Глава 5. начало предыдущая глава
Побег.
Первый раз в жизни она ехала в телеге. Когда-то давно, ей довелось прокатиться на серой в яблоках лошади, и тогда не было страшно, только дух захватывало, да ветер в лицо. Поблизости от детского дома пасли табун лошадей, и старый конюх из соседней деревни разрешил ей прокатиться на великолепном животном. Она до сих пор с удовольствием вспоминала, как красиво проскакала тогда на глазах у мальчишек из ее детского дома, и как они наперебой упрашивали старика дать им тоже покататься.
Теперь Савелиса ехала в телеге, свесив босые ноги, и неторопливо крутящиеся тележные колеса то и дело швыряли в нее большие черные комья грязи. Ночью прошел дождь и грязь на дороге, по которой пол часа назад она шлепала по колено в черной жиже, была почти непролазной. Она ехала с незнакомым, молчаливым, но симпатичным старичком-возницей, подобравшим ее, промокшую грязную и он, конечно, явно догадался, что Савелиса убежала из близлежащего детского дома. Теперь эта дорожная грязь и эта проселочная, размытая ночным ливнем дорога убегали через реденький лес туда, назад, к ее детскому дому в котором она провела почти двенадцать лет.
Это был ее третий в жизни побег, но либо она была слишком мала, либо ей не попадались вот такие старички: ее ловили, наказывали, а затем строго следили за каждым шагом в детдоме. Контроль Савелисе был в тягость, а ее сестра, наоборот, бегала к воспитателю и докладывала обо всем, что бы она не делала. Нынешний побег был самым неожиданным в ее жизни, для нее самой неожиданным. Убегать на этот раз она и не думала, все получилась спонтанно, после ссоры с сестрой. Савелиса очень любила Василису, но у той был ужасный характер, впрочем, по заключению педагогического совета, именно у нее, у Савелисы, характер был плохой, а вот у ее сестры… Ей всегда ставили в пример Василису, ее больше любили в доме, и подруг у нее было больше. У нее всего было больше. Если приезжали гости в детский дом - она получала самые красивые подарки и одежду, она пользовалась большой популярностью у мальчишек. В драматическом кружке, где они были задействованы обе, сестре доставались главные роли. И, наконец, Василиса была красивее, чем она. Впрочем, они были очень похожи, лицо, губы разрез глаз, даже телосложение одинаковое, как под копирку. Отличались лишь волосы и цвет глаз. Если у Василисы была густая темно-каштановая переливающаяся, искрящиеся на свету грива, то у Савелисы светлые с рыжем отливом волосенки. Правда, они вились от природы мелкими кудряшками, но именно это больше всего раздражало их воспитательницу.
«Срочно пойди и приведи волосы в порядок» - раздраженно кричала Ирина Борисовна. «Посмотри на Василису, ребенок, как ребенок, а ты черте - че и с боку бантик!»
И глаза у них были разного цвета, глаза! У Василисы зеленые, как море на картине, которое висело у них в фойе. А у нее… Серые, с мелкими зеленоватыми пятнышками – и не зеленые и не серые…
И вот побег свершился, и теперь Савелиса знала, что ни – за - что не вернется в этот дурацкий детский дом, пусть Василиса радуется! Савелиса ехала в деревеньку Малиновку. Там, в Малиновке, жила подруга матери тетя Зоя. Когда-то давно, как писала тетя Зоя в своих письмах, они с мамой работали в Казахстане – поднимали целину. А сейчас тетя Зоя работала дояркой на ферме. Тетя Зоя обнаружилась сравнительно недавно,- когда вернулась из Казахстана в родную деревню и разыскала их с сестрой. Но Василиса ничего и слушать не стала, развернулась и ушла. А тетя Зоя рассказала, как умерла ее мама и показала документы на дом, который, по словам подруги, принадлежал девочкам. Документы она передала директору детского дома, а сама оставила адрес и больше не приезжала, но на каждый новый год присылала игрушки и новогоднюю открытку, изредка писала письма.
Савелиса ехала к ней на Первомайскую улицу дом номер семь, хотя ей туда ехать и не очень хотелось. Савелиса понимала, что тете Зое не до нее, у нее у самой пятеро детей, но других знакомых у девочки не было, кроме старой бабки, которая находилась в сумасшедшем доме. Впрочем, и не бабка это была, а какая-то дальняя родственница, которая воспитывала их с сестрой до трех лет, а за тем …
Но все равно, несмотря ни на что, было очень интересно ехать в телеге навстречу чему-то незнакомому, болтать босыми грязными ногами, знать, что тебя никто не будет ругать и напевать про себя давнишнюю, слышанную в далеком ярко-солнечном младенчестве песню:
Ой, пойду в зеленые я горы,
Где шумит сосновый бор, как море,
Понесу туда я свое горе,
Кину его в мутные просторы
Я свою кручину
На сосну закину,
В лес пущу свою тоску я –
Пусть найдет другую…
И вот теперь она едет в телеге, сидя задом наперед, и на голые ее ноги шлепаются большие черно-жирные комья грязи – хорошо, ой хорошо, даже необыкновенно! Еще только вчера утром эти такие красивые, стройные ноги Савелисы были обуты в ярко-красные атласные чешки, и она легко порхала по сцене в пышной «пачке» из накрахмаленной марли, с крыльями из провода и блестящей бумаги за спиной. Она порхала по сцене и пела нежным голосом: «Ах, не долог мой век, он не долее дня! Будь же добр, человек, и не трогай меня...» Никогда она так еще не старалась …
И вот этот идиотский конкурс – конкурс красоты и эрудиции, конкурс, к которому она столько времени готовилась, втайне надеясь на успех, кончился ее позорным провалом. Звание «Мисс года» присудили ее сестре с ее «дамой пик», а вот махаон Савелисы никого не тронул. Она с пол часа ревела в укромном уголке под лестницей, пока Василиса не доложила воспитательнице, где она.
«У-У - Дама пик!»- прорычала она на прощание безмятежно посапывающей во сне «мисс-сестре», на цыпочках пробираясь между койками (всем хорошо спалось под шелест дождя).
С собой она не взяла даже зубной щетки, только в кармане платья лежала смятая и вымокшая под дождем не меньше самой Савелисы пятисотрублевка, которую она вытащила из сумочки Ирины Борисовны.
Телега выбралась из пролеска, въехала в густой настоящий лес с елками и невинными березками. Еще сильнее похолодало, и сразу стало жутко. Леса Савелиса боялась и не любила с семи лет, после той страшной встречи с лесным оборотнем – один на один на узенькой тропинке. Тогда она в первый раз решила бежать из дома. Готовилась: нашла старую сумку, кем-то забытую из техперсонала, насушила сухарей, положила несколько котлет, даже воды налила в пластиковую бутылку. Рано утром Савелиса вышла за территорию детского дома и пошла в сторону леса через поле. Тогда казалось, что именно в этой стороне не догадаются ее искать. В лесу Савелиса увлеклась собиранием лесной земляники, когда она шла через поляну, держа в одной руке сумку, в другой придерживая подол платья с земляникой, на узенькую, чуть протоптанную тропинку наперерез ей вышел человек в черном плаще и в черной фетровой шляпе. В руке у него была то ли палка, то ли зонт. Савелиса остановилась, и он остановился нескольких шагах от нее, загородив ей тропинку. «Здравствуйте»,- вначале не очень испугавшись, сказала Савелиса.- А можно мне пройти?» Тогда он присел на корточки и медленно поманил ее к себе пальцем: «А ну, поди-ка сюда, красавица, ох, как ты хороша!» В его хриплом сипящем голосе и в ласковых словах вовсе не было той ласки, которую пытался выразить незнакомец. Длинный палец, как у кощея манил к себе. И что-то было в этом страшное, необычно страшное - и в словах его, и в его глазах, и в лице, и в его чистом, черном плаще. Савелиса почувствовала это кожей, всем телом, кончиками волос… Она бросила сумку, а подол платья сжимала и накручивала на руку: ярко красные ягоды давились, окрашивая руки и подол в цвет крови. Тогда он отбросил палку, поднялся во весь свой рост на тропинке и, растопырив руки капканом, сделал огромный резкий шаг, к ней пытаясь схватить ее. Савелиса рванулась, как загнанная лань от убийцы-охотника в сторону, в чащу… Может быть, он и догонял ее, она этого так и не знает до сих пор – она не оглядываясь неслась по направлению к ее детскому дому не разбирая дороги, не чувствуя своего тела, онемевшего от страха , исхлестанного и исцарапанного ветками…
К дому, билось в ее голове, там спасение. Силы покидали ее. К опушке она выбралась не сразу, сначала выбежала к какому-то ручью, за которым стояли стеной темные деревья с черными кронами, не пропускавшими солнце к ней,- там, дальше, за стволами этих деревьев, было совсем темно, словно дневной свет, исчез, наступила ночь, но высоко, над ее головой светило яркое солнце. Потом, наконец, за ручьем, справа, в черной неподвижной стене леса Савелиса увидела тропинку и зеленый просвет и бросилась туда через ручей, споткнувшись на склизких камнях и упав на его середине и чуть не захлебнувшись в воде, совсем неглубоком. И когда наконец-то выбежала на опушку, не переставая кричать, она увидела людей. Что-то уж очень знакомое было в этих фигурах на той стороне поляны… Такая развеселая ярко-полосатая кофта, конечно, могла быть только у ее воспитательницы Ирины Борисовны, такие красно-рыжие волосы могли быть только у старшей вожатой Елены Петровны.
Вечером у Савелисы поднялась температура, и пропал голос, и ее сестра сидела рядом и меняла повязку на ее горячем лбу, так сказала Ирина Борисовна. Успокоилась и поправилась она лишь на четвертый день – после того, как тетя Шура, их техничка, прочитала в районной газете про то, как в дом лесника, где спали дети, на рассвете через распахнутое окно прыгнул волк, волк был странный - весь черный, а жена лесника не растерялась, убила его топором. «оборотень небось»,- попросту объяснила тетя Шура. Лишь изредка она задумывалась : а того ли волка убили? Да и волком ли он оборотился-то?
Похолодало еще сильнее, и сразу стало видно, что всерьез надвигается вечер, и солнце уже где-то там, далеко, за лесом. В лесу дорога была не такой грязной, колеса покатились легче и уже не швырялись комьями грязи.
-Дедушка!- громко спросила Савелиса. – А скоро мы приедем?
-Вот лесок закончится, а там и деревня будет.
-А как деревня называется?
-Петушки, а тебе дочка куды нужно?
-Мне в Малиновку.
- Так это далеко.
-Как мне доехать?
-Приедем в деревню там разберемся.
Деревня показалась неожиданно, чуть левее от нее Савелиса увидела большой шатер.
-А это что у вас?
-Да, цыгане привал устроили.
Через четверть часа они въехали на проселочную дорогу. За околицей расположился лагерь цыган. Савелиса поблагодарила старичка и с уверенностью пошла в сторону табора.
-Дочка, ты из детского дома, все стеснялся спросить?
-Да дедушка, но я туда не вернусь.
-А може к ко мне зайдешь, а там посмотрим, что делать?
-Нет, спасибо, я, как нибудь сама.
Савелиса подошла к большому костру и попросила разрешение погреться, старая цыганка, без разговоров принесла старую шаль и налила Савелисе из большого котла похлебки, ешь дочка, проголодалась…