"Шахсей! Вахсей! Шахсей! Вахсей!" - эти крики до сих пор стоят в ушах, и с каждым словом я чувствую, как тысячи цепей и мачете обрушиваются на тысячи спин. Слышу, как они рассекают воздух: "Шахсей!", слышу, как они ударяют в спины: "Вахсей!", и снова взлетают в воздух: "Шахсей!" Сжимаю зубы. Бесконечно больно. И не отпускает.
Я ради них поехала в Батуми - семиметровые Али и Нино каждый вечер двигаются навстречу друг другу, встречаются в нежном прикосновении, сливаются в поцелуе, становятся одним целым и неизбежно расстаются. Навсегда. У нет рук, чтобы удержать друг друга. Сто лет назад также не могли удержать друг друга и реальные Али и Нино, герои одноимённой книги Курбана Саида.
Я мало знала об этой истории. Знала, что азербайжанец-мусульманин Али хан Ширваншир ещё со школы любил грузинку-христианку Нино Кипиани, а она любила его. Они поженились, у них родилась дочь, потом Али погиб. Я думала, это будет история противостояния религий, культур, семей, как это обычно и бывает. История борьбы за свою любовь. С этими мыслями я открыла книгу. Но не увидела там ничего из того, к чему была готова.
Отец Али спокойно воспринял решение сына жениться на грузинке Нино. Сказал только, "ей будет трудно рожать, у неё узкие бёдра". А родители Нино, всё взвесив и рассчитав, благосклонно отнеслись к браку дочери с ханом Ширванширом. Трагедия открылось совсем в другом - в гораздо большем, мощном, глубоком, в совершенно нерешаемом и неизбежном.
Грузинская христианка Нино - вся про прощение, принятие и любовь. Она живая, она наполнена жизнью до краёв, жизнь бьёт в ней через край, она сама вся и есть жизнь - чувственная, игривая, страстная, смелая. Та, что может ошибаться, оступаться, совершать глупости и прощать себя за это, терпеть лишения, отчаянно плакать, бить тарелки, смеяться, целоваться, танцевать. Нино - женщина, в ней всё естественно и так понятно женской природе.
Азербайджанский мусульманин Али - мужчина, сильный, решительный, сдержанный, немногословный, несокрушимый как скала. С ясным умом. Твёрдый, прямолинейный, честный перед самим собой, перед народом, перед страной, перед Аллахом. Мужчина с открытым любящим сердцем - безграничным как его азербайджанские степи, и таким же как степи сухим, суровым, скупым на эмоции. Сердцем без сострадания, без жалости, без слёз.
Любила ли Нино своего Али? Всем сердцем! Ради него одного она готова была жить. Любил ли Али свою Нино? Всем сердцем! За неё одну он, ни минуты не раздумывая, готов был умереть. И это самое страшное, это самое необратимое. И семиметровые скульптуры Тамары Квеситадзе снова расходятся, а я стою, глотаю слёзы, зажмуриваюсь и чувствую, как опускаются на спину тяжёлые цепи, со свистом рассекают воздух, рвут рубашку и кожу, и многотысячная толпа кричит в религиозном экстазе: "Шахсей! Вахсей! Шахсей! Вахсей!" И скульптуры всё дальше, и Нино за мутным стеклом вагона, и Али на гянджинском мосту, их двадцать человек против многотысячной русской армии.
«Али хан Ширваншир погиб в 5 часов 15 минут на гянджинском мосту. Его тело упало в пересохшую реку, пронзенное восемью пулями. В его кармане найдена тетрадь. Если на то будет воля Аллаха, я доставлю эту тетрадь его жене. На рассвете, незадолго до наступления русских, мы похоронили его во дворе мечети. Наша республика погибла, как погиб Али хан Ширваншир. Ротмистр Ильяс бек, сын Зейнала ага из поселка Бинагады».
И я реву до тех пор, пока скульптуры Али и Нино снова не начинают идти друг другу навстречу. Настоящий мужчина и настоящая женщина. Восток и Запад. Любовь и любовь. Верность и верность. Они сливаются вместе: Нино и Али, такое понятное и естественное желание жить жизнь во всей её полноте, такое сильное и единственное желание принять смерть во всей её неизбежности. Жизнь, надежда, любовь без конца - всё в этом союзе, на мгновение, на минуты, и снова начинается это движение скульптур друг от друга. Нино - в жизнь в Европе без Али, Али - в смерть в Баку без Нино.
История любви Али и Нино не похожа ни на одну другую. Любые внешние обстоятельства и препятствия можно преодолеть, победить, пережить, просто переждать. А вот как быть со своим собственным сердцем? Как быть, если единственное препятствие для твоей любви - ты сам?
Это история не из книжки, она про реальную жизнь, она про сегодняшний день и людей, живущих сегодня. Эта история не отпускает меня уже много дней. Мы давно вернулись из Батуми. Но в Киеве, сидя на тёплом парапете Майдана Незалежности, я трогаю рукой согретые солнцем булыжники на мостовой. Сколько здесь было убито украинских Али вот этими булыжниками всего четыре года назад? Сколько украинских Нино остались дома одни с годовалыми дочерями?
В аэропорту Стамбула в очереди на паспортный контроль я вижу мужчин-шиитов с перевязанными головами. Эти бритые головы - сплошной отёк, воспалённая посиневшая кожа туго натянута, местами видны крохотные ранки запёкшейся крови. Это следы дня Ашура, дня траура по шиитским мученикам, десятого дня мусульманского месяца мухаррам. Кажется, я слышу, как тяжёлые цепи рассекают воздух. Сжимаю зубы и беспомощно закрываю глаза. Цепи опускаются на спины, перед моими закрытыми глазами мелькают картинки кровавых шиитских демонстраций. Я снова вижу совсем молодого живого Али на улицах Тегерана: "Шахсей! Вахсей!", вижу Нино, остолбеневшую от ужаса у окна в родительского квартире. Как перестать видеть то, что постоянно встаёт перед закрытыми глазами?
Смотрю на мужчин в очереди. Они молодые, красивые, интеллигентные, ведут беседу, одеты в европейские костюмы. На руках - дорогие часы, на ногах - чёрные чистые ботинки. А на головах - черные повязки-полоски и медленно заживающие раны с недавнего дня Ашура... Их мир не понять, их мыслей никогда не постигнуть, их сердец не узнать, до их душ никогда и никакой любовью не дотянуться. А потому - никогда не уберечь, никогда не спасти, никогда не защитить. Бедная моя Нино! Как же жить ей тогда с этой беспомощностью, с этим бессилием, с этой вечной виной перед своей незащищённой любовью?..
