- Коробков! КААААРАБКОВ! Слышите вы меня или нет? – раскалялся, как красный чайник на белой плите, директор Уськин А.В. – Срочно подготовьте отчет по участию в нашем безучастии, налоговых выгод на март-июнь, февраль-компот. И чтобы мне быстро, не как там, ну, вы поняли, чтоб как. Я Вас предупреждаю! И чтобы в последний раз у меня! - грозно пригрозил пальцем Уськин А.В., зарывшись в бумаги.
Коробков, облитый собственным потом и слюнями начальства, удалялся, как и положено, из кабинета. Бредя по длинному змеевидному коридору, печально оглядывался на золоченую табличку «Директор», лелея в мозгу слабую надежду, что это было всего лишь видение. Остановившись у белого потрескавшегося подоконника, Коробков отрешенным взглядом посмотрел в окно - там шло лето. Хотя нет, не шло – неслось, показывая Коробкову огромную липовую фигу; по небу медленно плыли кучевые облака, щебетали птицы. Коробков зевнул до хруста в черепе и представил, что он не Коробков, что он не служащий какой-то там конторы, а белый журавль. Когда Коробков представлял себя птицей, он всегда хотел быть именно журавлем, он и сам не знал почему, но незнание не запрещало ему хотеть этого. Вообще, хотеть - классная вещь, все могут хотеть. Хотеть - это вам не мочь. Мочь не все могут. Хотеть - хотят все.
Так вот. Коробков уже мысленно вылетал из распахнутого окна четвертого этажа в сторону юга, как кто-то похлопал его по расправленным крыльям. Журавль дрогнул и резко повернулся в сторону нарушителя птичьей нирваны.
- Коробков! - кричала главбух Лисина К.Ю. - Где закрывающие документы с поставки песка на улицу Савраса Бздонского, 65?!!
- Какого песка? - сглотнул Коробков и закашлялся, поразившись сухости своей гортани.
- Мелкозернистого, мраморного! - не унималась главбух.
- Я не брал вашего песка, - жалобно мяукал Коробков, отступая назад, упираясь в холодную, крашеную стену.
- Вы за все ответите! - проревела Лисина. - И за то, и за это! Чтоб знали, чтоб понимали. Это вам - не тут. Тут вам - не там!
- Ням-ням, - вырвалось у Коробкова, отчего он тут же покраснел и закрыл рот рукой. Он так обессилел, что вместо «нет» вырвалось то, что произносят младенцы, видя материнскую грудь.
Спускаясь по лестнице в свой рабочий угол, Коробков наткнулся на инженера по охране труда Задоприкрытовского Э.А., который тут же высек медью: - Коробков, где журналы по охране труда? Почему не заполнено от сих до тех?
- Дык я ж вроде… - проблеял Коробков.
- Что «вроде»? - напирал инженер. - В охране труда не бывает «вроде», смотри мне! - пригрозил кулаком инженер. - А то в 24 часа, минус обед, напишу на тебя Уськину.
При слове «Уськин» Коробков побледнел, и у него поднялось давление.
- Я все сделаю, - взмолился Коробков. - Просто у меня так много дел навалилось, что впору самому, я извиняюсь, «навалить», но я держусь.
- Чтоб к вечеру было готово, все журналы чтоб были готовы! – и еще раз сказав: «Смотри мне», инженер исчез наверху лестницы.
Коробков плюхнулся на старое кресло, пододвинул к себе свой рабочий стол и закрыл глаза. «Тррррррнь, звяяянь», - раздался телефонный звонок.
- Алло! - безжизненно ответил Коробков.
Телефонная трубка ответила женским противным голосом: - Зайдите срочно в отдел кадров ознакомиться с инструкцией номер 3456 «О вреде вреда во вредное время, вызванного спазмом».
Коробков не дослушал, положив трубку. Он оперся о стол двумя локтями, взялся за голову и запустил пальцы в волосы. Просидев в такой позе минут пять, благо, что телефон он выключил, ударил ботинком по розетке. Забыв про обед и томящиеся в грязном контейнере макароны, принесенные из дома вчера и не съеденные до сих пор, он начал работать. Он писал отчет, он скреб его, он приводил всякие данные, он продумал все ходы, все вопросы, все каверзные лабиринты, которые могут возникнуть при его защите. Потом переключился на восстановление бумаг, потерянных бухгалтерией, - после заполнения журналов, ознакомления с приказами, ответами на сотни писем. Уже два с половиной часа высматривая графин, стоящий в углу офиса, и облизывая пересохшие губы, не позволяя себе такой слабости, как утолить жажду, он откинулся на спинку кресла. На часах было без четверти шесть. И эту четверть нужно было использовать с пользой и умом. Коробков еще раз посмотрел на графин, но, решив не терять времени, схватив отчет, побежал в Дирекцию. Дирекция в виде секретарши, которая пыталась собрать детскую головоломку, состоящую из 3-х секций, скучала. Продолжение следует....