Рассказ из книги «Рассказы и сказки для взрослых»
В славном городе Арканаре не так давно жил, а может и сейчас живет один необычайно богатый и влиятельный человек, известный далеко за пределами города своими экстравагантными и зачастую беспощадными выходками. Его имя не сходило с газетных страниц, а женщины в очередях только и говорили что о его новых выходках. И вот однажды в холодную зимнюю ночь он решил дать костюмированный бал в своем огромном красивом доме. Длиться этот праздник должен был целый месяц, в течение которого все желающие без исключения могли в полной мере испытать на себе гостеприимство хозяина. Единственным условием было наличие маскарадного костюма, отражающего любую социальную роль. Разумеется, к назначенному часу у дома того человека собрались все жители Арканара за исключением разве что тяжело больных – любопытство, а были обещаны грандиозное представление и сюрприз, - с возможностью целый месяц есть пить и веселиться за чужой счет оказались великолепными стимулами.
Точно в назначенное время двери дома распахнулись, и лакей вежливо пригласил всех войти. Несмотря на то, что на праздник пришел практически весь город, в бальном зале места хватило для всех. Когда гости вошли, слуги обнесли их шампанским, и перед публикой появился одетый в смокинг хозяин дома. В одной руке у него была театральная программка, в другой – бокал. На шее висел театральный бинокль.
- Дамы и господа! Уважаемые гости! – начал он вступительную речь, - позвольте от всей души поприветствовать вас в этой скромной… хотя нет, к чему лицемерить? В этой далеко не скромной обители, где, как я надеюсь, к всеобщему удовольствию мы проведем вместе в радости и веселье ближайшие тридцать дней. Я благодарен вам за то, что вы откликнулись на мою просьбу, и каждый ваш костюм – это олицетворение определенного социального положения и образа жизни. Я признателен вам за ваше доверие, и поверьте, в мои планы совершенно не входит обмануть вас в ваших ожиданиях. Хлеба и зрелищ здесь хватит на всех. Не стану пытать вас неведеньем, и перейду к главному, а именно к сюрпризу.
В качестве него я предлагаю вам поставить и сыграть грандиознейшее тридцатидневное шоу, которое, кстати, и будет обещанным вам представлением. Определять ваши роли будут ваши же костюмы. Я вижу здесь королей и королев, принцесс и принцев, генералов и гусаров… Рад приветствовать очаровательных куртизанок, священников и разбойников, судей и палачей, ученых мужей и... Каждый из вас, думаю, найдет свое место в нашем представлении. И пусть короли вершат судьбы народов, - полководцы выигрывают сражения, разбойники грабят, а милые куртизанки обменивают любовь на звонкую монету под умные речи ученых мужей! На этой сцене найдется место для каждого из вас. Дерзайте, друзья! Здесь каждый может быть повинен в рождении шедевра, и да будет так! – сказав это, он одним махом выпил шампанское и грохнул бокал об пол.
Публика ответила восторженными криками, заглушившими звон битого хрусталя – каждый гость посчитал своим долгом повторить жест хозяина.
- Как вы все, наверно, понимаете, - продолжил он, когда гости несколько успокоились, - театр, а мы с вами стали поистине супертеатром, не может существовать без зрителя, и эту роль я решил взять на себя, поэтому на мне костюм зрителя. Тех же из вас, кто пришел на представление в таком же костюме, прошу присоединиться ко мне в зрительном зале. Остальных – на сцену! Представление начинается!
Оркестр грянул вальс. Это послужило сигналом для слуг проводить гостей «к столу». В еще более грандиозном, чем бальный обеденном зале в несколько рядов стояли столы. Разумеется, места были распределены согласно дарованными костюмами рангами. И если королевская сторона была сервирована золотом, на котором красовались редчайшие деликатесы, то на столе простолюдинов, среди гостей были и такие, была бедняцкая похлебка в щербатой глиняной посуде.
Поначалу обстановка была натянутой. Оказавшиеся вдруг королями и королевами бывшие лавочники и прачки терялись от смущения, не зная, с какой стороны подходить к царившему на их столах великолепию, а одевшееся трубочистом второе лицо города боялось даже попробовать предложенную ему мутную жидкость с плавающей в ней одинокой луковицей. Но то ли в вино было что-то подмешано, то ли по какой-то еще причине очень быстро люди начали раскрепощаться и входить в образ. Правда, короли не знали, что делать с коронами и постоянно пытались льстить своим слугам, занимавшим в жизни значительно более высокое положение. Разбойники, убрав подальше ножи и пистолеты, налегли на флирт и вино. Куртизанки оказались слишком добродетельными, в отличие от монахинь. Ученые мужи с трудом пытались связать пару умных слов, а прекрасные незнакомки почему-то совсем не походили на таковых. И только полководцы, предусмотрительно запасшись напитками, сигарами и прочими не менее необходимыми для ведения войны вещами, стойко сражались за карточными столами.
Стыдно сказать, но даже на этом веселье не обошлось без пары-тройки драк, но это были никак не связанные с игрой потасовки обиженных на жизнь за то, что у них не хватило ума надеть костюм побогаче представителей хамского сословья.
О том, насколько все это серьезно, гости поняли только ночью, когда им было предложено немного отдохнуть в приготовленных для них комнатах, которые также были распределены с учетом ролей. Понятно, что королей и принцев ждали царские покои, священников и монахинь - холодные кельи, воинов - бивачные костры, грабителей – тюрьмы... Это гости еще могли принять, как слегка уже поднадоевшую шутку хозяина – какое-никакое, а все ж приключение. Но то, что короли свою постель должны были делить исключительно с королевами, а проституткам вообще пришлось ночевать на порогах собственных комнат – для них вход в покои открывался только за полученные за любовь деньги, - вызвало волну протеста. Несколько, недовольных таким обращением гостей, бросились прочь, громко хлопнув дверью, но таких было мало. Большинство инстинктивно чувствовало, что выход из игры был своего рода смертью, и, как и в случае со смертью как таковой, было неизвестно, что могло ждать беглеца за дверью. Поэтому, повозмущавшись какое-то время, люди сделали то единственное, что привыкли делать в подобных обстоятельствах: покорились правилам.
Кстати, никто из королей не сбросил корону и мантию ради того, чтобы провести эту ночь в хлеву со своей благоверной пастушкой.
Меня же сам дьявол, наверное, надоумил надеть на бал костюм чмо. Как я возненавидел себя за это, когда один из лакеев указал мне мое место на этом спектакле – кучку тряпья в темном углу под великолепной мраморной лестницей. Темный угол и объедки, от которых, я уверен, воротили бы носы и хозяйские свиньи... Конечно, я мог бы уйти, но здесь было тепло и не так одиноко. К тому же роль ограничивала меня только в «хлебе». Зрелищем я мог наслаждаться сколько угодно. Тем более что никто другой, а я сам взял эту роль, и отказываться от нее было бы малодушием. Хотя, если разобраться, малодушной была, скорее, моя попытка самоуспокоения.
Я уже почти себя убедил, что роль есть роль, и ничего тут не попишешь, когда один из гостей преподал всем урок сообразительности. Устав быть матросом (костюм обязывал его стоять на вахте и драить палубу), он сбросил одежды, объявив, что с этого момента он Адам, и, следовательно, выше всех королей. Для него тут же организовали отдельный стол и достойное богов ложе в поистине райском зимнем саду.
Постепенно до меня начало доходить, что мое проклятие было, скорее, благословением. Переборов унижение и обиду, из своего угла под лестницей я смог увидеть, как постепенно люди начали вживаться в новые образы. Я видел, как начали чваниться короли, как начли плестись заговоры и интриги, как начали предавать еще недавно родных и близких людей ради того, чтобы продвинуться пусть даже на одно место в этой иерархии столов и спален. Затем я увидел, как пьяные гренадеры несли на руках своих шлюх в номера, и какие у тех были счастливые лица…
Короли теряли короны и отправлялись в изгнание. Неудачники проклинали свою судьбу за неверно выбранный костюм, хотя проклинать должны были только себя… Шлюхи уходили в монастыри, а монашки шли на панель… - так игра обретала свойства жизни.
Под конец люди окончательно забыли, кем они были на самом деле, и когда пришло время предстать перед лицом смерти…
Наверно, ради того, чтобы увидеть их лица в этот момент, когда по прошествии тридцати дней они все вдруг вновь осознали, что это была всего лишь игра, что она закончилась, и пришло время возвращаться в реальность к обычной, нормальной жизни, и было организовано это действо. Костюмы вновь стали костюмами, а декорации - декорациями. Вот только совершенные в этом массовом безумстве поступки были настоящими, и теперь…
Меня вдруг словно пронзило молнией: Что если, как писал Шекспир, жизнь – это такая же точно игра, а мы – забывшие свое истинное лицо актеры, играющие чьи-то чужие, не имеющие к нам никакого отношения роли. Что только в силу своей забывчивости мы не можем остановиться, сказать себе «стоп», перестать растрачивать себя на пустые, а зачастую даже разрушающие нашу истинную природу вещи? Что если точно также по чьей-то прихоти мы вспоминаем себя только в наготе своей перед лицом смерти, которая есть не более чем освобождение от той роли, что нам суждено здесь играть. А если и так? То что? Что тогда? Отказаться от нее, бросить все и бежать из театра или сыграть ее максимально блестяще, не забывая о сцене и о том, что эта роль - твоя роль?