Нашу жизнь сложно представить без театров, музеев, выставок и кинотеатров — институций, по которым сильно ударил Ковид и вызванные им санитарные ограничения. Социальное дистанцирование, которое неизбежно стало ключевым трендом, ещё долго будет мешать сфере культуры вернуться к прежнему формату работы. Что происходит с культурой и теми, кто ей помогает, какой оказалась вынужденная трансформация и как будет строиться новое взаимодействие с обществом — всё это обсудили участники дискуссии «Цифровой ландшафт культуры» в рамках онлайн-проекта «Антихрупкость» бизнес-школы СКОЛКОВО.
Светлана Миронюк, проректор по развитию и координации Московской школы управления СКОЛКОВО, профессор практики: Пандемия обеспечила рост цифровой аудитории большого количества самых разных институций. Но в культуре и образовании они попали в очень жёсткую ситуацию сжатия традиционной деятельности. Никто бы так не столкнул в цифровые каналы и форматы, как это сделал коронавирус...
Вирус вообще оказался очень социальной угрозой, и поэтому те институции, где многое построено на взаимодействии людей, совместном переживании в театре или в музее, на социальной интеракции — они оказались наиболее уязвимыми.
С одной стороны, выросла онлайн-аудитория, с другой — по оценке Международного совета музеев, примерно 10% музеев в мире после пандемии закроются, не выдержав удара, а треть — сократит часть сотрудников и не сможет вернуться к докризисным объёмам и масштабам работы, просто в силу социальной дистанции и изоляции, которые нам принесла пандемия…
Эффекты онлайнизации
Дина Сорокина, директор Музея Ельцина: В Ельцин-центре мы сразу же перешли на онлайн-форматы. Сайт стало посещать чуть меньше людей, но это связано с тем, что сейчас материалы дублируются в соцсетях, и они становятся основной платформой для нашего контакта с аудиторией. Здесь как раз мы видим мощный рост посещаемости.
За эти три месяца мы увидели, что наша онлайн-аудитория сравнялась с тем, что было за весь прошлый год — а это очень существенные показатели. То есть бо́льшая часть наших посетителей, конечно же, ушла в онлайн, и мы приобрели новую аудиторию.
Музеи видят интерес к своим материалам, но очень многое зависит от того, что вы транслируете, насколько интересен ваш материал, насколько интересный контент вы можете представить и насколько он актуален в том числе и в моменте.
Антон Гетьман, гендиректор московского Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко: Мы тоже извлекли какие-то уроки и какой-то профит, если так можно выразиться, из этого странного времени. Но, безусловно, речь не идёт о том, что мы сумели и сумеем в будущем заменить цифрой живое искусство, живой театр и взаимодействие зрительного зала со сценой.
И я думаю, что здесь основная сложность, потому что это, конечно, вещи не взаимозаменяемые и они дополняют друг друга. Я бы очень расстроился, если был бы вынужден признать, что мы можем отказаться от живого исполнения спектаклей и будем всё показывать онлайн. Хотя технически, безусловно, такая возможность есть...
Как и многие театры в мире, мы выложили довольно солидный объём контента на один из онлайн-ресурсов. Это было 18 спектаклей, и оперных и балетных, которые показали впечатляющий результат — десятки тысяч просмотров.
Но что касается структуры просмотров — тут никаких удивительных вещей не произошло: по-прежнему лидируют классические балеты типа «Жизели». Порадовало, что лидируют классические оперные названия — «Евгений Онегин», «Пиковая дама», «Война и мир». Хорошие цифры показывает современная хореография.
Посещаемость наших образовательных программ увеличилась в четыре раза, расширилась география их участников. Если говорить о каком-то профите, то, конечно, это образовательные программы — они мощный вспомогательный инструмент для работы театра и привлечения молодой аудитории, детской аудитории, которая, естественно, приведёт с собой родителей в театр.
Сегодня перед нами встаёт проблема, которую я лично пока не очень понимаю, как решать, но понимаю, что решать её нужно — как эту аудиторию теперь сохранить, привести в театр? Это одна из самых важных задач, которые приближаются и решать которые нам придётся.
Безусловно, история с Ковидом создала обстоятельства, при которых мы сделали огромный скачок в работе с цифровыми форматами. Уверен, что если бы этого не произошло, то наверное мы раскачивались бы ещё какое-то время...
Светлана Миронюк: Пару лет, наверное! И образование и культура...
Антон Белов, директор Музея современного искусства «Гараж»: Мне кажется, мы преувеличиваем значение этого диджитала. «Гараж» и так был весь цифровизирован, так что нам уже, честно говоря, было не очень понятно, что мы ещё должны оцифровать.
Вся эта онлайн-деятельность не остановила офлайн, коллективную активность музея, потому что музей принял на себя роль социально ответственной институции. Мы поддерживали оказавшихся в сложной ситуации художников, беженцев, мигрантов, многодетных, людей с инвалидностью, кормили волонтёров и врачей...
Светлана Миронюк: Большая лояльная аудитория горожан, сформированная до пандемии, стала той подушкой, на которую музей в какой-то степени опирался во время этого цифрового шокового пандемического сжатия? Или пришла новая аудитория? Ставили ли вы цель привлечь эту новую аудиторию?
Антон Белов: Как ни странно, лояльность аудитории сыграла фантастическую штуку. К нам присоединилось два новых патрона за время пандемии, не отказалось ни одного корпоративного спонсора. Люди, которые в программе лояльности, участвовали во всех онлайн-активностях, притягивая новых. На уровне внимания и финансовой поддержки мы совершенно не ощутили никакого провала.
Та аудитория, которая с нами была, сама пришла, вернулась и втянула в себя ещё новую, которая уже была подготовлена и начала коммуницировать с «Гаражом». Мы стали увереннее в своих силах, потому что понимаем, что та аудитория, которую мы взращивали, с нами.
Дина Сорокина: Цифровая аудитория расширилась и, мне кажется, стала более серьёзной. И это мы слышим по многочисленным отзывам, по комментариям, по звонкам, в том числе личным, когда люди говорят: «Очень здорово, что вы это делаете».
Удар по доходам
Что касается финансовой ситуации, в музеях она сейчас достаточно сложная. Действительно, может быть, каждый десятый музей не переживёт эту пандемию. Вероятнее всего, это будут небольшие музеи, которые не имеют постоянной, стабильной финансовой поддержки.
Мы потеряли спонсорскую поддержку, на которую очень рассчитывали. И я вижу по моим коллегам-музейщикам — в целом по стране, да что там говорить, и в мире – очень многие испытали существенный финансовый кризис, из которого придётся очень долго выходить.
Нам нужно будет перебалансировать, как-то пересматривать бюджеты, наши расходы, пересматривать программы, которые мы будем делать. Онлайн и диджитал позволяют достаточно недорого представлять материалы, какие-то новые программы.
Но мы все, конечно же, понимаем, что должны существовать не только в онлайне, что наша основная аудитория так или иначе всё равно остаётся в офлайне.
Антон Гетьман: Театр как таковой, а музыкальный театр тем более — это очень дорогое удовольствие, и наше финансирование, которое, в принципе, состоит из трёх частей, конечно, претерпело довольно серьёзные изменения и испытало болевой шок.
На сегодняшний день объём государственного финансирования остался неизменным, и это даёт нам возможность оставаться на плаву. Что же касается доходов от продажи билетов — ясно, что тут произошло!
Все спектакли были отменены, и мы уже вынуждены объявить о преждевременном закрытии сезона. Мы потеряли 93 спектакля, в деньгах это приблизительно около 250 млн рублей, которые не только что потеряли — мы и возвращали деньги зрителям и продолжаем это делать за билеты на отменённые спектакли.
Значительная часть попечителей успела перечислить свои взносы до пандемии, поэтому тот попечительский фонд, на который мы рассчитывали, был практически сформирован на 2020 год. Хотя двух попечителей мы за это время потеряли по объективным причинам, поскольку они из тех отраслей бизнеса, которые очень сильно пострадали.
Смычка онлайна с офлайном
Пришла ли новая публика? Пришла, может быть, не в таком количестве, как хотелось бы, но тем не менее благодаря нашим трансляциям пришла публика. Теперь важно понять, как эту публику сохранить и привести её в зрительный зал, преодолев все те психологические, финансовые и иные проблемы, с которыми мы, безусловно, столкнёмся.
Светлана Миронюк: Ограничение на физический приход в тех объёмах, который был в докарантинное время, сохранится с нами довольно долго. Начали ли вы для себя рассчитывать этот самый средний поток, который вы сможете с соблюдением санитарных норм впустить в музеи? Думаете ли вы над какими-то другими интеграционными форматами соединения офлайна с онлайном?
Антон Гетьман: Есть разные мнения по поводу того, как приспосабливаться к новым условиям работы в режиме жёстких санитарных ограничений. Они укладываются в три варианта, которые сегодня обсуждаются в профессиональном сообществе, в музыкальных театрах как минимум.
Первый вариант — что до тех пор, пока все ограничения не будут сняты, театры не откроются. Второй вариант — это приспосабливать форматы, переделывать оркестровки партитур, переставлять спектакли и устраивать какую-то такую, на мой взгляд, совершенно не перспективную работу, чтобы приспособиться к этим условиям. И третий вариант — с рассадкой по принципу шахматной доски и так далее.
Если сейчас идти по принципу переписывания партитуры Верди на 15 музыкантов и переставлять спектакли, мы сами себе организуем следующий ворох проблем, с которым ничего не сделаем. Это стоит огромных денег, для начала... Никто переоркестровывать партитуры с полного симфонического оркестра на 15 музыкантов бесплатно не будет! Переставлять спектакли – тоже неблагодарное дело.
И что мы получим в результате – не очень понятно, с творческой точки зрения в первую очередь. Непонятно, пойдёт ли на это публика в системном, регулярном формате. Я поостерёгся бы этим заниматься, потому что это абсолютно путь в никуда, с диким количеством проблем, финансовых и организационных, которые непонятно как решать.
Мне ближе позиция максимально сохранить тот нормальный формат работы театра, к которому мы все привыкли. Если санитарно-эпидемиологические службы категорически будут настаивать на шахматной рассадке — хотя на самом деле она не шахматная, а шашечная, но неважно – я наверное склонялся бы к варианту ждать, пока все ограничения не будут аннулированы.
Никакая рассадка в зрительном зале не обеспечит безопасность в театре как для зрителей, так и для участников спектаклей, потому что до того как зритель дойдёт до своего места в зале — в каком порядке его ни делай, он должен пройти несколько этапов от главного входа в театр до этого зала, где соблюдение какой-либо дистанции ни технически, ни организационно обеспечить нельзя.
Помимо всего прочего, на сцене в музыкальном театре в некоторых оперных, да и балетных спектаклях одновременно находится до 200 человек, и говорить о какой-то дистанции просто неуместно. Поэтому применительно к музыкальному театру все эти меры очень сильно смахивают на самообман. Если это самообман, то стоит ли этим заниматься, стоит ли тратить на это силы и, самое главное, деньги, с которыми сейчас и так некоторые проблемы?
Безусловно, что необходимо сделать и как сохранить тот зрительский интерес и уровень посещаемости — это один из глобальных вопросов. В тот момент, когда нам разрешат открыть театр, мы должны будем предпринять нечеловеческие усилия, чтобы убедить публику в том, что к нам можно прийти и не опасаться за своё здоровье.
Дина Сорокина: Мне кажется, приближение ощущения к реальному для нас задачей не стоит, потому что музеи и театры как раз представляют аутентичный материал, и мы говорим о каком-то оригинальном контенте, о чувствах, ощущениях, которые вы не можете получить онлайн. В этом очень большая разница.
Нельзя реплицировать ощущения — их можно только прочувствовать, находясь вместе, будучи в определённой компании, среде, атмосфере, которую как раз и создают такие культурные институции, как музеи и театры.
Поэтому мы должны смотреть на выигрышные стороны и постараться всё же сохранить аутентичность, которая нам присуща. Надеюсь, что именно за этим наши посетители и пойдут. И вернутся к нам, когда мы будем снимать эти ограничительные меры и когда посещение наших площадок уже станет возможным.
Антон Белов: Мы с вами не диджитал-поколение, то есть не те, кто родился с этим диджиталом, и никогда не сможем так же воспринимать его… У нас не будет этой стёртости границ между онлайном и офлайном.
Самое интересное сейчас — попробовать отыскать именно тех, кто, возможно, совершает этот прорыв в культуре. Совершается он или нет, никто не знает. В последние десять лет все ждут, что в современном искусстве, в современной культуре кто-то совершит прорыв и перепишет всю историю благодаря тому, что свершится этот новый перелом, который, в частности, должен быть связан, наверно, с цифрой. Но пока этого не произошло.
Самое значимое — что мы с вами теряем этот физический контакт взаимодействия, и когда вы выходите из театра и чувствуете, что вы не потеряли два часа жизни, а приобрели 15, 100, которые потратили авторы, исполнители, менеджеры культуры. Мне кажется, мы должны бороться за этот офлайн-контент, который люди копят, собирают, вкладывают тысячи часов, а мы с вами можем за час, два, три потребить и выйти суперобогащёнными.
Помощь для культуры
Светлана Миронюк: Культурные проекты — музеи и театры — и образовательные учреждения попали в очень неустойчивую ситуацию. В их будущей постпандемической жизни очень многое зависит от той степени поддержки, которую они будут получать от своих попечителей, от своей очень лояльной аудитории, будь то офлайновая или онлайновая. Важно, что поддержка сегодня культурным институциям физически нужна.
Рубен Варданян, социальный предприниматель, импакт-инвестор и венчурный филантроп, партнер-учредитель и зампред попечительского совета бизнес-школы СКОЛКОВО: Пандемия ничего кардинально не изменила. Она просто ускорила те процессы, которые происходят. Мы гибридное поколение, живущее в переходном периоде, в движении из одной модели в другую. И в этом гибридном поколении не только онлайн и офлайн, но в том числе и механизмы, работающие в области благотворительности, тоже трансформируются очень активно во всём мире, не только в России.
Вопрос устойчивого развития, устойчивого существования благотворительных или некоммерческих проектов — это очень серьёзная тема. Я очень рад, что мы со школой СКОЛКОВО на эту тему очень серьёзно думаем и пытаемся сделать типологизацию и показать, что просто деньги на благотворительность — этого мало, потому что это очень важный эмоциональный порыв, но он неустойчивый.
Люди должны лучше понимать разницу между различными типами благотворительности, различными механизмами финансирования. Мы должны, сохранив эмоциональное отношение к культурным проектам — как личным, так и общим — всё-таки включить туда серьёзные профессиональные элементы, которые очень тяжело внедряются в эту среду по разным причинам.
И в этом смысле нас ждёт очень серьёзное изменение, которое будет не только на уровне процессов, но и ментальное, к которому пока общество — в мире, не только в России — не очень готово, что благотворительность и должна иметь профессиональный бэк-офис и при этом уметь сохранить эмоционально-социальную направленность.
Давид Якобашвили, меценат-предприниматель, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей, учредитель музея «Собрание»: На самом деле времена тяжёлые... Мы не переживали такого кризиса, как сегодня, и на всех это отразилось. Я смотрю за нашими музейщиками: они испытывают огромные проблемы! Просто у нас музеи совершенно социальные…
Зарабатываю деньги и обеспечиваю, но постараемся ещё зарабатывать и дальше радовать наших друзей и всех тех, кто посещает музеи. И, может быть, информировать какими-то новыми событиями и фактами, которые будут обогащать каждого.
Светлана Миронюк: В постпандемическом будущем мы возвращаемся обратно к более активной деятельности. Тем не менее пандемия нанесла сильный удар по бизнес-моделям, по подушкам, которые поддерживали культурные и образовательные институции. Как будет меняться фокус и подход к этой поддержке?
Алексей Малиновский, глава Mastercard в России: Немножко боюсь апокалиптических терминов типа «постпандемическая эра», «постпандемическое общество» и не совсем уверен, что мы в постпандемический период уже вошли...
Сейчас один из фокусов, который мне кажется достаточно важным — это намного большее вовлечение в волонтёрские и филантропические проекты сотрудников компании из самых-самых разных департаментов. Это люди и из технологических, бизнес-департаментов, консультанты. Те, кому интересно заниматься чем-то ещё помимо основной деятельности, которые готовы тратить время и силы на то, чтобы придумывать те самые вещи и добрые дела, которые совершенно не обязательно напрямую ассоциируются с тем, что они делают.
Мы все находимся в удалённом режиме, и сейчас каждому из нас намного сложнее провести чёткую границу между офисом и домом в том, что мы делаем. И очень хочется, чтобы здесь, на этом удалённом режиме, было время подумать о чём-то, что не напрямую связано с твоей работой, но приятно, интересно, даёт тебе доброе ощущение и совершенно точно потом результируется в хорошем деле.
Мы можем вовлечь и наших клиентов в ту или иную активность, которую продвигаем.
Светлана Миронюк: Культуре нужна поддержка. Где эту поддержку сегодня культуре искать? Где искать новых попечителей, филантропов? Идти в массовую аудиторию, обращаться к своей лояльной аудитории с фандрайзинговыми кампаниями?
Наталья Тимакова, зампред и член правления ВЭБ.РФ: Культура, и мы это сейчас чувствуем, оказывается где-то на задворках. Государство по-прежнему не воспринимает культуру как вид развития — это несколько остаточная история, не главная потребность, не системообразующая история...
За те два месяца, что правительство обсуждает поддержку культуры и культурных институций, фактически только две культурные институции — Большой театр и Эрмитаж — получили деньги напрямую из бюджета в качестве поддержки в условиях пандемии. Что говорить даже не о московских театрах, где будет очень сложное возвращение, а о тех небольших театрах в городах, которые и без пандемии жили достаточно сложно…
Ясно, что для городских бюджетов это часто дополнительная нагрузка, в которой не так много видят пользы. Отремонтировать дороги — жители довольны, все ездят, все пользуются, уважают власть. А наличие или отсутствие театра в каком-то городе или его качество так напрямую, как некоторым казалось бы, не влияет на жизнь в городе.
Но что показала пандемия? Невероятный интерес людей к культуре! Я смотрела за тем, какие рейтинги у трансляций Большого театра: любой балет проходил сразу с миллионом просмотров.
Светлана Миронюк: 6,5 млн просмотров у Большого театра!
Наталья Тимакова: Ясно, что это не только российские пользователи, это ещё, конечно, и международный бренд. И ясно, что смотрели очень многие страницы...
Но тут есть ещё один интересный момент, который мы уже обсуждали с представителями культурных институций. Люди очень привыкли к бесплатному онлайн-контенту. В принципе, то, что выкладывал Большой театр — довольно дорогой продукт, который обычно вы смотрите в кинотеатрах за деньги. За эти два месяца и музеи, и театры, и другие культурные институции сделали так, чтобы этот контент стал доступен, и это очень благородно с их стороны, люди к этому привыкли, есть пользователи.
Но теперь театрам и музеям в условиях возвращения к нормальной жизни нужно разделить: какой контент оставить бесплатным, а какой надо делать платным, потому что это может быть дополнительным источником для существования. И это тоже такой серьёзный вызов, потому что можно отпугнуть тех людей, которые только-только начали открывать для себя какие-то новые интересные позиции в культурных событиях.
Если говорить о том, какой фандрайзинг или какая поддержка может быть у культуры — это сейчас, конечно, самый сложный вопрос, потому что, к сожалению, так сложилось, что всё равно главным источником развития культуры в нашей стране является государство. Поэтому государственная поддержка и социальные меры — это всё равно самое главное. Конечно, очень сложно будет и театрам, и музеям возвращаться...
Что касается волонтёрского движения, и благотворительности — многие, кто не пробовал себя в этих сферах до пандемии, оказались в это вовлечены — и в активное потребление культуры онлайн, и в активное участие в благотворительности. Посмотрите, какую нагрузку взяли на себя фонды!
Во время такого мирового кризиса обостряются не только самые плохие качества людей, но и самые хорошие, потому удалось вовлечь и тех, кто никогда раньше этим не занимался. Но теперь вопрос — как их сохранить, как сохранить этого нового зрителя, как сохранить этого нового благотворителя, как сделать эту благотворительность системной для любого человека?
Ясно, что аудитория в следующий месяц-два, пока будет приходить в себя, пока жизнь будет нормализовываться к докризисному, докарантинному уровню, ещё будет готова к тому, чтобы продолжить те вещи, которые на карантине стали естественными. Как не потерять это, как оставить этих людей в периметре культурных институций, как оставить этих людей в периметре благотворительности — это, мне кажется, очень интересная задача.
Я общалась со многими благотворительными фондами, встречалась с благотворителями не только из России, и они это чувствуют. Они говорят: мы видим, как люди, которые раньше никогда к нам не приходили, стали к нам приходить.
И отдельный вопрос, самый сложный в нашей стране — это развитие системной благотворительности. Помощь на системные вещи в культуре, на изменение подготовки к культурной деятельности – это у нас, конечно, пока очень сложный вопрос. Боюсь, что пандемия откидывает это назад, потому что персональные запросы встали опять впереди, то есть люди будут сначала решать опять самые простые задачи и только потом переходить к системным вещам. Это тоже довольно серьёзный вызов.
Преимущество онлайна
Мне очень понравилось, что в условиях онлайн-существования появилась возможность посмотреть гораздо больше спектаклей региональных театров. В сети было выложено достаточно много трансляций, каких-то съёмок — к сожалению, не всегда того качества, которого заслуживает такая работа. Довольно много проектов региональных театров, совсем небольших, которые достаточно трудно увидеть. А тут возможность посмотреть Бурятский театр, Пермский театр оперы и балеты выложил очень много своих балетов, которые никогда раньше не выкладывал. То есть появилась возможность погрузиться в контент не только столичных крупных институций, но и региональных.
Для меня это был очень интересный опыт, но тут, ещё раз говорю, очень важно качество, поскольку плохого качества трансляции театральных спектаклей скорее отпугнут зрителя, нежели привлекут его. Должно быть хорошо снято и отрежиссировано. Иначе это может вызвать у людей обратную реакцию. Есть примеры, когда театр, который очень хорошо и атмосферно смотрелся в офлайне, совершенно не пошёл у меня, например, в онлайне.
Поэтому, мне кажется, всё равно бо́льшая доступность контента, в том числе возможность для региональных институций показать свои достижения — это, конечно, очень важно.
Алексей Малиновский: Мы много говорим про вынужденную цифровизацию и что сейчас она должна была ускориться для тех, кто был ещё недостаточно хорошо готов к цифровой эре, эре онлайна. Вынужденная цифровизация — это больше вопрос к технологиям. И те, кому было что сказать, очень активно вошли и в эту пандемическую ситуацию.
Как пример — блистательные лекции Ольги Свибловой в Московском музее фотографии, которые раньше были живыми и стали ничуть не менее живыми в онлайн-формате. «Ночь музеев» прежних лет, когда в Музей фотографии приходило огромное количество людей и наслаждалось тем, что они показывали и рассказывали — сейчас таких посетителей было намного больше в онлайн-формате: опять же просто потому, что это здорово и интересно.
Пушкинский музей, с которым мы какое-то время назад стали говорить, что было бы здорово делать онлайн-академию, вошёл в эту волну очень вовремя, потому что сейчас, понятное дело, не имея возможности принимать посетителей вживую, они очень сильно перефокусируются именно на этот формат. Это живые, красивые проекты — они есть, их много. И театральные проекты — это всё тоже очень здорово и интересно.
Но моё резюме: те, кому есть что сказать, говорят это независимо от ситуации.
Давид Якобашвили: Мы всё время старались заниматься и двигаться в цифровом поле, потому что, к сожалению, мы не можем организовать посещение очень большого количества людей у себя в музее одновременно ввиду специфики самого музея и направленности. Так что пандемия для нас, в принципе, ничего не изменила. Только увеличилось количество людей, которые на нас подписаны в разных соцсетях и на нашем сайте. Идёт рост, мы учимся, коллектив у нас — энтузиасты, делают всё возможное, стараются рассказывать об интересных вещах.
Идём шагами, может, небольшими, но будем стараться всё время быть в онлайне и внедрять в свою практику все те инструменты, которые появляются в мире. Потому что чем больше людей мы сможем охватить, тем интереснее, тем большему числу людей донесём информацию и доставим удовольствие.
Светлана Миронюк: Что мотивирует лично вас помогать, включаться, искать возможности, искать тех, кто может вместе с вами помогать, сделать огромное количество внутренних усилий для того, чтобы культурные институции, благотворительные фонды, некоммерческие организации, все, кому вы помогаете, были более устойчивыми, оставались с нами и помогали большому количеству других людей? В чём ваш внутренний мотиватор? Что вы сами получаете от этого?
Наталья Тимакова: И культура и благотворительность — это то, что больше всего способствует гуманизации общества. А недостаток гуманизма мы ощущаем сейчас практически каждый день. Как ни странно, время карантина, самоизоляции действительно дало многим из нас возможность проявить свои лучшие качества, потому что гуманизм проявляется в том числе и в период таких кризисов, и прежде всего, наверное, в период таких кризисов.
Меня мотивирует желание добавлять гуманизма в наше существование, существование нашего общества. Культура и благотворительность – это важнейшие столпы, проводники и самые действенные инструменты, поэтому я точно буду с удвоенной силой этим заниматься!
Алексей Малиновский: Меня всегда мотивирует и мне интересно общение с интересными людьми. А если с этими интересными людьми удаётся сделать ещё что-то доброе и хорошее, то начинаешь себя лучше чувствовать, лучше ощущать. А в текущей ситуации лучше ощущать себя — это вообще очень-очень важно.
Это очень важно для тебя как для руководителя бизнеса, как отца, мужа, для себя самого. И вот это, наверное, главные мотиваторы — что, делая такие добрые дела и общаясь с интересными людьми, ты действительно чувствуешь себя лучше и видишь, что окружающим тоже становится лучше.
Давид Якобашвили: Всегда в жизни наступают определённые моменты, когда приятно сделать что-то хорошее, приятно сделать для культуры что-то интересное. Смотришь так: чего самому не хватает? Поесть — есть, одеться — есть, машина — есть. Всё остальное — в определённых размерах.
Нам хватает на жизнь? Хватает. А всё остальное — нужно делать добро и надо работать, всё время находиться в активной фазе, иначе потом наступает Альцгеймер, болезнь Паркинсона и всё что хотите…
Так что занятие есть, это интересно в первую очередь, я уделяю этому очень много времени, мой сын тоже уделяет время. И будем заниматься до тех пор, пока можно.
Кроме того, каждый день для себя делаем открытия. Посмотришь интересное, поделишься с народом, и для себя открываешь что-то хорошее, интересное, доброе. Думаю, это продляет жизнь вот таким образом...