Почему один и почему «супермен», если речь идёт о группе, к тому же, с одним из обширнейших составов в истории рок-музыки?
По ряду причин. По ряду…
Во-первых, публикация журналом «Юность» повести Тарасёнкова «Человек в проходном дворе» совпала с периодом суровой ротации внутри Canned Heat. Во-вторых – в плане текучести кадров группа действительно представляла собой, как тогда говорили, «проходной двор».
Ну и наконец, единственным суперменом в истории Canned Heat был Алан Уилсон по прозвищу «Слепая Сова», чьи способности намного превышали средний уровень людей его категории. Остальные были просто колоритными и даровитыми, молодыми людьми, честно делавшими своё дело.
Дело в том, что Уилсон был «особенный» – или большой ребенок, что ни о чем не говорит конкретно. Ибо зрелость не зависит от возраста, хотя старость без зрелости – катастрофа.
Журналист Трасёнков написал прекрасную повесть о молодом сотруднике КГБ. Она очаровала инфантилов, а телефильм с Корольковым и Переверзевым разобрали на цитаты.
Только в дальнейшем Тарасёнков работал в отделе новостей радио «Свобода» – новостей не очень приятных для органов, сделавших его имя известным советскому читателю. А советский «бельмондо» Корольков закончил жизнь гардеробщиком в одном из первых московских гей-клубов. Какая американская история в стиле блюз! Недаром бас-гитарист Кенд Хит Лэрри Тейлор работал у Тома Уэйтса, чьи душераздирающие баллады наверняка крутили в клубе, где работал Корольков.
В годы лояльности Тарасёнкова советской власти таких как Алан Уилсон называли «дебил», «даун», «идиотик». Чаще – «недоразвитый». Это кстати была первая дворовая кличка автора этих строк.
Однако Джон Ли Хукер считал «Сову» ровесником, окликая «All Right, Alan!» так, словно дело происходит в довоенном притоне для цветных.
Остальным по виду было за сорок, а на самом деле – под тридцать, так же, как и моложавому «Сове», самому скромному и самобытному кандидату в клуб «27».
Ротация музыкантов внутри ансамбля протекала почти незаметно, но и в этом режиме она заметно сужала аудиторию этой, несмотря на смену имен и мод, очень узнаваемой группы.
Ностальгия любит стабильность. Постоянство мифов, надуманных задним числом.
Альбом Ancient Heads and Historical Figures полностью отражает обе крайности бытия Canned Heat – с одной стороны, это первый диск, записанный без Алана Уилсона, который был своего рода «брайеном джонсом» группы, с другой – это образец эклектики типа битловской Let It Be, при сохранении стопроцентной самобытности.
Кэнд Хит – это именно «проходной двор» гениев и чудотворцев. Имена одних вписаны в историю рок-музыки золотыми буквами.
Другие имена – просто латинским шрифтом, что само по себе когда-то значило стоимость от чирика и выше, но, как правило, не намного. Такие, например, как Джеймс Шейн, чтимый только самыми твердолобыми любителями «Консервированной жары», как объявляли эту группу дикторы «Голоса».
«Древние головы» обозначили начало периода застоя и упадка в биографии Canned Heat. Для многих групп, делавших ставку на блюз, эта фаза стала закономерной расплатой за излишнее доверие к стереотипу, заимствованному у инородной культуры.
Результатом «застоя» стал запоздалый The New Age, по сей день подвергаемый зверской недооценке. Оказавшись в тупике, многие музыканты не стеснялись вторичных названий и сюжетов для своих вымученных песен. Своя rock-n-roll Music была у Savoy Brown. Была своя и у Canned Heat – безобидная, но необычайно трогательная переделка Lawdy Miss Clawdy, только что блистательно воскрешенной Джо Кокером.
Да и Framed Либера и Столлера был возрожден ими весьма аутентично, почти в одно время с Little Feat, но очень по-американски, без кривляний Алекса Харви.
«Головы и фигуры» запечатлели один из немногих дуэтов Литтл Ричарда. Трансляция Rockin' With The King на волнах «Голоса Америки» стала дворовой сенсацией. Вещь звучала неожиданно свежо, примерно как You Make Me Real – единственный рокешник в репертуаре Джима Моррисона.
Первую сторону «Нью Эйджа» закрывает дуэт Джеймса Шейна и Клары Уорд, чьей памяти, если не ошибаюсь, посвящен этот неброский, но очень достойный альбом группы, жертвующей оригинальностью ради плодовитости. Looking For My Rainbow украшает The New Age не хуже, чем Someday Never Comes – еще более вымученный и куцый Mardi Gras Джона Фогерти, у которого, при всех недостатках, имеются стойкие поклонники.
Canned Heat, безусловно – одно из имен конца шестидесятых, чей успех основан на приверженности блюзу. Это ключевое слово зафиксировано в названии Butterfield Blues Band. Поэтому поворот обеих групп к музыке для подростков на первый взгляд выглядит неожиданно.
Пол Баттерфилд препарирует Mary Mary – самый популярный танцевальный номер The Monkees у советских школьников. Canned Heat идут еще дальше. Они реанимируют «Фараонов», чей хит Wooly Bully безбожно устарел в эпоху Вудстока.
Выбор музыкантов выглядит менее абсурдно, если учесть, что бас-гитарист Лэрри Тэйлор участвовал в записи нескольких альбомов The Monkees, а его брат Мэл играл на барабанах в основном составе The Ventures, инструментального комбо, чья устойчивая популярность также связана с однотипной формулой.
Помимо уклона в примитив, участники Canned Heat замешаны в более серьезных проектах. Гитарист Генри Вестин, например –едва ли не первый рокер, замешанный в похоронных ритуалах Алберта Эйлера (незадолго до того, как тело гения фри джаза выловили в одном из притоков Гудзона).
На «Головах и фигурах» блистательно исполняет свой авторский Hill's Stomp, неистовый Джоэл Скотт Хилл, достойный более близкого знакомства.
Еще один общительный джазмен – Чарльз Ллойд – также заглянул в проходной двор «Консервированной жары» под звуки знойной инструменталки I Don’t Care What You Tell Me, представляющей собою живописную зарисовку полуденной лени в богемном квартале.
Выдающийся гитарист Харви Мандэл, спорадически возникающий в составе группы, помимо работы с Лэрри Тейлором в грандиозном проекте Джона Мэйолла Back To The Roots, на этом диске представлен скромно, но убедительно. Примерно как в дальнейшем у Роллингов на Black and Blue.
Обязательно следует отметить, что и Лэрри Тейлор иногда менял бас на шестиструнку – как правило, не без доблести.
Вопль Боба Хаита, предваряющий его соло в одной из моих любимейших записей Canned Heat, дико напоминает реплики Аркадия Северного в духе «Во «химики» раздухарились! А, ребята?!» – и т.д.
«Медведь» ревет почти то же самое, только по-английски: «а это наш Лэрри Тейлор по кличке Крот!» – но это не главное.
Кенд Хит славился марафонскими забегами в блюзовый квадрат – не каждый такой опус подходит для многократного прослушивания в сидячем положении. По сути, это «диско» эпохи хиппи, и снайперский бас того же Лэрри Тейлора, дублирующий примитивную идиому с математической точностью на протяжении четверти часа, придает этим излишествам гипнотическое обаяние, не связанное с идеологией Flower Power.
Именно такой вещью закрывается заторможенный, неровный, но оптимистично-разнообразный альбом группы, вроде бы не сказавшей ничего нового, и, тем не менее, остающейся диковинкой в сонмище белых бллюзменов. И голоса двух её основных солистов звучат интересно сами по себе, вне зависимости от избранного стиля, как голоса Лу Рида и Вэна Моррисона.
Как в случае с Беляевым и Северным, Хаит и Уилсон могли бы читать «Мурзилку» вместо блюзовой классики с тем же эффектом.
Если Уилсон – это лягушонок Кермит из «Маппет-шоу», то жирный Боб – фантастическая помесь легендарного КВН-щика Моти Левентона всё с тем же Аркадием Северным.
Достаточно послушать концертную версию It Hurts Me Too, чтобы безвозвратно затеряться в лабиринте шизоидных ассоциаций, между оркестровкой, буфетом и цехом холодных закусок. Проверено на себе.
Если взять самый первый альбом Canned Heat – каждый трек с первых тактов обдает «свежестью» и задором, но за ними маячит «хорошо забытое старое» с депрессивной догадкой, что, ведомые энтузиазмом, вы оказались в тупике вместе с музыкантами. Ассортимент вокальных приемов и гитарных ходов весьма ограничен, желание сопереживать белым, поющим как черные, требует допинга и самовнушения, что вы так не можете. Тем не менее, у вас, как ни странно, начинает получаться и то и другое. Так благодарить или проклинать тех, кто вовлек вас в эту авантюру?
Вот тут-то и срабатывает готовность ансамбля родить крепкий поп-рокер на уровне Криденс, Маккартни или Назарет. Причем они могли это сделать в любой момент, опережая заказ. Или, в лучших традициях лабухов, «продать» чью-то неизвестную песню – а вдруг прохиляет?
При всей фактурности «Медведя», феноменом «Консервированной жары» был все-таки простодушный Алан – «мой кроткий Генрих» в иерархии праведников, а не злодеев.
Им был создан образ сверхчеловека нового типа – если угодно, «агента 008», чье могущество в том, что он в принципе не способен с кем-то расправиться, если это не песня типа On The Road Again.
Остальное – поденщина и текучка профессионалов, способных заразить любовью к блюзу самое современное поколение меломанов.
По Льву Толстому, описавшему «заражение взглядами и улыбками». Только здесь происходит заражение звуком и тайной его источника.
Среди голов, законсервированных в банках на обложке диска, «дефективной» головы Алана Уилсона уже нет. Тем не менее, «Головы» полновесно отражают диапазон и спектр этой, по всем статьям, классической группы.
