Ася Петрова – прозаик, переводчик французской литературы, член Союза писателей Санкт-Петербурга, кандидат филологических наук и обладатель докторской степени университета Сорбонна Париж IV. Преподает в СПбГУ. Автор нескольких книг для детей и юношества и двух романов, а также более 40 книг переводов. Лауреат первой премии «Книгуру» за сборник «Волки на парашютах» (2011) и премии имени С. Маршака за книгу «Короли мира» (2015). Финалист премии им. Бабеля (2018), премии «Новая детская книга» (2017).
Мама и манекен
Недавно мы с мамой пошли в магазин, чтобы купить мне шорты для моря. В смысле – для каникул. Магазин был довольно-таки прикольный – с зеркалами на потолке, всякими блестками и стразами на стенах и крутыми черными манекенами в шортах, майках, купальниках и даже в солнечных очках. Ну, мы с мамой разглядывали всякое, а потом я маме говорю: «А давай я тебя сфоткаю, ты так прикольно выглядишь». Она действительно оделась в тот день как-то необычно ярко, и мне показалось, что на фоне черных манекенов и всяких блесток получится крутой снимок. В общем, мама встала как раз рядом с одним манекеном, улыбнулась, а я говорю: «Приобними манекена». Она приобняла. И тут меня осенило, я говорю: «О, слушай, а схвати её за грудь!». Манекен был без верха от купальника в одних трусах, и я даже не ожидал, но мама была в хорошем настроении, она засмеялась, положила руку манекену на грудь, и я сделал очень прикольную фотку.
Вечером я выложил фотку в Инстаграм и написал «мама пристает к манекену». И поставил смайлик. Все мои друзья поржали, следующий день прошел нормально, а вечером маме позвонила Марина Станиславовна, учительницы литературы, которая меня не любит, и сказала, что у неё на уроке половина класса не могла сосредоточиться, все разглядывали фотографию, где мама трогает за грудь манекена. И, «может быть, не стоит в присутствии детей никого трогать за грудь», – строго подытожила Марина Станиславовна. Это я знаю, потому что мама с воплями пересказала всё папе. Ну и на меня накричала здорово.
– Немедленно убери! У тебя что – совсем мозгов нет? Нет, всё-таки у нас ребёнок сумасшедший! Ты что вытворяешь? Как тебе в голову пришло? Я потрясена! Хоть бы спросил сначала!
Мама по-настоящему злилась.
– Но мам, это ведь шутка! Что такого?
– Это наши личные дела! – заорала мама.
– Но ведь мы ничего плохого не сделали!
– Не сделали! Но это наше дело, как мы веселились, и нечего было это выставлять на всеобщее обозрение! Люди себе потом в головах придумывают невесть что!
– И что теперь мне ничего не выставлять из-за того, что у людей нет чувства юмора? – сердился я. – Манекен даже не живой!
– Ой, да даже если бы был и живой… Это ерунда! – вмешался папа, оторвавшись от спагетти. – Но у людей и правда с чувством юмора не очень, они что угодно могут истолковать как угодно.
– Так что теперь вообще ничего не выставлять? – я не мог угомониться.
– Да, ничего не выставлять! – громко сказала мама, она устала кричать и уже была вся красная от напряжения.
– И не шутить? Никогда? Никак? – продолжал я.
Мама махнула рукой, чуть не расплакалась и ушла в спальню. Я посмотрел на папу.
– Что? – спросил папа. – Я не считаю, что в этом снимке есть что-то, за что можно ругаться. Я бы его тоже выставил.
– Только попробуй что-нибудь выставить! Я тебя убью! – заорала мама из спальни.
Папа развел руками.
– Просто не выставляй больше маму. Выставляй тех, кто на это согласен. Выставляй себя. Выставляй того, кто не боится, что его поднимут на смех, оскорбят, начнут ругать и поучать.
– А тебя можно?
– Можно.
– Хорошо, – я встал со стула и пошел в свою комнату.
– Погоди… – папа меня остановил. – Ту фотку с моря, где я в леопардовых плавательных шортах… не выставляй… Выставляй только те, на которых я в костюме… и никого не трогаю…
Плохой вопрос
Как-то раз нам в учебнике по русскому языку попался текст про день матери. Обычный текст для изложения. Мы его всем классом сначала вслух прочитали и прокомментировали – вместе с Мариной Станиславовной, учительницей, которая меня не любит. И вдруг мне стало любопытно, и я спросил:
– Марина Станиславовна, а у вас есть дети?
Я даже не знаю, как вопрос слетел с моего языка. Сам собой. Так бывает – от любопытства. И тут случилась такое, чего я не мог предвидеть и представить себе. Марина Станиславовна замолчала, сжала губы, посмотрела в учебник, кашлянула, правой рукой дважды нервно заправила волосы за ухо. Мы ждали, пока она что-нибудь скажет. Она молчала. Мы ждали, пока она поднимет глаза от учебника, но она не поднимала. Она положила учебник на стол, не глядя на нас, повернулась и сделала два шага к двери, остановилась. Мы увидели, как на пол закапала вода. Несколько капель упало на туфли Марины Станиславовны. Мы не видели ее глаз – она их так и не подняла. Потом она вышла из класса минут на десять, а когда вернулась, всё было по-прежнему. Она мне даже ответила:
– Детей нет.
И мы стали писать изложение.
Дома я всё рассказал маме, и она на меня рассердилась. Она сказала:
– Нельзя задавать такие вопросы! Некоторые женщины не могут завести ребёнка, даже если очень хотят, и такие вопросы их расстраивают, – мама всплеснула руками, как будто я совершил какую-то ужасную оплошность.
– Ясно… – я на секунду завис. – Но я сто раз слышал, как у разных людей спрашивают, есть ли у них дети. Ну может, не сто, но всё равно. Вот помнишь, у тебя как-то раз спросили, есть ли еще дети, кроме меня? Какая-то тётенька твоя знакомая на улице.
– Ну да, но это не очень хороший вопрос.
– Потому что ты не можешь больше завести детей?
– Я-то могу, но кто-то другой мог хотеть двоих, а получился только один. Или знаешь, бывает, что люди теряют детей, ты же это понимаешь? Представь, что кто-то умер, да хоть любимая собака, а у тебя спрашивают: а где твоя собака? Понимаешь?
Я понял, и мне это не понравилось. Я представил, сколько вопросов лучше никогда не задавать. А если спросить, кем работает папа, а папа умер? А если спросить, сколько лет бабушке, а она тоже умерла? А спросить, как дела в школе, а из школы выгнали? А если просто спросить, как дела, а у человека всё очень плохо? Неужели лучше вообще не задавать вопросов?
Я знал, что Паши не было в школе, потому что его родители сильно поссорились. Так поссорились, что мама плакала, и Паша решил остаться, ужасно переживал. Они давно хотели развестись и постоянно ссорились, но никак не разводились. Я боялся звонить и спрашивать, как дела. Вдруг родители окончательно решили развестись? Вдруг я Пашу ужасно расстрою? В общем, я помучился и так ему и не позвонил. На следующий день мы встретились по дороге в школу. Я ничего не спрашивал и молчал, Паша тоже молчал. Я подумал – ну всё, родители решили развестись, Паше так плохо, что он даже ничего не говорит, хорошо, что я решил ничего у него не спрашивать, а то еще хуже сделал бы. Так мы молча дошли до школы. В течение дня тоже не общались. Но я заметил, что с другими парнями Паша болтает. И смеется! И шутит! Я ничего не понял, подхожу после уроков и говорю:
– Пойдем ко мне футбол смотреть?
– Теперь ты решил со мной заговорить? – Паша посмотрел на меня злобно.
– В смысле? – я ничего не понял.
– Вчера мне было плохо, а от тебя ни звоночка, сегодня всё утро как воды в рот набрал, а теперь когда мне полегче, решил заговорить? Футбол пойдем смотреть? Друг называется!
– Да я… я… – я так отъехал, что не мог подобрать слова. – Я боялся задавать тебе вопросы! Боялся, что тебе еще хуже станет!
– Мне хуже станет, если делать вид, что ничего не произошло!
– Ну… я вчера у Марины Станиславовны спросил, есть ли у нее дети, так она расплакалась. Мама говорит, нельзя спрашивать людей про то, что может их так расстроить!
– Блин-батон, Витя! Тебе, что Марина Станиславовна лучший друг?
– Нет, – я улыбнулся.
– Вот ей и не задавай вопросов!
– Ладно. Тогда расскажи, как всё было, – вздохнул я.
– Расскажу. Только пойдем скорее домой. А что – Марина Станиславовна плакала настоящими слезами?
– Да-а…
– Бедняга… Слушай, а твоя мама крылышки сегодня сделала?
Читать полностью в журнале "Формаслов"