туда, где вы создали освещаемый беспрерывным фейерверком суррогат. Но оно, то что вы взять не способны, всё же здесь. Живые люди видят его даже на веб-страницах без кожаного переплёта. Главы синдиката, я знаю, творя зло, вы жаждете лишь наказания как свидетельства того, что в мире есть справедливость, наказания, которое сделало бы вас счастливыми. Вы не можете заставить литературу превратиться в машину, но вы можете дать ей возможность сделать это самой, и с горечью наблюдать, как это происходит. Я понимаю эту горечь: видеть как любимый тобой оказался слаб, не прошёл испытания и получил ровно то, чего заслуживает. Утешьтесь, главы синдиката, ибо в мире есть справедливость. Не весь он основан на ней, но мы создаём и растим её вместе, и она проявляется во всей красе. Но вы не получите от нас наказания, ибо мы не супергерои, не святые, не палачи, и не карательный отряд. Вы можете наказать сами себя, если сочтёте себя виноватыми, и, если будет так, то да удастся вам сделать это с точностью, не оставшись в долгу, но и не загнав себя в новый долг.
Предводители скудеющих силой царств! Я рассказал, почему мы не идём в бизнес, а теперь расскажу, почему мы не идём в духовенство. Оно попалось в ловушку первородного греха всё там же, оно стало производить суррогат, боясь, что иначе не выживет или выживет, но обветшает или не обветшает, но потеряет силу, или не потеряет силу, но обесчестится, или не обесчестится, но унизится, или не унизится, но станет бесполезно. Почти все из нас попались, и почти всем из нас следует начать заново, не будучи ни тем, ни этим. И право на это столь же естественно, как право дышать, сделать татуировку дракона или сбрить волосы.
Короче, мы ни то и ни это. Мы Чтиво, ёпт!