За первым примером самоусиливающегося эмоционального дистресса - человека с психосоматикой, попавшего в медицинскую среду, приведем более явный. А именно терроризм властовластолюбивого супруга или родителя. Покажем как первый воспроизводит второй, исходный случай. Домашний #тиран организовавший надзорную власть, зачастую использует те рефлексы, которые родитель жертвы выработал у нее в ходе раннего детского опыта. Такая конструкция исходно возводится родителем (порой неосознаваемо, но вполне целенаправленно) для своих манипулятивных, утилитарных целей. Она не требует большого ума или искусства, а вот бесчеловечность и неспособность любить необходимы.
С позиций З. Фрейда и трехчастной структуры личности (оно, эго, суперэго) ребенок представляет собой нагое оно - не защищенное непрозрачностью лжи и прочими "занавешивающими" интимное приёмами. В этой связи все произносимое воспринимается без критики и буквально. При этом преступной сцену "садист родитель - беззащитный ребёнок" делает инстинктивная привязчивость и абсолютное доверия последнего. Власть выходит абсолютной, и тем большей, чем менее удовлетворены базовые телесные и эмоциональные потребности, связанные с контактом. Родитель, не служащий источником ласки, общения и связанной проговоренности и одобрения приводит к глубокой фрустрации этих жизненно необходимых (при не биологической природе) потребностей. Ребенок инстинктивно пытается получить их, становясь более угодливым, послушным, скромным, тихим, самоотверженным, терпеливым,... - все что террор родителя предпочтет по своему вкусу.
Он становится слепком родительской прихоти, продолжением воли садиста за пределы того самого. Пара выходит резко асимметричной - один ограничивает себя во всем, другой спускает себе все большее. При ведущей роли жестоких тенденций #ребенок может прибегнуть к агрессии на себя, превентивно угодливо наказывая себя в угоду тирана. Mогут также превалировать обслуживающая угодливость и стремление развлечь, мучительно выхолащиваюющие переживания самого ребенке.
Сформулированные в детстве, эти паттерны переходят с человеком в его взрослую жизнь. Наведенная наведенная прежде родителем “cлепочность” сохраняется, даже в благоприятном случае изоляции от него. Она может усиливать себя в бессознательном продолжении воли родителя, в неосознанном стремлении к чем-то, чего не хватает. Такой неопределенный поиск может толкнуть на всяческие духовные поиски в рамках сообществ, охотно готовых сыграть с травматик ом злую родительскую шутку - духовностью, религией и культурой такие ситуации не ограничиваются, однако это наиболее явный пример.
Другое распространенное опасное развитие ситуации неудовлетворенности и неопредмеченного поиска - "метастазирование " родительского насилия с супругом/партнером. В этом случае заостренные черты-слепка родителя как влитые входят в соответствующие выемки нового садиста, нового родителя. сексуальность в таких отношениях на поверку мало важна, зачастую принудительна и носит ритуалистический характер. Это не телесное общение и живой эмоциональный опыт, во многом такой #секс - продолжение насильственных же и ритуализированных же бытовых, повседневных взаимодействий. Ситуация быстро эскалируется, причем от осознания и противодействия ей отстраняют поощрения верности и терпения в таких отношениях со стороны общества. Отсюда вытекает забота о фасадности, видимой извне стороне отношений. Важно "что #люди скажут” и "как все смотрится".
Колоссальную роль имеет социальная изоляция - в общество выставлен фасад, обрядность, в то время как здоровое откровенное общение на стороне не поощряется. В условиях оторванности от других людей жертва лишена возможности взглянуть на ситуацию со стороны, под другим углом. Неблагополучие таком образом чувствуется, может находить некое стороннее обьяснение и "виновников", но увидеть его истинную природу невозможно.
Причем расхождение внутренних мучений и деталей воспевающего внешнего благополучия нарастает.