Был у меня сложный период в жизни, еще задолго до танго, где я почти все время ходила как в тумане, потому что какая-то часть меня беспрерывно обрабатывала травму.
Она заключалась в том, что мне, привыкшей быть любимой, ощущать себя желанной и красивой, довольно долго давали понять, что отношения со мной могут быть только тайными. Когда я вырывалась из морока, а это было ровно два раза, я испытывала тягостное недоумение: однажды я шла по какой-то тенистой аллее в Керкире и вдруг замедлила шаг, пораженная: что я здесь делаю, в таких отношениях? Но потом опять все заплыло картинкой, мороком, легло на плечи тяжелым туманом, и все исчезло.
А второй раз, спустя год, я сидела подавленная до слез, и печатала что-то, и вдруг увидела свои руки.
Это были руки другой женщины. Красивые, ухоженные, со светлым дорогим маникюром, с крошечным бриллиантом в кольце, они могли принадлежать только той, которая уважала себя. Любила себя. Которой не о чем было плакать каждое утро. И которую совершенно немыслимо было обидеть, обижать, не признавать или не любить. Бриллиант чистой воды, подаренный мужем много лет назад, сверкнул мне оттуда, прорезал плотные слои тумана, в котором я поверила, что любить меня невозможно, из глубины груди на миг поднялось изумленное возмущение «со мной так нельзя!» и все снова улеглось, теперь уже совсем ненадолго.
Бывает, когда те, кому ты доверяешь и кого уважаешь, тебе объясняют тебя в самом наихудшем свете, объясняют годами, знакомят тебя с тобой, непригодным для любви и уважения, для покоя и счастья, — и ты веришь. В такое попасться может каждый. Особенно тот, которому незнаком опыт такого подавления, и, следовательно, опыт сопротивления: например, дети, которых любили и уважали. Попадается тот, который не делает так сам и не знает, что это, — когда с тобой такое делают другие. В эти же годы я совершенно не распознавала такие вещи, прилетавшие мне от «подруг»; от тех, кому я доверяла и у кого училась; и просто продолжала в этом быть и терпеть. Тогда я болела так, что врачи собрали консилиум и приглашенный доктор сказала мне: детка, твой диагноз — соматизированная депрессия, твое тело умнее тебя, избавься от всех мудаков в своей жизни.
Тело знало правду, но доказательств у него не было.
Только руки.
Я решила написать это сегодня тем из вас, кто почти поверил, что он не годится. Или что ему нельзя доверять. Или нельзя любить. В вашей жизни есть что-то: примета, ниточка из клубочка, штучка, которая не подходит для сегодняшней печальной конструкции. Обратите на нее внимание. Поверьте ей. Все ваше — при вас, никуда не делось, с вами все в порядке, вы — хороший и такой, как надо. Идите за этой штучкой, приметой, ниточкой, дайте ей себя вывести в другую жизнь, верьте ей.