Мои друзья признавались, что им трудно смотреть фильм Сергея Урсуляка. Не потому что плохой.
Потому что невыносимо тяжело.
Это так. Я и сама при первом показе не смогла. Больно.
***
Предупреждаю – о войне здесь ничего не будет. Только о том, что увидела рядом с ней.
От той поездки в феврале 1987 года у меня не осталось даже номера газеты со статьей-отчетом «Миссия в Кабуле». И фотографий тоже нет.
Похоже, пленки засветились при прохождении таможни в Ташкенте на обратном пути. Меня там просто замучили хождением через рамку: я звенела и звенела.
Перестала, когда вынула из кармана плаща комок фольги от шоколадок. Пока вертолеты облетали горную кабульскую чашу перед взлетом самолета на Москву, ребята дали нам с собой бутылку коньяка и сладкое на закуску.
- Выпьете, когда границу пересечете.
Вертолеты совершали привычный вылет – моджахеды могли жахнуть по самолету в момент взлета, и они превентивно высматривали их в горах.
Но в той поездке я без конца развлекала спутников какой-нибудь фигней, которая без конца со мной приключалась. И тут – в моем паспорте не нашлось декларации (кто летал в 80-е, тот помнит, что это важный документ), мы даже уселись в машину, чтоб вернуться в гостиницу, но через несколько км она нашлась где-то в боковом кармане сумки. И мы вернулись.
Пока мужики злились, объявили нашу посадку.
Мы крепко обнялись на прощание со всеми, кто помогал нам в нашей командировке.
Самолет взлетел.
Светило такое же яркое солнце, которым нас и встретил в первый день Кабул. И я долго любовалась заснеженной кабульской чашей, понимая, что, может быть, не увижу ее больше никогда.
***
До центра дошли слухи, что посылки в адрес наших воюющих ребят не доходят до адресатов. Загадочно растворяются где-то в пути. И было решено собрать, бросив клич по комсомольской линии, всё, что можно, отвезти и раздать, что называется, лично в руки.
Я уже два года просила включить меня в состав любой делегации, но горком упорно не пускал. А тут – щелкнул какой-то тумблер, и меня внесли в список. Думаю, не в радость серьезным людям – комсомольским секретарям Володе и Сергею, а пуще всего – Герою Советского Союза Анатолию, уже побывавшему в Афгане. (Обойдемся без фамилий, хорошо?)
Дома мы дружно рассказали родным, что летим в Румынию.
И мне едва удалось остановить Марину Парусникову (вы ее знаете, как ведущую первого конкурса красоты в СССР), которая примчалась в мою квартиру с сумкой консервов в дорогу и чуть ли не с порога закричала: «Ты что? Зачем ты туда летишь?..»
Через двенадцать лет, когда она попадет в чудовищную автокатастрофу и чуть не погибнет, я приеду к ней с пакетом мороженого.
Она будет лежать, прикованная к постели, и мы будем смеяться вопреки всему, вспоминая этот эпизод.
***
Местные полеты нам зарубили сразу.
Большой военачальник, в общем, верно сказал: «Буду я ради вас людьми рисковать...», когда я с энтузиазмом спросила: «Ну, в Герат-то мы слетаем?»
Названия я знала из редких газетных публикаций, а от знания оперативной обстановки была далека.
Выделили нам для поездок видавший виды «Жигуленок» с молодым бородатым водителем.
Много лет спустя я увижу его в баре в перерыве какого-то молодежного мероприятия. Он меня узнает, а я его нет. Один из секретарей Владимирского обкома комсомола – до направления в Афганистан.
Ездил он залихватски. Иначе по этим дорогам ездить было невозможно. Я угорала от дорожных знаков, исполненных в стиле кузнеца Вакулы. Только тот малевал черта на сковороде, а здесь неграмотным людям грозили люди в белых халатах со страшными лицами, склонившиеся над жертвой аварии с ножами-скальпелями в руках.
Жертвы на картинке вопили не по-детски.
**
На втором этаже небольшой гостиницы нам выделили два номера – один для мужчин, другой для меня.
Кормил нас очень вкусной едой пожилой узбек, который подолгу грустно смотрел на меня и относился с трепетной заботой к тому, чтобы я хорошо ела – кажется, я напомнила ему дочку.
Второй незабываемый персонаж гостиницы, в которой, похоже, мы жили одни – молоденький телефонист с говорящим именем Уюб.
Каждый раз, когда мы сталкивались в коридоре, он с горящим взором предлагал:
- Один раз целоваться-обниматься – бесплатно звонить Москва!
Первая и последующая ночи были тревожными. Не потому что за стенами бесконечно ухало и бухало, а забор нас окружал невысокий. Стоило мне улечься и уснуть, в дверь стучали Володя и Сергей:
- Иди, чайку попьем.
На самом деле в их комнате было не до чайку.
Ребятам выдали пистолеты Макарова. (Мне предлагали, но я не взяла, потому что не знала, с какой стороны его брать. Дочь услышала эту историю и начала брать уроки стрельбы у нашего друга Валентина Логинова. Лишним в жизни ничего не бывает).
Герой Советского Союза засыпал с оружием в руке,сняв его с предохранителя, а потом ему начинали сниться духи.
Он начинал их преследовать в то время, как на соседних кроватях за его порывами тревожно следили два товарища.
Каждую ночь мы разрабатывали и осуществляли операцию по изъятию пистолета из рук Анатолия.
Поверьте, это была очень непростая задача.
*********
В кабульском госпитале нам спокойно сказали, что накануне в стену ограды въехал грузовик со взрывчаткой, но сегодня всё спокойно.
Пойдем мы не к самым тяжелым, потому что в их состоянии им все равно. Но и не к самым легким.
Когда я вошла в палату, похожую на длинную казарму, уставленную длинными рядами коек, мое настроение можно было сравнить с «Певичкой» Анны Маньяни, которая по фильму приехала на фронт петь бравурные песни, завернулась в итальянский флаг, а когда раскрылся занавес, и увидела слушателей, застыла...
И запела совсем другую песню, с трудом сдерживая слезы.
В Москве мне представлялось, что здесь воюют наши сильвестры сталлоне – высокие, широкоплечие, коренастые мужики.
А на кроватях лежали мальчики.
Мне казалось, что еще вчера мы носились с ними по школьному двору.
Я помню только тонкие белые шеи, резко контрастировавшие с темными солдатскими одеялами.
Почти в полубреду, в шоке от увиденного я пошла по бесконечному проходу и стала распихивать под эти одеяла сигареты (удалось выпросить в Москве у продавщицы табачного ларька несколько блоков дефицитных болгарских – стоило заикнуться, зачем они нужны, волшебным образом нашлись где-то под прилавком).
***
В частях с раздачей посылок из Москвы оказалось сложнее. Нас просили просто сложить все в одной комнате и ехать дальше. Мы настаивали на передаче из рук в руки.
Нам кто-то горячо говорил, что солдаты не смогут потом вывезти это из страны: откуда, мол, у солдата транзисторный приемник, гитара и всё такое.
Ничего, настаивали мы, напишете справку и поставите печать.
Однажды нам удалось отъехать далеко от Кабула. Туда, куда нам не рекомендовано было заезжать. Прошел, видно, слух, и делегацию позвали в гости. И даже организовали баню.
Я пролетела мимо посещения парилки по гендерному признаку.
Мне было поручено нарезать закуски в компании вчерашнего школьника, который, между делом, рассказал историю, как накануне ребята поехали на источник за водой и неосторожно, видать, попросили показать дорогу какого-то неслучайного встречного.
Нашли их в ведрах порезанными на куски.
- О БТРе на обратную дорогу позаботились?
- Не знаю, - честно сказала я.
- Лучше бы не надо. С ним точно обстреляют. А так – проскочите.
Не понимаю, почему мне не было страшно. Но, если закрываю глаза, то даже сегодня вижу темную змеистую пустынную дорогу и горы во мгле.
В ночном городе патрули тормозили нас на каждом шагу. И, наставив автоматы, грозно кричали «Дрэш!»
Наш владимирский водитель высовывал голову и со спокойным достоинством говорил: «Шурави».
И афганцы тут же расступались.
*******
Куда бы мы ни приезжали, всё происходило «вчера».
Вчера въехал в стену грузовик.
Вчера обстреляли дворец молодежи.
И мы видели лишь отверстия от пуль и осколки стекол на земле.
Мы видели павлинов в каком-то полуразрушенном парке, грубые одеяла вместо дверей, когда шли на встречу с высокими руководителями страны.
Мы удивлялись круглым музыкальным шкатулкам с орехами и десятью сортами изюма, которые первыми ставили на стол в афганских семьях, где нам приходилось бывать.
Попытки выпроводить меня из помещения, где сидели одни мужчины, кончались мощнейшим аргументом моих сопровождающих:
- Она – не женщина. Она – товарищ!
Почти каждый вечер заканчивался в городке наших советников, где я оказалась в одной компании с бывшим первым секретарем Московского обкома комсомола, подольчанином Дмитрием Остроушко.
В столице я относилась к нему так себе. Он казался мне напыщенным и высокомерным. А здесь передо мной был веселый энергичный жизнерадостный человек.
Это он выдвинул из-под кровати ящик с каким-то старым оружием, меня увешали пулеметными лентами, в руки дали кремневое английское ружье и сделали снимок «Товарищ, вооруженный до зубов».
Но и он не сохранился.
Иначе я поставила бы его здесь. А так нечего...
***
Прошло много лет. Многих людей, ставших родными в той командировке, уже нет на этой земле. Странные эпизоды пришли мне сегодня на память.
Наверное, совсем не так нужно рассказывать про Афганистан.
Если у кого-то мои наблюдения не совпадут с их собственными, что ж – у каждого был свой Кабул.
Я была молода, но не так легкомысленна, как может показаться. Я улетала из дома без страха не вернуться. Дома я оставляла историю, в которую не хотелось возвращаться.
Есть люди, которые в таких ситуациях даже хотят уехать на войну.
Обратный самолет сел в Москве 10 февраля, в день моего рождения - не символический, а буквальный.
И в этом тоже было что-то неслучайное.
***
В 90-е в страну пришло ненастье.
И я знаю, почему многим, как и мне, больно и стыдно смотреть сериал Сергея Урсуляка.
Долгие годы сама жила с чувством, что мы предали этих ребят – тех мальчишек с тонкими белыми шеями, которых я увидела в кабульском госпитале.
***
Иногда мне снится заснеженная горная чаша, над которой винтом долго-долго поднимается наш самолет.
У меня кружится голова от горького чувства, что больше я никогда этого не увижу. И заново всё не переживу.
"Ненастье" ненадолго вернуло меня в то время...
-----------
На всякий пожарный случай мой телеграм-канал, где я делюсь всеми публикациями - https://t.me/NataliaEfimovaZen
Чтоб не теряться в случае чего
