Возрождённые души
«В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе своё состояние, тотчас же заснул». Это реакция князя Андрея на первую встречу с Наташей.
Поразительно! Совсем недавно перед нами был преждевременно состарившийся человек, считающий: «Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол», - и рассуждающий: «Мы знаем жизнь, — наша жизнь кончена!» И вот неожиданная встреча…
«Князь Андрей, невёселый и озабоченный,.. подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из-за деревьев он услыхал женский, весёлый крик, и увидал бегущую наперерез его коляски толпу девушек. Впереди других, ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно-тоненькая, черноглазая девушка в жёлтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из-под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что-то кричала, но, узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад. Князю Андрею вдруг стало отчего-то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой-то своей отдельной, — верно глупою— но весёлою и счастливою жизнию. “Чему она так рада? о чем она думает!.. И чем она счастлива?” - невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей». И – странное дело! –этот вопрос будет мучить его ведь день…
А затем знаменитая ночная сцена, когда он будет вслушиваться в разговор Наташи и Сони, «почему-то ожидая и боясь, что она скажет что-нибудь про него», и услышит про её мечту «улететь в небо»: «Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, — туже, как можно туже — натужиться надо, - и полетела бы. Вот так!»
Именно эта встреча заставит его понять, что «жизнь не кончена в 31 год» и что нужно всё изменить: «Надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
И ещё одна удивительная деталь: после встречи с Наташей князю Андрею по-другому видится портрет покойной жены, которая «нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь». Это ещё не любовь, это только её ожидание, которое разрешится на новогоднем балу. И тогда снова князь почувствует силу жизни: он «выбрал Наташу, потому что на неё указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино её прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим».
Как тщательно будет Толстой подчёркивать это влияние Наташи на князя Андрея! «Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с её удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке». Встреча с ней в Петербурге даёт ему возможность почувствовать себя вновь молодым: «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мёртвым хоронить мёртвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым». Пьер видит, как меняет обоих это чувство: «Князь Андрей с бережливо-нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что-то. Она, подняв голову, разрумянившись и, видимо, стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого-то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале. Князь Андрей подошёл к Пьеру, и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга».
Тем страшнее будет для князя Андрея узнать об измене Наташи… Толстой, рисуя Болконского после получения отказа от неё, подчеркнёт и изменения в его внешности («весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей»), и его «оживление, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер», и усмешку, которая «говорила: “здоров, но здоровье моё никому не нужно”».
Но снова мы увидим способность Наташи возрождать людей… Мы увидим, как изменится Пьер, увидев «эту прежде милую Наташу Ростову». Поначалу он думает лишь о Болконском: «Ему всё-таки до слёз жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе», мысленно соединяя её с Элен, «думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной»: «Все они одни и те же».
Но очень скоро его чувство меняется.
Незадолго до этого автор изобразит нам Пьера, приехавшего в Москву, слившимся с жизнью отставной столицы: «Для московского света Пьер был самым милым, добрым, умным весёлым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином».
И даст Толстой ему, по крайней мере для меня, страшные определения: «Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате», «Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни». И тут же заставит нас вспомнить, что Пьеру всего 27 лет! Конечно, не настолько молод, как посчитали бы сейчас, но в такие годы «доживать свой век»?.. А он спасается от жизни: «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от неё как умею! - думал Пьер. — Только бы не видать её, эту страшную её».
Но при виде Наташи приходит сначала сострадание (« Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать её; но теперь ему сделалось так жалко её, что в душе его не было места упрёку»), а затем и неожиданная любовь: «И ещё больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал, как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят». И эта любовь вызовет признание: «Всё пропало? — повторил он. — Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей».
Второй том романа заканчивается знаменитым описанием чувств Пьера, смотрящего на предвещающую ужасы комету: «Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на чёрном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягчённой и ободрённой душе».
А возродила-то душу Наташа…
Продолжение следует
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал
"Оглавление" всех статей по "Войне и миру" здесь
Навигатор по всему каналу здесь