Первые размышления следователя Полякова никуда не ведут. Разве что начинает копошиться в душе приглушенная боль от расставания с женой.
Продолжение повести Ю_ШУТОВОЙ
РАЗ, ДВА, ТРИ, ЧЕТЫРЕ, ПЯТЬ, Я ИДУ ИСКАТЬ
Начало:
В городе. Ночью...
«Убийца всегда возвращается на место преступления...» Смешно. Вот я, и правда, вернулась, шлепаю с утра через тот же двор, где вчера это... Ничего, что я почти каждый день тут хожу в контору свою? С улицы в арку между сбербанком и книжным магазином, и по дорожке, меж луж лавируя, в глубине двора, чтоб угол срезать. Да не я одна. Вон впереди пара теток трусѝт. Во, встали. Жалом водят: — «Чёй та? Полиция чё ли? Случилося чё, а?» Козы любопытные. Случилось, случилось... Еще как случилось.
Вон полицаи шебуршатся. У машины покурить встали. Вон еще один подошел. Здоровается, ручки жмет. Где я его видела? Высокий. Стройняшка, не раздавшийся в брюхе. Куртка моднявая, овчинная кожа, тонкая, серая, не дешевый куртец. Повернись-ка, дай в рожу глянуть. Повернулся. Точно видела. Вроде недавно совсем. Ничего такой. Лет тридцать пять-семь. Волосы давно не стриженные, лохматые, каштановые. Лицо жестковато. Ну это понятно, мент — не кисейная барышня. Глаза зеленые. Нет, глаз его я отсюда разобрать не могу, далеко. Но они должны быть зелеными. Холодными и яркими. Как ряска на болоте, под которой скрывается трясина.
Трясина... Держись подальше, Элла.
Поляков
— Ага, сорок второй размер – женская ножка. Прям Золушка. Это у меня сорок второй, — Костя хохотнул, споласкивая стаканы.
Я вечером к Косте Семенову зашел. Квартиры в одном подъезде. Он один живет, я один. Только у него своя, а у меня служебная. Казенный дом, так сказать. Пива взял, зашел. Спросил его, а проверил ли он размер Феоктистовой. Если «мужа трупа» он из подозреваемых сразу исключил по причине слишком большой стопы, то что со свекровью? Может это не Ганнибал. Может это она метнулась за «красавицей-невесткой» и того, размазала ее по дворницкой. Хоть и сопливая, но тоже версия, пока других нет.
— Ладно тебе, Костик, сейчас у девок знаешь какие ласты отрастают. Вот у моей.., — я осекся, все никак не могу привыкнуть, что не моя она больше, ничья, а может уже и чужая, — у моей бывшей тоже сорок второй. А у меня – сорок третий, так она постоянно мои кроссовки таскала. У нас и комплекция в принципе одинаковая, разве что в талии она поуже. И футболки мои, и джемперы надевала.
Семенов фыркнул:
— Ты, наверное, себе Дольче и Габану покупал, а ей чего попроще, по остаточному принципу, вот она и паслась в твоем гардеробе. Я б не дал жене свои шмотки тырить.
— Дурак ты, Семенов. Жадный глупый гоблин. Она мои тряпки носила не потому, что они лучше, а потому, что они – мои. Понятно?
— Понятно. Только я не жадный глупый гоблин, я жадный глупый орк. Вот.
Он ткнул пальцем в фотку в рамочке в виде киношной черно-белой хлопушки. На фотке, тоже черно-белой, и поэтому смахивающей на кадр из фильма, — орк (оскаленная морда, черная шкура на плечах) занес меч над стоящей на коленях женщиной. Руки ее связаны за спиной, платье в грязи, распущенные волосы закрывают лицо. Орк явно собирается рубить ей голову. Фотка очень четкая, резкая. Лучше всего читались веревка, стянувшая запястья жертвы, и занесенный над тонкой белой шеей меч.
Семенов – орк Углук, ролевик, активный участник хишек, хоббитских игрищ.
А чего ему, парнишка еще молодой, три года, как в Питере отучился, в родной город вернулся, следователем в ОВД работать начал. Жены нет, детей нет. Самое время в такие игрухи играть. У них тут в городе клуб. «Эгладор» вроде, там толкинутые собираются, толчки, в лес ездят, хишки свои устраивают. Я Костю спрашивал, почему орк, а не благородный эльф, к примеру, или там Арагорн какой-нибудь. Он говорит, такая квента, биография, в смысле, лучше. Во-первых, подвижности больше. Чем проще персонаж у Профессора, у Толкина, прописан, тем шире им двигать можно, придумывать свое. Если ты король, что ты можешь? Только на троне сидеть. А если ты мелкий бродяга или рядовой воин, ты любую квенту себе придумаешь. А во-вторых, он, видите ли, злобный и мрачный тип. Ну это он себе льстит. Мрачный он. Хохмач и дамский угодник, все девушки в ОВД от и до, включая кадровичку Марту Францевну, даму в летах и погонах старлея, все поголовно от него в восторге.
— Но, вообще-то, Леха, эту дворничиху не совсем так, как остальных теток грохнули. Разве что голова... Он ей голову как Ире Поспеловой оттяпал. Или не он, не Ганнибал ваш. Может подражатель. Всех в зарослях, условно говоря, в лесу возле реки, а эту посреди города, в закрытом закутке. Остальных между шестью и девятью часами вечера, а эту среди ночи. В общем, есть разница.
Ирина Поспелова – первая жертва в этом деле. Убита среди развалин часовни во Власьевой роще 19 февраля прошлого года.
Укусы, многочисленные порезы, причина смерти – удар острым рубящим предметом по шее; я протоколы по Ганнибалу почти наизусть выучил.
— Погоди-ка, Костик, на то дело ты не выезжал, не ваша епархия, протокол осмотра подписывал.., сейчас напрягусь.., Голиков, что ли. Не важно. Но точно не ты. Откуда знаешь?
Семенов наклонился, потянул бутылку пива из сумки-холодильника, стоявшей на полу у нас под ногами. Мы сидели на диване перед теликом, там крутился вечный боевик: беготня с автоматами, взрывы, вертолеты... Звук был выключен.
— Да брось ты, Леха. Про Ирочку Поспелову ваще весь город знает. Спасибо Жорику Веснянскому, это керефан мой, одноклассничек, журналюга. Он на портале «Город ньюс» статью повесил. Было, о чем писать: «невиданная жестокость, первое дело маньяка, будут новые жертвы, куда смотрит полиция, мать убитой пыталась покончить с собой, выпила жидкость для прочистки труб, откачали, теперь несчастная овощем в психушке в Топорках сидит. Я, Жорж Веснянский, (он, ей-богу, «Жоржем» подписывается) буду держать вас в курсе расследования». Короче, поспешил хайпануть на материале. Но это не я ему насвистел, чесслово. Это кто-то из вашей конторы. Потом Жорке по шапке дали, он заткнулся, ни про вторую, ни про третью жертву ничего не писал. И никто другой. А то бы город на уши встал: маньяк-убийца среди нас. Пиво бери, — он протянул мне открытый пузырь.
Пива больше не хотелось. И разговаривать больше не хотелось. Спать что ли пойти. Завтра день длинный будет. И начну я его в кабинете у шефа, получая превентивную профилактическую головомойку.
— Слушай, пойду-ка я до дома, высплюсь. Пока.
— Ладно, пиво токо возьми. Открытая же.
Я взял открытую бутылку жигулевского и побрел к себе. Поискал, чего надеть завтра, майку свежую и джемпер. Два месяца живу здесь, в этой квартире, а еще чемодан до конца не разобрал. Так он и стоит в углу на полу, в нем половина моих шмоток, еще ненадеванных, сверху на крышке – грязные, те, что в стирку. Машинку зарядить бы надо, а то скоро носков чистых не останется. Но не сегодня. Потом как-нибудь. Вот Светка, моя бывшая, она сама не своя до порядка была. Ей главное, чтоб, как она говорила, горизонтали были пустыми. Пустота – это и есть порядок. Не позволяла кучам скапливаться, ни шмотью, ни посуде на кухне. Эх, Светка, Светочка, девочка моя, когда уже привыкну жить без тебя?
***
Мы с ней познакомились за гранью памяти, в песочнице или на качелях во дворе, где нас мамочки выгуливали. Хотя нет, у Светки была няня, толстая, румяная, вся такая сдобная. Хохлушка, жена сапожника. Он в подвальчике на углу сидел, мы бегали к нему выпрашивать стертые подковки на счастье. Как ее звали? Оксана? Или Алена? Не помню. Потом в школу вместе пошли. Сидели за одной партой. Паслись постоянно то у нее, то у меня дома. Мы все время были вместе. Даже попытались целоваться как-то после дискотеки в девятом. Не заискрило. И вот тут что-то сломалось. Нам стало неудобно друг с другом. И мы разошлись, почти перестали общаться, только «привет – привет». У нее своя компашка, у меня – своя. После школы я в армию ушел, потом, как вернулся, сразу в тогда еще милицию устроился, а через два года уехал в Питер, перевелся из нашего филиала в главный вуз, в университет юстиции. Со Светкой и не виделся, не срослось как-то, да и не вспоминал о ней вовсе. В Питере я чуть не женился, теперь понимаю, повезло, а тогда переживал очень, думал, это любовь.
И вот я возвращаюсь домой, с поезда топаю, сумарь огромный на плече, запарился. И во дворе сразу на нее натыкаюсь. Навстречу идет. За спиной солнце летнее, волосы золотом сияют. И улыбка... Я не то что обалдел, я прямо схлопнулся, задохнулся, настолько была хороша. Она не шла, плыла сквозь поток света. У меня в голове дурацкий каламбур закрутился: «Света соткана из света».
Встал столбом, рот шире ушей:
— Светка, привет! – кричу.
Она мне:
— Привет. Ты вернулся?
Не знаю, что она имела в виду, скорее всего ничего, просто вежливость. Но я услышал: «Ты вернулся ко мне?» Да, осенило меня, именно к ней я вернулся. Именно она мне нужна. Сейчас. И навсегда. А все, что до этого момента было – хмарь, сон, пустое. Я и брякнул:
— Выходи за меня замуж, Светка.
Она рассмеялась колокольчиком:
— Я подумаю, Алешка. Пока.
Рукой махнула, ушла. Она решила, я пошутил.
Ничего подобного. Я вечером пришел к ним. С букетом. К матери ее. Говорю:
— Теть Зоя, я на Светке жениться хочу.
Та тоже смеется, мол, шуточки у тебя, Алешка, дурацкие, казарменные. А тут Светка из своей комнаты вышла, тихонько так, на косяк в дверном проеме оперлась. Стоит серьезная такая, бледная. И говорит:
— Я согласна, мама.
Я никогда ее не спрашивал, почему она сразу согласилась. Я вообще никогда не спрашивал, как она жила все это время без меня. Не знаю почему. Может боялся узнать, как. Свадьбу сыграли, квартиру сняли здесь же в нашем дворе. Удобно, родители рядом.
Нам даже не нужно было привыкать друг к другу, приспосабливаться, придумывать свой язык, все это у нас уже было. Мы десять лет прожили. Десять. Хорошо жили. Я думал – хорошо. Дружно. И не ругались никогда. Детей только не было. Ну не было и не было. Не всем дается. Эту тему мы не обсуждали. У нас дача была. Когда время позволяло, ребята приезжали: рыбалка, шашлыки, закусон с огорода.
А однажды я домой пришел с работы, поздно уже. Дел много накопилось, надо было разгребать, я неделю домой к одиннадцати приползал никакой, в душ и спать. Захожу в комнату — Светка в кресле сидит в пальто и сапогах, осень началась, холодно, топят плохо.
— Ты что, — говорю, — замерзла?
А она:
— Нет. Я ухожу от тебя. Вернее, уже ушла. Жду, чтобы сказать.
Я смотрю, а в шкафу ее вещей нет. Она взгляд мой отследила:
— Я уже все собрала и к маме отнесла.
Я только рот открыл, вывалить: «Ты что сдурела? почему? куда? к кому? что случилось?», но не успел.
— Не хочу больше. Я же на самом деле давно одна живу. Ты всегда где-то. Работа, работа. Даже когда дома, тебя все равно нет. Говорю – ты не слушаешь, не слышишь. Мы не вместе. Это иллюзия, самообман. Такое одиночество вдвоем хуже настоящего одинокого одиночества.
Ключи от нашей квартиры на тумбочку положила и ушла. А я остался соляным столбом стоять. Как так? Без всяких разговоров, без намеков, без выяснения отношений. Даже не «не могу так больше», а «не хочу». Нормально? Просто бросила меня в одночасье и ускакала новую жизнь строить. Без меня.
Обозлился я тогда здорово. Но за Светкой не побежал. Что я канючить, вымаливать что ли должен. Что я – Васисуалий Лоханкин что ли: «Варвара – самка ты, к Птибурдукову ты уходишь от меня...» А чуть позже злость моя рассосалась, права Светка, таким как я нельзя жениться. Если живешь на самом деле на работе, а домой только спать приходишь, да и то она, сука проклятая, работа ментовская, сидит у тебя в башке, если жену свою словно сквозь вату слышишь, в мозгу свое крутишь непрестанно, безостановочно, а семейные коллизии досадной мелочью считаешь, то нечего и семью заводить. Живи один, волчара.
Так что развелись мы быстро, без скандала. По обоюдному согласию, получается. Вот только видеть свою бывшую жену спокойно я не мог. Встречать ее посреди двора, здороваться, как дела спрашивать. Еще, не дай бог, расскажет, как у нее дела. Да в подробностях. У меня все внутри узлом сворачивалось, когда случайно натыкался на Светку на дорожке вдоль детской площадки, это единственный вход-выход во двор-на улицу. В общем как подвернулась возможность, перевелся в другой город, в другую область, подальше, за триста верст.
Думал полегчает.
Глотнул жигулевского прямо из горлышка, поискал какую-нибудь закуску. Пусто. В холодильнике только полпачки масла и докторская колбаса. Хлеб есть? Нету. Бутерброд не складывается. Пошарил на кухне, нашел открытую упаковку чипсов. Неделю, наверное, тут валяется. Попробовал — дрянь. Они влаги из воздуха набрали, даже не хрустят, жуешь как губку для мытья посуды. Выкинул в ведро. Придется так, голяком пить. Допью и спать. Завтра, как говорится, снова в бой. Завтра свидетели придут, Яковлев и Феоктистова. Надо будет с ними побеседовать пристально. Так чтоб они вспомнили то, о чем, может, и сами не подозревают.
Ни завтра, ни послезавтра, ни потом они не пришли. Ни Феоктистова, ни сынок ее. Время шло. Я звонил и ей, и ему, но телефоны не отвечали.
Зато пришли результаты экспертизы по ДНК. Это был он, Ганнибал. Совпадение с предыдущими случаями, как любят говорить в фильме «След», — сто процентов. Они там в кино вообще молодцы, где они видели совпадения в сто процентов? Максимум девяносто девять и девяносто девять сотых. Но всегда остается ноль-ноль-один процент сомнения. Игры с генотипами, с ДНК – это все здорово. Если преступник пойман и можно сравнить. Классика жанра. Мы еще на третьем курсе эту историю проходили: в одном английском городке, черт его знает, в каком, изнасиловали девицу. А дело было как раз на заре эпохи ДНК-дактилоскопии, в конце прошлого века. Ну и провели анализ биологического материала преступника, снятого, из... э-э-э, с жертвы, в общем. А потом всех мужиков этого городишки прогнали через анализ ДНК. Уж не знаю, кру̀жки в барах они изымали, или по домам пошли, а только гада того вычислили. Правда, пришлось его хорошенько в стенке прижать, чтоб он еще и сознался. Ну уж прижали как-то. Сознался.
Продолжение скоро.
Полный текст можно прочитать на сайте Игры со словами и смыслами:
https://www.jkclubtext.com/knigi
Официальный сайт автора: