Голосование, поправки, эпидемия - лето, прохладно, выходной.
По телеку улицы разбитых фонарей, коты валяются где попало, она творит кото-подушку - не знаю для кого, знаю, в подарок, а я, подтянувшись сто восемнадцать раз и выпив кофе со сливками под три крохотных шоколадки, релаксирую в кресле.
Младший с пацанами свалили в Колотовку, к Лехе на родину - мать попросила помочь и теперь они скопом пасут, а может, только кормят, гусей и коров, до обеда учатся на дистанционке, а вечерами топят баню. Полагаю, с пивом.
Лучшая половина готовиться навестить дедов - уже паникуют, поскольку каждый визит сопровождается коренной перестройкой пенсионного уклада - веселым ремонтиком кухни, застеклением балконов, пристраиванием веранды или шумной покупкой мебели - все как любит привыкший к тишине и проживающий в прокуренном блиндаже разведчик - потерпит, машет рукой благоверная, я ему новую футболку купила.
Вчера позвонила Алка.
- Вижу, ты на работе, хочу коммуналку заплатить.
- Так заходи.
- Илья попал, а у нас контакт через внучку.
- Понятно, сейчас уйду.
Наскоро собрался и уже по пути махнул Алке - выглядит здоровой, даже подзагорела - как-никак всю изоляцию отсидела с внучкой в деревне.
Когда Ленка заявилась в медицинский у нас челюсти попадали - кто, Ленка, какой из нее врач, троечница, ни одной книжки не прочла, а тут не шухры-мухры, педиатрический.
Алка чуть умом не двинулась - не ела, не пила, не спала, три месяца просидела на стенке, выскребла все сусеки, наняла кучу репетиторов - короче, бесконечные нервы, бессонница и шалящая щитовидка чуть не довели до больничной койки - тормознула буквально в миллиметре.
Однако Ленка поступила без больших или малых протекций - подготовилась, сконцентрировалась, успешно сдала экзамены и прошла на бюджет.
Более того, выучившись на педиатра стала неонатологом и с того пашет как лошадь, особенно, за кредит на квартиру, а потом еще за машину.
Ейный муж тоже врач - умненький, аккуратный реаниматолог, спортивный, опрятный, вежливый и хорошо пахнущий молодой человек, а доча по имени Сонька - говорливая малявка без глупых комплексов или страхов, плюс квартира в удачном месте - лес из окна, две машинки, приличная косметика, недешевые шмотки и отдых в Турции.
Короче, жизнь удалась.
Обнаружив статусно-материальные успехи и крупно-бытовые достижения Ленка, теперь навечно убежденная в собственной непогрешимости и стопроцентной правоте, стала критична, строга и требовательна, особенно к матери - контролирует, поучает, бурчит, а иногда устраивает самый настоящий разнос - не побалуешь.
Другое дело, когда что-то нужно от мамы, допустим, подхватить Сонечку в неурочный час, - сама любезность, предупредительность, мимишность и тридцать звонков в день.
Поделившись сокровенно-наболевшим и нацепив маску смиренной мудрости Алка печально резюмирует сказанное - дети, что тут поделаешь, потом горестно, но не тяжело вздыхает, задумчиво смотрит в окно и медленно произносит мантру Ганеши - все-таки мы были другими.
Конечно другими, но какими - вот вопрос - какими мы были, каким стали и почему стали именно такими.
Почему, единодушно проголосовав за сохранение союза, спокойно взирали на его конец, находили оправдание реформам, начисто угробившим то, чему учились и к чему усиленно готовились - науку и образование, армию или социалку.
Почему, признавая душу и духовность, этику и императив, так легко согласились на жизнь снаружи, жизнь, измеряемую материальным успехом - голую материальность, обернутую в насмешливо-ироническое, саркастическое пренебрежение всякой коллективностью, общностью, государственностью, ибо "они" неисправимы и в "этой" стране никогда ничего путного не будет - интеллигентское мещанство, позорную, конформистскую позу с обязательным томиком Цветаевой на полке.
Что мы сделали такого, чтобы дети хотели быть похожими на нас, внутренне похожими, разделяли "наши" правильные ценности - ту же Цветаеву, пусть земля ей будет пухом, любили "настоящий" театр, "хорошую" литературу, классическую музыку или джазовую традицию. Хранили верность близким, мужьям, женам, дедам и родителям, ненавидели хамство, ложь, лицемерие и ханжество, признавали приоритет духовного над материальным.
Разве мы подали им хороший пример, разве поступали в соответствие с Великой Декларацией Прав или Хартией Вольностей.
Худо-бедно приспособились, даже улучшили, правда, ненамного, жилищные условия, завели бытовую технику, телефончики и иномарки, съездили загранку, набили шкафы шмотками - разумеется, не вульгарными или вычурными, а стилистически безупречными, соответствующими статусу скромных, но духовно богатых персон.
Ответы очевидны, так чего мы хотим от них - плоть от плоти, кровь от крови - только стилистического подобия - чтоб по тем же лекалам, теми же словами, с теми же причитаниями, интонациями и психологизмами.
Не очень начитанные, если не сказать совсем, с вежливостью проблемки - порой хамоватые, несдержанные, никому не доверяющие, ищущие выгоды и бурно переживающие неуспех, ущерб или отрицательную оценку - люди как люди.
Даже милосердие иногда стучится в их сердца - работают, блюдут семью, дрожат над детьми, переживают, по своему конечно, за родителей.
Интеллектуально невзрачные - да бог с ним, интеллектуализмом, лишь бы были здоровы, глядишь, как-нибудь справятся с два плюс два, смартфон им в помощь.
Примитивней не значит хуже, порой наоборот - проще, быстрее, без зауми и реверансов - первое, второе, компот.
Пафосность, преувеличение, демагогия - тут же вылезут, когда надо скрыть неприглядность, компромиссность, малодушие или трусость, к бабке не ходи.
Мы хотели как лучше - самая большая ложь, поскольку почти правда, из которой всегда выпадает слово "нам".