Повествовательная часть «Войны и мира» заканчивается сном Николеньки Болконского и его размышлениями о будущем. И, конечно, возникает вопрос: что ждёт этого мальчика?
Толстой указывает точную дату окончания действия романа – 5 декабря 1820 года. Пьер, вернувшийся из Петербурга, рассказывает о последних событиях (в частности, о только что завершившейся расправе с Семёновским полком – приказ о его раскассировании был подписан 2 ноября). Через пять лет произойдут потрясшие Россию события, которые разделят семьи. Широко известна фраза М.Н.Муравьёва-Виленского: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, я — из тех, которые сами вешают». А ведь, по существу, нечто похожее прозвучит и в романе. «Я вот что тебе скажу, — проговорил он [Николай], вставая и нервным движением уставляя в угол трубку и, наконец, бросив её. — Доказать я тебе не могу. Ты говоришь, что у нас всё скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить — ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь». Вот тут и вспомнишь прозвучавшее в начале романа «А рассуждать как мо-о-ож-но,.. как мо-о-ожно менше»!
Как же сложится судьба Николеньки?
Вот уж кого несчастья преследуют с детства! Мать умирает при его рождении. Тётка, княжна Марья, хоть и зовёт племянника «ангелом», думается, всё же дать ему всепоглощающей материнской любви (вспомним, как мечтала о будущем ребёнке маленькая княгиня – «я очень буду любить его») не может. Она же воспитывает мальчика после смерти его отца и своего замужества. И сама понимает свою вину перед ним: «Это такой необыкновенный мальчик. И я боюсь, что я забываю его за своими. У нас у всех дети, у всех родня; а у него никого нет. Он вечно один с своими мыслями». А вот дядя Николай нежности к нему не испытывает: «”Славный, славный мальчик!” — повторил Николай, которому по душе не нравился Николенька, но которого ему всегда бы хотелось признавать славным» (вероятно, черту находить всё «славным» Николай унаследовал от отца).
Толстой дважды даёт портрет мальчика. Сначала – в шесть лет: «Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми тёмными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как её поднимала покойница маленькая княгиня». Затем – в конце романа: «Николенька… был теперь пятнадцатилетний худой, с вьющимися русыми волосами и прекрасными глазами, болезненный, умный мальчик».
И этот умный мальчик впитывает в себя всё, что происходит вокруг, но по-своему. Действительно, «один с своими мыслями», он имеет свою систему ценностей. «Воспитательница его, графиня Марья, все силы употребляла, чтобы заставить Николеньку любить её мужа так же, как она его любила, и Николенька любил дядю; но любил с чуть заметным оттенком презрения… Он не хотел быть ни гусаром, ни георгиевским кавалером, как дядя Николай».
Предмет «его восхищения и страстной любви» - «дядя Пьер»: «Пьера же он обожал… Он хотел быть учёным, умным и добрым, как Пьер. В присутствии Пьера на его лице было всегда радостное сияние, и он краснел и задыхался, когда Пьер обращался к нему. Он не проранивал ни одного слова из того, что говорил Пьер». «Особенною любовью» любит он Наташу, к которой очень привязался ещё в Ярославле. И всё это усиливается его отношением к отцу, которого он практически не помнит («несмотря на то, что в доме было два похожих портрета, Николенька никогда не воображал князя Андрея в человеческом образе»): «Из прорывавшихся речей об его отце и Наташе, из того волнения, с которым говорил Пьер о покойном, из той осторожной, благоговейной нежности, с которой Наташа говорила о нём же, мальчик, только что начинавший догадываться о любви, составил себе понятие о том, что отец его любил Наташу и завещал ее, умирая, своему другу. Отец же этот, которого не помнил мальчик, представлялся ему божеством, которого нельзя было себе вообразить и о котором он иначе не думал, как с замиранием сердца и слезами грусти и восторга». Ему дорого каждое упоминание об отце:
«- Мари, как он похож становится, — прибавил он [Пьер], обращаясь к графине Марье.
— На отца? — сказал мальчик, багрово вспыхнув и снизу вверх глядя на Пьера восхищёнными, блестящими глазами. Пьер кивнул ему головой».
В финале романа отец появится во сне рядом с сыном, который только что слышал разговоры о необходимости изменений в России, о возможном будущем тайном обществе. И не просто слышал: «Кудрявый болезненный мальчик, с своими блестящими глазами, сидел никем не замечаемый в уголку, и, только поворачивая кудрявую голову на тонкой шее, выходившей из отложных воротничков, в ту сторону, где был Пьер, он изредка вздрагивал и что-то шептал сам с собою, видимо испытывая какое-то новое и сильное чувство», «Ещё более радостно-восторженно смотрел на Пьера забытый всеми мальчик с тонкой шеей, выходившей из отложных воротничков. Всякое слово Пьера жгло его сердце, и он нервным движением пальцев ломал — сам не замечая этого — попадавшиеся ему в руки сургучи и перья на столе дяди».
А позднее, хотя Пьеру и «стало досадно, что мальчик слышал его», но он «вдруг понял, какая особенная, независимая, сложная и сильная работа чувства и мысли должна была происходить в этом мальчике во время его разговора», и ответил «да» на вопрос, был ли бы согласен с ним князь Андрей…
Конечно, во сне Николеньки всё будет ещё по-детски: и каски, как у героев Плутарха (вспомним, что Плутарх ставил себе задачей «общение с великими людьми древности»), и особенно явление Николая: «И дядя Николай Ильич остановился перед ними в грозной и строгой позе.
— Это вы сделали? — сказал он, указывая на поломанные сургучи и перья. — Я любил вас, но Аракчеев велел мне, и я убью первого, кто двинется вперёд».
Но кто знает, что ждёт его? О планах его воспитателей мы узнаем из их диалога:
«— Я чувствую, что не то, и меня это мучит. Чудный мальчик; но я ужасно боюсь за него. Ему полезно будет общество.
— Что ж, ненадолго; нынче летом я отвезу его в Петербург, — сказал Николай».
Очевидно, отвезут для обучения, и мальчик попадёт туда, где окажется в центре и разговоров, и заговоров…
Пока он мечтает, чтобы с ним было «то, что было с людьми Плутарха», и, восхищаясь Пьером («О, какой чудный человек!»), клянётся сам себе: «А отец? Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы даже он был доволен…»
А о судьбах некоторых его ровесников – в следующий раз…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал
"Оглавление" всех статей по "Войне и миру" здесь
Навигатор по всему каналу здесь