Найти тему
Горизонт

Плутовской роман от Ильфа и Петрова в кино(непрерывность поверх разрыва).

Е. Весник
Е. Весник

И. Горбачев.
И. Горбачев.
С. Юрский в центре
С. Юрский в центре
А. Гомиашвили.
А. Гомиашвили.
Е. Миронов
Е. Миронов
Н.Фоменко
Н.Фоменко
О. Меньшиков
О. Меньшиков

Шальная аналогизирующая типизация и олигархическая пропорциональность, местами претящие сквозь глянцевую гладкость.

Следуя по серии фото актеров, сыгравших роль Бендера в СССР, можно заметить некую особенность отражения роста темпов производства в горизонтах производства желания, прежде всего в произведениях искусства.

Это, кажется наблюдением за крайне случайным исходом, экономизм. Каким образом музыкантам удается, так подбрасывать фигурки эквалайзера? Каким образом производственники, так ободряют актеров театра и кино? Судьба сюжета о плуте- мошеннике, что гоняется за чужим и социально-экономически чуждым, бабушкиным богатством, не слишком выразительна там, где быть плутом, с какого-то времени неизбежно и, более того, иногда значит быть всем, а богатство, просто богатство. Иное дело СССР. В этой стране финансовая биржа была упразднена после 30-х и видимо, демонстрациями и парадами. Здесь и в такое время, что называется, Бендеру было где развернуться. Сделать комедию на основе рейдерства и шантажа индивида, это вообще говоря, производное от социально экономической ситуации. О чем речь? Нулевой уровень государственной и идеологической спекуляции, выживание по ту сторону системы, rarete Союза. Нижнее днище нижнего ада, я не думал, что так высоко.

1.Подъем в производстве желания, как и чего бы то ни было, начинается со времени роли

Вестника, кстати первой, и видимо, самой балаганной, низко миметической. Что было обусловлено,- после войны,- самым началом признания карьеры этого плутовского амплуа, и в жизни, и в искусстве.

2.Оттепель. Бендер был скорее Хлестаковым.

3.Затем Горбачев 1966 год. Видимо и будущий однофамилец, "Товарищ капитан" («Полосатый рейс»), что сам поймал себя в ловушку власти, охотясь за макаками, и ломая стереотипы. Но тогда, только начинающий действительное развитие сельского хозяйства. 4.Расцвет: "предварительное, промежуточное главное, подъем". Юрский. 1968. Лучезарная улыбка. Нет конечно здоровые зубы святящиеся, горящие глаза, залог квантовой любви, это прекрасно, несмотря на то, что стало выделенными смыслами идентификации от противного. Ясно, однако, что общее впечатление невозможно свети только к этому. Если не аура, что теперь может звучать вычурно, насколько возможно, то отчасти "казенный" эффект присутствия от желания в производстве, что и есть реальность, может здесь что-то сказать.

5. Известное плато: Арчил Гомиашвили и Отчасти Миронов, что уже водевиль, настоящий музыкальный балаган. Но ведь это комическая роль, то есть, вообще говоря, и есть балаган. Бендер, плут и тело без органов, здоровье и еще раз здоровье. А вот Шура Балаганов, глуповат, простоват, пусть бы и таким же образом здоров. Парадокс, но здоров и Панинковский, что же, что и стар.

Гротеск и балаган могут различаться именно таким образом.

Picaro - комический гротеск, потому, что он умен и симпатичен, обаятелен. Но не мало важно, он балаганит жизнь. Это должно быть удачливое в антрепренёрстве карнавальное Солнце.

Не просто скромное обаяние. Но из-за ума, это не насильник, он чтит уголовный кодекс. В различии низкого и высокого миметического уровня забывается что козел - это комедиант и Дионис, весельчак. А последний- это абсолютная основа пантеона, тот кто стал эфиром и Зевсом. Во всяком случае такой сюжет может быть ведущим. Аполлон только тот, кто венчает вино и хлеб. Но господствует Зевс, потому что он по сути Дионис, хлеб и вино. Дионис же отныне, после превращения и тотального пожирания Зевса, комический бог, если бог может быть комичен в особенности, когда его рвут на части. Парадокс в том, что это суть Диониса, множественное многообразие, что неограниченно возрастает. Его невозможно порвать и по тому же основанию лесть в его шкуру добровольно, таким же образом, может быть смешно, порвет. Но богов нет, а вот добровольцы или волонтёры, могут быть.

Образ Бендера комическое и отчасти кривое отражение здоровья и выздоровления советского общества, как и его заката.

Балаган, может быть репетицией "Веселых ребят" и оркестра.

Поэтому мы говорим Фрай выслужил, если не разыграл прислугой жизнь в сериале Дживс и Вустер. Но с жизнью вообще сложно что-либо поделать, и таким же образом разыгрывать ее со смехом, не просто. В этом есть известное величие и может быть уважение к заслуге. Гораздо может быть легче, в шутку, и теперь, сказать, в ответ на "Звезда родилась" и судьбу одного из главных героев этого фильма, что нужно перечесть женитьбу Фигаро, чем сказать, что нужно пересмотреть Джив и Вустер, но и так можно посоветовать, в шутку. Никто же не будет, ни читать, ни смотреть.

Это можно рекомендовать только классу, что сходит со сцены, теперь, все не так.

В РФ, 2000 не нашлось артиста, что сыграл бы Бендера. И разве что Фоменко, "Маруся". И все же, Фоменко- это предел гротеска, сарказм, дальше только беременный мужчина. И потому его Бендер мог бы быть отражением еще большего консерватизма, чем Бендер Весника. Кто-то еще более далекий от действительного признания, совсем придурок.

И этом есть простое объяснение, бедность к 2000-м нарастала, от Бендеров всякого рода на момент выхода и съемок, вернее начинающее обогащение выявляло меру обнищания. Что отнюдь не способствует свободе маргинализма, что парадокс расцветал, как раз, в период обнищания страны, видимо просто потому, что такова была власть.

Искусство- это мимесис. И потому все, кто в 90 и 2000, могли бы играть Бендера, видимо, балаганили жизнь, всерьез. Стали богатыми людьми. Если ты можешь играть Бендера, а ведь мы помним: кто не работает- тот не играет,- то зачем тебе сниматься, в сходящим тогда со сцены, российском кино? Кроме того, кино сходит со сцены и по некоей, теперь, всем известной сути дела, цифры. И все же, уже что-то изменилось к 10-м 21го века в РФ. После "Троцкого", видимо, смогут найти и Бендера. Меньшиков скорее, актер, что скрывает за серьезным монологом рыдания. Это не тоже самое, что амплуа Бендера. В юности у него получилось сыграть в" Покровских воротах" буффонаду молодости. И именно потому, что он был юн. Но он скорее, актер драматический, если не трагический. Вспомним его роли у Михалкова. Бендер- это веселый, деловой человек, что не туда попал. "Красотка" обошла его стороной или он ее, но не ту. Зося. Подобно тому, как Чичиков, так и не нашел свой бизнес план и соответствующие условия для него, любил родину и не иммигрировал.

Когда же, Адель поет свою песню про неизвестные ей стороны мужчин, озвучивая и печаль Мадам Грицацуевой, и из-за которых один из них все время на шаг впереди, то видимо, это и любовь к стульям, в которых зашиты сокровища. Бендер в этом смысле немного опоздал, кажется, приблизительно на время, прошедшее с момента славной зари итальянского Возрождения и плутовского романа, вспомнить "Декамерон" с такими мотивами, но вот подишь ты. Юрский в роли Бендера, сделался магически знаменит. И в этом смысле он сделал карьеру, себя, кино, славу. Он не играл Бендера, он балаганил жизнь. Это совпало с подъемом страны. Вообще говоря, не случайно. Статус такой не случайности сложен. Кто-то должен был, и повезло Юрскому, но мы помним: везет тому, кто везет. Пошло сводить такое производство к графику на фондовой бирже. Но речь ведь шла только о серии фото. Гомиашвили, это сама радость и жизнь Юрского,- философа по образованию из Ленинграда, - большой восточный рынок. Кроме того, страна была многонациональной и в ней жили не только евреи и украинцы. Шура- это сама (его) простота, что наивна и добра. Панинковский - это сама его давно уходящая комическая мудрость.

Не слишком комические финалы обоих повествований были призваны вернуть к участию, показать насколько смешны могут быть такие амплуа, при всем известном катарсическом пафосе.

Но вот мы видим, что и до сих пор продовольственные рынки не являются чужими на этом празднике ракетной жизни, когда Фальконы штурмуют небо, из самой сути гражданского общества, видимо, между прочим и в поисках межпланетного шахматного турнира.

Но сначала мы жили бедно, потом еще бедней, а потом нас ограбили.

Спекулятивные потоки нарастали в СССР, едва ли прямо пропорционально тому, как рост сменялся драматической, по баллистической наклонной траектории посадкой на Февральскую революцию, ближайшую точку восстановления. Это "еще бедней", поэтому было и смешным, спекулятивные потоки то, нарастали, и нарастали на большом теле все еще прогрессирующего общественного производства, и грустным, просто потому, что потоки были спекулятивные и, прежде всего, в материальном производстве. На исходе деньги просто закапывали бидонами в песок. Это было место офшора.

То есть спекуляция процветала не только в идеологии, что была всегда права, и потому внушала сомнения.

А потом, к 90-м, и просто стали банально грабить, рейдерствовать. "Красотка" сменила Зосю, Бендера. И совсем печально весело, может быть, когда в образцы коллектора становиться нимфоманка. И действительно когда-то закон стоимости должен нагнать закон прибавочной.

Этот текст, таким образом, может быть настолько же комичен, насколько комичны могут быть "Жмурки" Михалкова. Но может быть.

Наивность авторов статьи по считыванию структурных аналогий сюжетов, прямо пропорциональная модели цитирования и приоритета в физике. Плутовской роман нельзя украсть, с какого-то времени, как Солнце и рейдерский захват, шантаж или вымогательство и бандитизм, быть может таким же образом, как и Солнце или миф у Леви-Стросса. Ильф и Петров не "своровали" Бендера, они его создали, так как будто он сам собой зародился, именно еще и в такой особенности произведения искусства, на которой настаивал Кант, и проявляется то, что произведение отражает жизнь и подражает ей. Разве НЭП не был его, Бендера, стихией?

Сама эта часто оглупевшая и отупевшая охота за вором, что ведь мы помним и инспирируется не менее частенько, им самим, производна тем не менее от общей тенденции закона стоимости поймать раскодированный поток и обуздать его.

Требуют справку о том, что Стругатский был писателем, а вдруг вором, конечно же, прежде всего, сюжетов?

Почему геополитика играет, теперь, такую роль в терминологии, всякого кому не лень. Просто потому, что это квант капитала, а последний может истощать народонаселение. И потому еще пусть бы классы не были бы нисходящими, лучезарности улыбок прошлого можно и позавидовать не только передавать их по традиции в фотографиях: "Баста". Последнее показательно, Баста или "Баста". Быть или не быть. Мысль безжалостна, мы ее продумали, Вам нечего будет возразить. Мы все живем не границах капитала. И таким образом, как находящиеся в постмодернизме, все время порождаем модерн, капитал и реализм, его серьезность и его смех, его плутовство. И таким образом, прежде всего, как первоначальное накопление оказываемся в постмодернизме, что порождает модерн.

Почему Дионис весельчак, стал вдруг презираемым, если не проклятым висящим на дереве. Почему вообще материальное производство может быть презираемым, как труд в античности?

Эти вопросы корреляты ситуации, в которой может не быть никаких господ, но материальное производство будет не свободно для равного объема с природой. Ясно, тем не менее, что мы достаточно свободны, чтобы французы заявляли нам практически всю вторую половину 20 века, что господ нет, и философ преподает не им, и давно, и недостаточно свободны в силу, как раз, не равности объемов общественного производства с природой, прежде всего и человеческой природой не иметь никакой. Природа не меняется, но медленно. Буржуа работают, как не странно, пусть и скорее, все ближе к стажерам. Новые боги вздувают океан будущего.

Крестьянин, простак, идиот могли быть смешны именно потому, что были господа, они же были условием любого производства, как производительные классы. Были сверху и смеялись оттуда. Почему демократия была идеалом безумца, как правление в обществе, в котором большая часть не образованы и бедны, для Аристотеля? Просто потому, что, если вы богаты и образованы, еще и здоровы, и красивы, и надо сказать нравственны, то есть и действительно создаете условия для общественного производства, общественного богатства, каково бы оно ни было, в разных сферах в том числе и духовного творчества, производства рабочей силы, в голове которой должна господствовать господствующая идеология, будет несправедливо, в том числе, если вами будет править бедный и не знающий, больной и безнравственный, глупый и бездарный.

Почему же, теперь, могут быть "господа", когда все работают, вернее классы, которые можно назвать производительными и потому господствующими. Просто потому, что общественное материальное производство недостаточно свободно. В то время, как имеет возможность и равного образования и стойкая, что же что и часто иллюзорная видимость равного доступа к возможности обогащения.

Какое это имеет отношение к смеху и радости. Мы говорим, что может иметь самое прямое. Дело в том, что именно в общественном производстве и, прежде всего, в материальном общественном производстве, могут быть смех и радость. Просто потому, что это производство первично. И конечно если вас смешит комик в театре, то и это может быть смешно. Но как только строение общества оказывается таким, что производительные классы - это классы господствующие, материальное производство попадает в такую ситуацию, что, будучи производством материальных средств к жизни, прежде всего, оно оказывается зависимым и подчиненным, если не рабским. Крестьянин в средние века ничего не смог бы произвести, прежде всего хлеба, если бы не его защита, что и производила его большей частью, наделяла правом владеть землей и обрабатывать ее. Сама эта гетерогенность общественного производства, что и благо, просто потому что без такой гетерогенности не было бы и духовного производства, была условием создания теории низко и высоко миметических жанров. Но чему высокому подражает искусство в высоких жанрах? Прежде всего статусу господства, как условия любого производства. Это помазанность. В этом сиятельность светлости. То, что она проявлялась в негативности, в том числе, и войны ради войны, что предельна негативна кажется к любому производству кроме производства войны, только добавляла известного света от акреции на тогда, такую черную дыру. Теперь, это иногда электронные строки долга государств. Аристократия, что и теперь так стоит звать, это первопроходцы общественного производства. Именно поэтому они смеются, когда проходят. Можно было бы сказать, когда смерть есть- нет их смеха, когда смерти нет- они смеются. Просто потому, что пройти первым- это риск. А они только и делают, что проходят действительно первыми. Почему безрассудный риск с какого-то момента стал смешным, как в анекдоте из Шекспира,- "я выиграл, потому что больше."

Видимо потому что класс стал сдавать к этому времени Возрождения.

Но прохождение здесь, это по крайней мере создание и культивирование условий для общественного производства и общественного богатства. Не всякий риск таков, тем боле безрассудный, но именно с приходом капитала этот расчет меры разумности риска, вообще становиться действительным расчетом. Парадокс феодал и суверен, обогащал всех и, прежде всего себя, даже когда разорялся сам, раздачами. Сартр, наверное, начитался Дюма и Гегеля, когда писал, что аристократизм - это личное достоинство, основанное на личной физической силе. У последнего, правда, в диалектике господина и раба, оба должны остаться живы, и это не может не добавить смеха в известном смысле, таким же образом, и что буржуазная конкуренция в ходе исполнения работает на весь класс капиталистов. И таким образом, на все общественное производство.

Этот момент личной физической силы, может быть, но главное, видимо, это жертва за господина, сюзерена, как раз. Впрочем, не у всякой аристократии, но у дворянской, и когда, с каких времен? Этот класс долго был и еще дольше делал вид, что он господствующий класс общественного и материального производства. У Маркса было множество мотивов подчеркивать трусость третьего сословия, в том числе, и тот, что его жена была дочерью прусского полковника. В юности он был дуэлянт. И сам он, так и не стал камеральным профессором политической экономии, на манер Канта. Этот момент, исходно, явно имел место в различии систем ценностей. Сядем постреляем в русскую рулетку или сядем посчитаем.

Но последнее, как раз, приводит к мораториям на смертную казнь. И как бы ни была сильна власть над жизнью, "сильна как смерть любовь", и как бы не стоило ее критиковать подобно М Фуко, это действительная возможность свободы. Теперь же, достаточно сказать, что у буржуазии хватает смелость смотреть в глаза Путину и американскому генералу, один не боится всем миром праведников сгореть и попасть в рай, другой просто может думать, пусть и бессознательно, как нас уверяют: "да гори оно все ясным пламенем ради войны". Трудность в том, что классов может быть много и господствующий в материальном производстве класс, как например крестьянство, столетия, если не тысячелетия может не быть политически господствующим классом. И все же, какие-то политические функции и у этого класса были и это было очевидно, прежде всего, в армии. Они непосредственно могли наказать любого дворянина, кроме царя или короля, - которых, впрочем, потом казнили,- просто пропуская его сквозь строй. И именно потому, что были непосредственно производительными, а нет других факторов, каким бы призрачным иногда не казался этот конечный итог.

С появлением буржуазии ситуация удвоилась.

Вплоть до 20 века буржуазия остается классом, что господствует и в материальном производстве, и в государстве. Буржуа производят рабочего, производя рабочие места. И при этом, идеология государства вообще может не признавать господство, но: братство, равенство и свободу. Вернее, государственных идеологий вообще может не быть.

Идеологически, по крайней мере, нет господ идеологов, так же как может быть мораторий на смертную казнь. И при этом буржуа могут граничить и граничить давно с классом свободы или, вернее, с бесклассовым обществом. Отсюда столь большое разнообразие оттенков: смеха, эпатажа, иронии и юмора, сарказма и гротеска, гомерического и сардонического хохота. Коль скоро, господствующий класс может только делать вид, что он господствующий, класс, и что действительно производительный должен быть низким, смешным, презренным. Просто потому что нет неработающих классов, нет не трудящихся. Все платят налоги и впрягаются в бизнес, если речь идет о тех, кто не плодиться. И все же, каждый может и, теперь, уловить оттенок смыла, в котором видно различие между смешным и низменным, смешным и злым, безнравственным. Парадокс состоит в том, что как только производство становиться достаточно свободным для появления господ, оно тут же порабощается господами.

Нюанс здесь, может быть, таков, всегда было какое-то государство, чтобы была история, и потому, всегда были какие-то господа, чтобы было производство. О обществе вне государства мы может можем только, едва ли не гадать, как и об обществе свободы. Если же спросят откуда же этнически консервативные группы, народы, то ответ прост, Л. Гумилев относительно легко дал его, это конец, а не начало, исход государств и империй, а не их возможный исток, исход истока, то что не стало. Возражение, впрочем, таким же образом может быть сногсшибательным, разве у Чукчей, или у индейцев племени Квакеутль были империи? Известны их государства? Но ведь не стало же. Верно, но не известна и их мировая литература, и в том числе, и политическая история. И разве что француз расскажет ее – Леви-Стросс, как он научно и философски, собирал и толковал мифы.

Проблема в том, что каждый господствующий класс обречен, это истина диалектики господина и раба Гегеля, что, как истина капитала, истина и предел мечтаний всех предшествующих обществ. Он возможный носитель: инстинкта смерти, резиньяции, пессимизма и разочарования, нигилизма. Просто потому, что предчувствует это. Тот, кто трудиться изменяет мир, как изменяя оружие меняет войны, что меняют его. Господин созерцания не движется и не меняется, как бог Аристотеля, форма форм. Но коль скоро, он класс производящий, он рад радоваться. Гегель не всегда во всем точен в диалектике, хотя часто и безупречен в особенности в "Феноменологии духа". Все это и без того простое изложение можно и еще более упростить. И вот тогда идеология производства станет главенствовать. А где сказано, что она всегда была отражением индустриального производства, а это последнее единственно возможная форма общественного? Мы можем спросить, возможно ли всеобщим образом свободное общественное производство, что уже не грозило бы господствующему классу ничтожеством, просто потому что этот класс будет всеобщим и его вообще таким образом не будет, как и классового разделения? Может ли не быть инстинкта смерти господствующего класса? Посмотрим еще раз "Несколько дней из жизни Обломова". Как Вам такое отрефлексированное безумие перед лицом всего одного состоятельного примера личной наживы и карьерного роста брата по классу у главного героя в бане? Мертвые матросы конечно не спят и не болеют, но и здоровье, что не больно, это не смерть, что не действительна, как только возможно, и таким образом тело без органов. Власть сложна, как и природа и именно потому, что их обоих может быть много, а свободы не быть, не стоит делать вид, что мы глупы и не понимаем этого.

Каким образом может быть господствующая буржуазная идеология, реализм которой - это Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, а не командир и комисар, Чапаеев и Фурманов, или низко миметически персонажи Карцева и Ильченко или Дживс и Вустер, Фрай, что берет Диккенса, а вот Конан Дойлу отказал бы в статусе писателя, видимо за малое правдоподобие и не слишком правдивость, что есть напротив у Диккенса, критикующего буржуазный образ жизни, накопительство и скаредность, от лица крупных лендлордов, и при этом всякая большая идеология может быть отделена от государства,- не может быть, это вопрос к нашему современному обществу и его идеологам, подобный тому вопросу, каким образом, товар может раздаваться бесплатно миллиардами, а его владелец при этом быть миллиардером, и покупать и продавать, системы производства таких товаров, их исходные коды. Этим примером, мы не хотим показать, как низко пало общественное производство и общество, скорее наоборот. Но главное, мы хотим сказать, что это движение скорее, в правильном направлении, чем нет. И как такое и любое движение противоречиво. Но если его ограничить, то мы еще дольше и дальше будем отвечать,- ну что же, тогда не будет свободного общества свободных людей, если в этом направлении не двигаться. Ясно, тем не менее, что миллиардные потоки прибыли, что могут прийти ниоткуда за неделю, две, потому эта стоимость и само возрастающая, это, вообще говоря, выражение, в том числе, и для господства инстинкта смерти уходящего класса. Отсюда наши вопросы, возможно ли вывести общественное производство из-под такого господства, что, в том числе, и безлично, и не персонально? Этот последнее не реверанс и не книксен очередному автору социальной сети или поисковика, сайта или бота.

Это, в том числе, и способ указать, что так называемая личная ответственность и идентичность, это категория судебной психиатрии, и что к ней прибегают для того, чтобы консервировать, а не революционизировать происходящее. Вас идентифицируют для того чтобы посадить или наказать и надзирать за вами. И сами категории лиц в этом предложении это пустые формы.

Сами же создатели достаточно ответственны исполняемыми кодами. Они смотрят смерти в глаза всякий раз, когда пишут коды машинам, теперь что еще недостаточно умны и живы, чтобы понять это.

Можно ли думать хорошо и не принудительно в виду моратория на смертную казнь?

Мы говорим можно, просто потому, что худо-бедно, но это массовый пример, и война всех против всех не носит характера горячей. Мы действительно взволнованы возможностью и действительностью свободного перехода от сингулярного производства к массовому. Теперь же, не свобода такого перехода выражается, и в том простом и не простом обстоятельстве, что виртуальная реальность, которая столь умна и разумна, все еще не действительна, ради такой действительности свободы, в виде всеобщей системы машин, к которой имелся бы свободный доступ, а ОМП, что так действительны в своем статусе убийц самой войны, до сих пор, если и разумны(smart), то только, как электронные хищники Томагавков и троглодиты Авангардов, ни виртуальны, и не существуют исключительно в виде виртуальных игр с тем, чтобы уже никогда не стать действительными, но оставаться абсолютным порогом интенсивности виртуальности, в виде негативности самой негативности. Впрочем, решения могут быть и иными, чем помпезный образец диалектики в игре абстрактными понятиями. И зачем столько ужасных игр свободному обществу и свободным людям?

Ясно может быть одно, для того чтобы быть змеем гадюкой, теперь вовсе не обязательно болеть армией, достаточно знать известный исходный код.

Что уж говорить о всех стальных визави Святого Георгия, апостолов негативности.

"СТЛА".

Караваев В.Г.