Война за независимость Греции объединила и перессорила все великие державы. Десять лет это было «Дело №1». Кончилось Крымской, хотя, строго говоря, нет конца и по сей день. А начиналось, как всегда, с пропаганды.
Вообще, «греческий вопрос» никакого самостоятельного значения не имел. Он рассматривался державами как часть более обширного «восточного вопроса», то есть, как делить шкуру Османской империи, Персии и Средней Азии. Александр исключением не был. Все крики о единоверцах могли иметь смысл только как инструмент давления, не столько на Порту, сколько на других музыкантов «концерта». Восточные христиане (православные, католики и пр.) раскармливались исключительно как агенты, позволяющие большим братьям концентрировать более-менее законное присутствие в Османской империи. Французы отхватили себе, например, маронитов, русские – православных. Турция огрызалась, понимая, что «коготок увяз», но сделать могла не многое и пыталась флейтировать между виртуозами больших барабанов.
Интегрированные в истеблишмент Порты, греки были мощным оружием борьбы за Восточное Средиземноморье, они прекрасно драгоманили и шпионили (впрочем, на всех), и менять это шило на мыло греков-революционеров было совсем не с руки. Революционеров было сто-пятьсот запутанных и запутавшихся партий, и выстроить в ключе исключительной лояльности их было невозможно. Отчасти их объединяла только идея независимости (флибустьеры не желали платить султану), но вот дальше... Великие державы всегда смотрели дальше. Русские финансировали сепаратистов из «Филики Этерия», обосновавшихся в вольном городе Одессе. У англичан имелся свой революционный рычаг. Те и другие опирались на крупные враждующие кланы, а других влиятельных военизированных сил в регионе не было.
В данном случае, как и всегда, Александр забежал вперёд английского паровоза: «Вы за революцию? И мы за революцию. Вы за республику? И мы за республику. Вот и прототип – Республика Семи Островов». Англичане плевались, но деваться от включившего дуру профанатора было некуда – формально всё делалось по их плану.
Два локомотива пёрли параллельными курсами, невольно толкая одно Дело (отсюда и странный союз). Англичане раскручивали маховик Древней Греции – фантом полумифической историко-политической Сциллы со всеми выгодными Британии атрибутами: рабовладельческой демократией, элитарным представительством, первобытным парламентаризмом и – гигантским флотом. Мираж Харибды византийства пропихивала Россия, – с православной самодержавностью, золотыми петушками императоров, и – мощной армией.
Это получилось как бы само собой, и давно свалившие за Стикс «греческие» государства быстро обрели черты своих покровителей, – а не наоборот!
Между двумя чудовищами пиратствующие улиссы пытались проскочить до незалежности. Только чёрта с два. Троянского коня можно нейтрализовать, покуда он один, а когда их эскадрон? Похрюкивая, к столу освобождения Греции (т. е. разделу Турции) прибежали вообще все значимые едоки, а не только сладкая парочка.
При этом, Россия имела преимущество, так как даже и Древняя Эллада была ей в известном смысле родная со времён «греческого проекта» Екатерины. Вытаскивать на свет Божий Македонских и Птолемеев Александру было, конечно, забавно: его самого назвали в честь великого полководца, как брата в честь константинопольского главы. Да и исторически тысячелетняя демократия прогрессировала всё в ту же Византию.
Русские культурным десантом рыскали в поисках трудов Диодора Сицилийского и антологий Мелеагра, переводили Анакреона, готовя мировое общественное мнение к масштабной «Реставрации Греции». Реставрация планировалась взрослая, на уровне геополитическом, со всеми вытекающими последствиями, руководить современными азиатскими греками должны были люди культурного ранга не ниже 33. Но если лорд Элджин пёр фризы Парфенона из неоспоримо греческих Афин, то Дашков, Муравьев и Норов шарили, по самой что ни на есть азиатской и даже африканской Османской империи, внедряя мысль, что Турция – это, в сущности, (древняя) Греция, имеем право так думать, вот улики.
[Люди были не простые. Дашков стал министром юстиции, Норов – министром просвещения, Андрей Муравьев вторым человеком в Синоде – брат генерала М-Карского, готовившего проникновение в Среднюю Азию, изучавшего Туркмению и Хиву, дважды бравшего Карс и выдвинувшего ультиматум Мухаммеду Али в Александрии в 1833. Все они были в составе сформированной Александром национальной администрации, все перетекли за пазуху Николаю, у которого (слу)жили долго и счастливо.]
Иллюстративно, если не слишком вдаваться в подробности: само понятие Древней Греции тогда только вводилось в политико-исторический оборот. Многое требовало сочинения, и, соответствующего консенсуса великих держав. Французы, например, пользовавшие сирийских маронитов и стремившиеся влиять в Египте, озаботились пропагандой птолемеевой Греции (то есть, древнего Египта, которому культурно выделили заметное – и лучшее – местечко на хронологической шкале). Тут удачно подвернулся Розеттский камень (такие штуки всегда удачно подворачиваются, у России были свои скрижали – Тмутараканская и Рогволодова). Из него вычитали, что греки в Египте сидели – и сидели железобетонно, с языком и архитектурными шедеврами. А раз так, то можно было развивать линию на отделение Египта от Османской империи (и де-факто отделили-таки, мятежный правитель его, Мухаммед Али, был этническим европейцем).
Русским залезть по локоть в Африку, где прозябали единоверцы коптской церкви и Александрийской патриархии, было не с руки, мешал Константинополь, «проливы». Поэтому взяли в обработку малоазиатскую Турцию. Обоснование? Да греки там жили! Раскопки в ту пору были затруднительны и накладны, поэтому рыскали по нарративам. В поисках неизвестных Тита Ливия, Диодора, Мелеагра и Агафия Дмитрий Дашков пробрался даже в библиотеку сераля (но никого там не нашёл). Тут надо понимать, что тогда и определяли места жительства всем этим Мелеаграм, Агафиям, Анакреонам. Диодор, он вроде бы Сицилийский, а ссылается на Гекатея Милетского, Иеронима Кардийского, Дуриса, Клитарха, Ктесия... Куда же было поселять этих почтенных историков, чьи сочинения оказались практически полностью утраченными? Удобнее – на территорию тогдашней Турции. Анакреон, которого перевёл Норов, тоже жил в Малой Азии. Это, конечно, не розеттские эпиграфы, но весьма даже кое-что. (Путь Норова, ехавшего столбить Египет после заключения Россией союзного договора с Турцией и обещаний Египту, лежал через Триест. Европейские шутники, все с градусами, как и он, поселили его в том самом номере того самого отеля, где был убит Винкельман, главный пропагандист «античности».)
Англичане «повелись». Байрон и «общественное» мнение были использованы для комбинации, согласно которой предполагалось отпилить гнилой ломоть и кинуть его России, тем самым отрезав её вместе с ломтём от главного лакомого куска и путей проникновения на Восток (такова была, по всей видимости, устная договорённость лично с Александром). Своим внезапным признанием греков воюющей стороной вялотекущую реакцию они катализировали. Война постулировалась как бы равных сторон: псевдо-страны Греции против настоящей Османской империи. Силы были неравны. Англичане помогали (как всегда, слабо) грекам, вынуждая русских тоже вступиться за «единоверцев», мол, вы так за них ходатайствовали, что вот вам шанс объединёнными силами греков освободить. И тут Александр сделал сильный ход: он пропустил ход. Из бегущего впереди паровоза пересел в последний вагон-салон и принялся наблюдать и готовить петербургскую конференцию. Грекам он не помог, и тем более не помог, что им помогала Англия. (Ситуация до боли напоминает Варшавское восстание 1944.)
Независимая Греция была Александру ни к чему, но некоторая автономия под надзором России допускалась. Для России Греция – это дверь на Восток, и дверь, которую можно было отворять с ноги – уплачено. Но русское влияние лучше обеспечивали фанариоты и угнетаемые восточные патриархаты: они были понятны, имели иерархию и «паству». В случае получения независимости влияние России снижалось: она получала разболтанную разобщённую Грецию (это в лучшем случае), но вместо двери на Восток обретала кротовину в затхлую комнатку и кирпичную стену впереди.
В норе не благоухала древняя Эллада и не цвёл Византийский Золотой век, там орали и резали друг друга азиатизированные хамы, культура которых застряла в XVII веке. Все расходы на упорядочивание кланированных (от слова «клан») анархистов и террористов (это Греция того времени) перекладывались с Турции на Россию. Пропадало влияние на Порту: раз у пиратов есть своё государство, пусть нелояльные православные переселяются под его сень, прекращают провоцировать лояльных и троллить Турцию. Исчезал аргумент торга с державами: дальнейшее присутствие России в Османской империи теряло значительную долю легитимности. В конце концов, раз Иерусалимский патриарх живёт в Константинополе, почему все эти четверо не могут перебраться в ваш Навплион? Они же все греки.
Александру такой расклад был не нужен. А нужен был такой: постепенно смыкать клещи от Армении (Карс потом брали дважды) и с Балкан – забрать всю Малую Азию. Не сразу, конечно. Не обязательно было даже включать земли в империю, на правах автономий, как Польшу или Финляндию. Достаточно было паллиативного статуса, тестируемого на Молдавии-Валахии. Восстание генерала русской службы и одессита Александра Ипсиланти провоцировалось Александром, ибо заставляло Англию кристаллизовать свою позицию, при этом Александр умело дистанцировался от сепаратистов и воззвал к священной солидарности с султаном.
Отношение Александра ко всем этим революционерам (не важно, какого розлива) видно из того, что, хотя восстание и было России выгодно, победа его была не нужна совершенно, поэтому никакой реальной помощи повстанцам не досталось: как инструмент давления на Турцию и Англию продолжение войны и череда гуманитарных катастроф (вырезали греки и турки друг друга целыми островами) была действеннее. Прикрывшись решением Конгресса в Лайбахе, Большой А оставил мятежников без официального попечения, параллельно развернув в Европе бешеную кампанию агитации в поддержку греков (древних), благо почва «античности» была предварительно хорошо удобрена английскими и прочими грандтуристами.
В гробу видал Александр свободу бестолковых греков. Он сознавал, что к Элладе Греция отношения не имеет, а греки – это совсем другой народ, нежели древние афиняне или царьградцы. Над национализмом сепаратистов откровенно потешались, внешне отличить грека от турка было невозможно, классические профили канули в Лету. Всё, что в греках было ценного, ограничивалось кондовым православием, за этот коготок Россия и тянула. Цивилизация, подаренная Европе мифическими эллинами, настоящим грекам была совершенно чужда. Греки сами только-только готовились культурно слиться с назначенными им предками. Революционеры-освободители переругались уже в самом начале восстания, единоверные союзники принялись друг друга отстреливать, едва перейдя Прут. Играть за такую шушеру Александр не собирался ни при каких раскладах. А вот блефовать – блефовать сколько угодно.
Изначально никакого национального мотива у греческих сепаратистов не было. Со стороны турецких властей присутствовал некоторый религиозный прессинг, явно недостаточный для масштабной войны. Понимая это, великие державы продвигали новинку: этно-культурные лозунги (эллинизм, нация): им их сочиняли англичане и русские, несколько ранее сочинившие то же самое себе. Александр вообще был мастером по части пробуждения на окраинах врагов национальных чувств этнических групп, ещё лучше, если можно было раздуть какую-нибудь сектантскую истерию. (У себя он сконструировал так называемых караимов/хазар, в пику польским евреям, эта наглая и эксцентричная методика была взята на вооружение многими великими державами. Тут акцент не на том, что конструировал – так поступали многие, – а на том, что у себя, в оранжерее.)
Конференция в Питере была созвана для затягивания поиска решения, причём такого, чтобы его не принял никто: Александру хотелось сохранить выгодный статус-кво: все напрягаются, он рулит. Т. к. главы государств понимали, что ему просто нужно сделать ответный ход в сторону Англии, они на саммит не приехали: от неутомимого Александра и его многоэтажных финтов за 20 лет утомились все. Император сделал вид, что предлагает разнообразные компромиссы (конференция шла почти год). Из глав государств у себя дома Александр был один. Считается, что это его провал: он как бы встал в один ряд с неравноранговыми представителями. Но что мешало ему просто остаться во дворце, раз никого из равных ему не было? Значит, были веские причины вести какие-то главные переговоры лично.
И конечно они были. Александру необходимо было разрешить дурацкий греческий казус в удобном для себя противоречивом стиле и при этом оставить дверь на Восток открытой. Только личные встречи, где обещания даются не на бумаге, могли быть той причиной. На конференции он пообещал каждому своё, не заботясь о согласовании общей позиции. Кто из министров может потребовать подписи под словом царя?
Александру нужно было изобразить великую деятельность по примирению сторон – и он её изобразил. Ему нужно было, чтобы все отказались – он такие формулировки и выдвигал. Ему хотелось развязать руки – и он развязал. Но уже не себе. Преемнику.
Таким образом, Петербургская конференция – это политическое завещание Александра.
Но завещаний он составил несколько, и исполнить их одновременно законный наследник не смог бы.
Процитирую, как описывается развитие дел:
С воцарением Николая I начались активные переговоры между Россией и Великобританией. Они завершились подписанием Петербургского протокола в апреле 1826, по которому Греция должна была получить автономию, а её население — свободу торговли, защиту собственности и право выкупать землю у турецких владельцев. Протокол предусматривал возможность вооружённого выступления двух держав в пользу Греции, а также, что было особенно важно для России, возможность её "единоличного вмешательства во внутренние дела Османской империи с целью защиты греков".
То есть, Николай сразу, ещё до коронации освободился от наследия 1812 года. Великобритания, как ни крути, негласно выступала гарантом по Бухарестскому миру. О наличии некоего джентльменского соглашения поверх бумажной дипломатии говорит сам факт оговорки в Петербургском протоколе относительно того, что Россия имеет право вмешиваться... А до того, надо полагать, не имела. А это как?
Получается, ждала позволения... или отмены некоторых недокументированных обязательств, взятых в критический для себя момент прямо перед вторжением Великой Армии. Британия с 1810 держала руку на пульсе русско-турецких (и ‑персидских) дел. Александр, вероятно, обещал не переступать в отношениях с Турцией некоторой «красной линии». Известно, что Англия, ещё находясь в состоянии войны с Россией, предложила свои услуги по урегулированию конфликта с Турцией и Персией. Это сделал посол в Константинополе Р. Эдер. Александр велел канцлеру Румянцеву контактировать с ним, одновременно предупредив и Наполеона, тогдашнего союзника (это был весьма кстати удобный вариант давления).
Впоследствии, в 1812 Британия, в том числе, по просьбе России, продолжала толкаться в русско-турецком зазоре, выкраивая условия от обеих сторон. Так что, Николай воспользовался технологией брата, когда тот в начале своего правления сделал ряд шагов вроде бы навстречу Англии, а на самом деле просто вернул всё на исходные позиции, получив ряд уступок. Он мог сделать вид, что о «красных линиях» не знает и начинает новый тур вальса с Турцией с чистого листа. Осталась оговорка: «с целью защиты греков». Трактовали греков широко, туда попадали и древние эллины и византийцы. Параллельно шло следствие о так называемых «декабристах», и его можно было повернуть в любую сторону. Связи многих «заговорщиков» с Англией, слишком очевидные, можно было расследовать на разную глубину, а ведь это ещё польских поляков не трогали.
Николай совершенно свободно мог манипулировать Англией в тот момент. «Константиновский» мятеж – это не шутка. Другое дело, что путч спровоцировали не проанглийские офицеры, а сам Николай, но ведь это как посмотреть, люди сознались, что готовили цареубийство (в принципе, конечно), а могли сознаться ещё больше. Но единственное, что действительно интересовало Николая на следствии – глубина связей армейской аристократии с иностранными государствами. Всё остальное было известно и так.
... В результате в октябре 1826 г. была подписана Аккерманская русско-турецкая конвенция, обязавшая Турцию соблюдать политические условия Бухарестского мирного договора 1812 г. — особые привилегии Дунайских княжеств и внутреннее самоуправление Сербии...
То есть условия Бухарестского договора не соблюдались. А почему? Что мешало России (держава №2) после 1815 года, имея сильнейшую армию и первоклассную дипломатию, заставить Турцию (вне списка великих держав) их соблюдать?
... В июле 1827 г. Россия, Англия и Франция заключили Лондонскую конвенцию. В ней вновь провозглашался принцип автономии Греции и предусматривалась возможность применения насильственных мер против Порты».
То есть, Николай освободился от наследия 1825 года, той самой петербургской конференции. Окончательно завязав ситуацию в узел и вдобавок заведши её в тупик (выигрывая время для проектирования двойного путча), Александр покинул престол. Николай сразу сделал вид, что никаких обещаний Александра не знает, но готов договариваться по писанным бумагам. Где, "ну как назло!" пусто.
Россия вошла в союз против Турции и Египта (это трактовалось, как большая уступка России Англии), союзники одержали победу в Наваринском сражении, что относительно ухудшило позиции Англии в Восточном Средиземноморье, вскоре президентом Греции стал ставленник России Иоанн Каподистрия, бывший прежде некоторое время со-министром иностранных дел с Нессельроде. Пока англичане решали вопрос, что с ним делать, чтобы заменить на своего короля (в конце концов, убили в 1831), Россия выстроила комбинацию с Турцией и Египтом. Сначала объявили Турции блиц-войну, вернули все уступки по мирному договору 1812 и заключили выгодный Адрианопольский мир (1829), а уже в 1833 году был подписан парадоксальный союзный договор с той же Турцией как бы против отложившегося Египта (вот они, двойные стандарты Александра в исполнении Николая: Греции независимость от Турции дали, а Египту нет), в Босфор вошли три эскадры русского флота, напротив посольских дач был высажен 18-тысячный десант.
Таким образом, Александр аккуратно и образцово переиграл Англию, Николай на её плечах въехал в Средиземное море (получилось так, что англичане сами попросили!) отхватил Грецию, посадив туда (временно) своего президента, а дверь на Ближний Восток не просто не закрыл, а, наоборот, сломал стену.
Проблема в том, что открытые моря были бесполезны для слабой русской коммерции.
По теме: Братья Александр и Николай Первые