Найти тему

КОНЦЕРТ ДЛЯ ПРЕДАТЕЛЯ И ГЕРОЯ

Рассказ из книги «Рассказы и сказки для взрослых»

Когда в бар вошел первый посетитель, бармен неторопливо протирал бокалы. Бармену было за тридцать. Средний рост, приятное, но не красивое лицо, волосы до плеч. Он всегда хотел быть барменом.

-По мне, так люди для того и созданы, чтобы иногда зайти в бар попустить стаканчик, поговорить… А можно и не иногда… - частенько повторял он.

Когда посетитель, молодой человек в спортивном костюме, сел на табурет у стойки, бармен спросил:

-Чего желаете?

-Чего-нибудь от жажды.

-Надеюсь, вы не мормон?

-Нет, а что?

-Не люблю мормонов: Алкоголь нельзя, чай нельзя, кофе нельзя… дай им волю, они запретят все, кроме воды. Другие, правда, тоже не лучше.

Говоря это, бармен поставил перед посетителем рюмку водки.

-Оставь бутылку, - попросил тот, выпив залпом водку.

-Как скажете.

В бар вошел второй посетитель: высокого роста слегка полноватый мужчина в дорогом английском костюме. Он тоже сел у стойки.

-Как обычно, - сказал он.

Бармен поставил перед ним бокал с коньяком.

Наслаждаясь напитком, второй посетитель минуты две посматривал на первого, затем удивленно воскликнул:

-Киба!

-Мы знакомы? – с легкой неприязнью в голосе спросил первый посетитель.

-И вправду Киба! Вот так дела! – обрадовался второй посетитель.

-Давно меня так не называли.

-Еще бы! Ты герой, легенда. Ты не можешь себе принадлежать, как не можешь быть Кибой. Киба, Коба… Клички бандитов с большой дороги. У героев другие имена.

-Ты мне Кобу не тронь!

-Конечно. Ты за него готов мне горло перегрызть.

-Да кто ты такой, что так хорошо меня знаешь?

-Не узнаешь?

Первый посетитель внимательно посмотрел на второго.

-Плохиш? – неуверенно спросил он.

-Он самый, - ответил Плохиш.

-Иудушка!

-Сам ты… И нечего тут передо мной героя корчить. Я не пионер - салют мальчишу. Это для них ты герой Кибальчиш, а для меня - засранец Киба и друг детства. Тем более что ты всем обязан мне.

-Тебе?!

-Это уж точно, - заметил бармен.

-Тебе-то откуда знать? – огрызнулся Кибальчиш.

Бармен загадочно улыбнулся. Вместо него ответил Плохиш:

-Он знает. Знаешь, кто сделал Иисуса Христом?

-Религия - опиум для народа, - раздраженно бросил Кибальчиш.

-Временами и опиум лекарство, - парировал Плохиш.

-И кто же? – немного высокомерно спросил Кибальчиш.

-Иуда, - ответил Плохиш.

-Иуда?! – удивленно переспросил Кибальчиш.

-Иуда, - подтвердил бармен.

-Предатель?! – не унимался Кибальчиш.

-Если бы не было предательства, не было бы и креста, а без креста не было бы воскрешения. Иисус никогда бы не стал Христом. Да и предательством это не было, - пояснил бармен.

-А что это, по-вашему? – спросил его Кибальчиш.

-Инсценировка. Зрелище на потеху публике.

-Можете говорить, что хотите. Легенда вытерпит все.

-Легенда?

-Он атеист, - сообщил Плохиш.

-Атеист, здесь?! – удивился бармен

-Он даже в загробную жизнь не верит.

-Но это уж слишком.

-Я не предаю идеи, - гордо заявил Кибальчиш.

-Как трогательно! Бывший герой… - съязвил Плохиш.

-Бывший? – перебил его Кибальчиш.

-Бывший, бывший. Теперь там другие герои.

-И кто же эти герои?

-Колчак, Деникин, царская семья.

-Врешь, собака!

-Дети, дети на качелях… - промурлыкал тихонько бармен.

-Что ты бурчишь там под нос? – спросил Кибальчиш.

-Он прав. Злодеи становятся героями, герои злодеями и наоборот. История снова и снова раскладывает свои пасьянсы. Не ты первый, не ты последний, - сказал бармен.

-Но как?

-Как? Ты думаешь, герои всегда будут героями, а злодеи злодеями?

-Конечно, и у героя могут быть минуты слабости.

-Я не об этом.

-Тогда о чем?

-Маска героя - это не цвет волос, не группа крови, не черта характера. Герой - это оценка со стороны, каприз толпы, веяние моды. Но ничто так не переменчиво, как настроение черни.

Кибальчиш хотел возразить, но бармен не дал ему вставить слово.

-Хорошо, не чернь, народ. Сегодня ты злодей, преступник, а завтра бог, или наоборот. Народ - это мерзкая шлюха с лицом демона.

-Замолчи, человеконенавистник. За что ты ненавидишь людей? – разозлился Кибальчиш.

-Я ненавижу народ. Но я люблю людей, а это, заметь, не одно и тоже. В России так население всегда было врагом народа.

-Герой - это герой, злодей - это злодей, - не унимался Кибальчиш.

-Не скажи. На самом деле это одни и те же люди, да и движут ими одни и те же мотивы. Только для одних они герои, для других злодеи.

-И ради этого…

-Ты прекрасно знаешь, ради чего.

-И ради чего?

-Ради нее, родимой, ради славы. Ради этой капризной шлюхи, предпочитающей кровь бриллиантам.

-Но почему кровь?

-Такова слава героя. Кем бы были Цезарь, Жанна Д'Арк, Ленин, Сталин, Лазо без крови, без моря крови? И без своих предателей?

-Да и у вас, помнится, не обошлось без разборок в саду, - заметил Плохиш.

-Имеющий уши, да не болтает языком, - оборвал его бармен.

-Это точно. И мой бокал пуст.

-Повторить?

-На этот раз чего-нибудь легкого и изысканного, как музыка Шопена.

-И себе. Выпьем за встречу,- сказал Плохиш, когда бармен налил ему вина.

-Спасибо, не откажусь, - сказал бармен, наливая себе рюмку виски.

-Вот всегда хотел вас спросить: вам то это зачем? – спросил Плохиш у бармена.

-Я всегда хотел быть барменом.

-Я имею в виду, крест, воскресение… театральщину, одним словом.

-С ними по-другому нельзя. Они непробиваемы. А тут еще как назло кто-то… я уже и не помню, написал, как это должно быть. И попробуй хоть на шаг в сторону от протокола... Иуду пришлось подставлять.

-А где он, кстати?

-Поехал затариваться. Никому больше нельзя доверить.

-Так все это было зря?! – вернулся к теме уже заметно пьяный Кибальчиш.

-Почему зря? Глянь, какой бар, - ответил Плохиш.

-Я не об этом.

-Тоже не зря. Очень поучительная история вышла. С моралью. Даже с двумя. Как у него. – Плохиш кивнул в сторону бармена.

-Как это с двумя? – не понял Кибальчиш.

-Ну, на первом плане героическая сказка для дураков с предателем и героем. Те же, кто поумнее, видят в ней руководство к действию.

-Хочешь сказать, что все умные - предатели?

-Одним нужны бананы, другим ящики для бананов. Кому что нравится. Одним слава, другим варенье с печеньем. Причем варенье с печеньем - это всегда хула. Как бы ты их ни зарабатывал, все равно будешь гадом. Восхищение у толпы вызывает только подвиг, причем, чем глупее, тем лучше. У них там культ глупости. Только они называют это нравственностью, и зорко следят друг за другом.

-Ох уж эта нравственность! Вы здесь совсем недавно, а я с ними намаялся до поворота. Они что там жить не умели, что здесь, - с чувством произнес бармен.

-Но одно доброе дело они все же сделали, - ответил на это Плохиш.

-Умерли?

-Заставили вас подписать мирный договор.

-Ты представить себе не можешь, какая тут с ними была тоска.

-Зато сейчас рай.

-Если бы не мормоны.

-Чем они вам так насолили?

-Заявятся в лучшее время и начинают: То им накурено, то алкоголь - это грех, чай, кофе - грех, девочки - и те грех. Все настроение клиентам портят.

-О здоровье на том свете надо было думать.

-Так и я о том же. Ладно, говорю я им, предположим, что там это все вредно, но здесь, здесь, что вам мешает?

-А они?

-Не для того, говорят, мы Иисусу служили, чтобы тебя здесь слушать.

-Так и говорят?

-Так и говорят.

-И никто не узнает?

-Представляешь, из этих - нет. А твой приятель даже в жизнь после смерти не верит.

-Я комсомолец, и идеи не предаю, - с вызовом в голосе выдал Кибальчиш.

-Так они сейчас в церквях во втором ряду. Аккурат за коммунистами, - съязвил Плохиш.

-Ты коммунистов не тронь! Я за это…

-Ну да, жизнь отдал, помню. Только ты не кипятись. Жизнь идет, времена меняются. Коммунисты теперь тоже другие.

-Все равно не тронь.

-Хорошо, хорошо, остынь только. Давай лучше еще выпьем. И себе, - напомнил он бармену.

-Спасибо, - ответил бармен.

-А крутой мы тогда фейерверк устроили, - сказал Плохиш Кибальчишу.

-Полгорода как не бывало, - согласился Кибальчиш.

-Вы же вроде в степи были? – вставил бармен.

-Ага. Сказка, как и про тебя. А когда склад рванул, так полгорода и накрыло, - ответил Плохиш.

-И не жалко тебе было людей взрывать? - спросил его бармен.

-Я то тут при чем? Это наш герой не знал, с какой стороны к орудию подходить. А на меня все свернули.

-Мы вот, помнится, тоже разок погуляли. Погуляли так погуляли. Даже глухой Лазарь прибежал попросить шуметь потише.

-Так ведь он был мертв.

-Это ребята уже для понта приврали.

-Это точно. Про нас вон тоже анекдоты ходят.

-Не слышал, - сказал Кибальчиш.

-Рассказать? – спросил Плохиш.

-Он еще спрашивает, - ответил бармен.

-Я от третьего лица. Слушайте: Мальчиш-Кибальчиш бегает по бастиону, красным знаменем размахивает: «Измена! Измена!». Плохиш, уплетая варенье за обе щеки: «Да? А меня на хавку пробило».

Бармен с Плохишом рассмеялись, а Кибальчиш раздраженно выдал:

-Вот только этого не надо. Этой мелочной пошлости не надо.

-Хороший анекдот. Чем тебе… - ответил ему бармен.

-Не надо пошлости. Как вы не понимаете, что это подло, низко. Это еще хуже предательства, - перебил его Кибальчиш.

-Это слава. Тут ничего не поделаешь, - философски заметил Плохиш.

-Избавь меня от такой славы. Мы не ради такой славы шли погибать, - ответил Кибальчиш.

-Вы? Вы шли погибать? Это киты идут погибать, когда на берег выбрасываются. Вы же шли убивать, пожирать друг друга, а вместе с собой на тот свет старались прихватить как можно больше народу. Умирать они шли! Ну и что получилось? Что?

-Кто же мог знать, что получится именно так. Идея…

-Идея, - передразнил Кибальчиша Плохиш. - А ты не знал, что чем красивее идея, тем в большее дерьмо попадаешь в результате? Не знал? Вон у него спроси. Тоже ведь про любовь говорил, а сколько костров зажгли? Сколько?

-А ты знаешь, сколько бы их было без меня?! – ответил бармен.

-Сам то ты кто, чтобы так говорить?! – накинулся на Плохиша Кибальчиш.

-Я жертва вашего героизма. Ваши подвиги прошли по мне асфальтовым катком. 1000 лет христианства и три четверти века большевизма сделали жизнь на одной шестой суши невыносимой. А у меня там дети. И все из-за таких, как вы. Перекоп, дом Павлова, Брестская крепость… Да лучше бы я сейчас немецкое пиво пил. Ну и что, что под домом Павлова погибло больше людей, чем при взятии Парижа? Париж вон до сих пор стоит, а что от дома Павлова осталось? Что? Тоже мне герои! Водки!

-Ты не прав, - сказал бармен, наливая. - И в первую очередь ты не прав по отношению к этим людям. В большинстве своем это очень хорошие, достойные люди. Люди, которые были изначально преданы такими, как ты. Большинство из них погибло, а выжившие - дважды герои. И второй их подвиг на порядок выше первого, если конечно можно сравнивать подвиги. Им предстояло жить каждый день. Брошенным и всеми забытым, а многим еще предстояло пройти через ад, заботливо предоставленный родной страной.

-Подло все это, гадко, - выпив, сказал Плохиш.

-Потому, что когда мы гибнем, вы жиреете, - ответил ему Кибальчиш.

-А ты пробовал жиреть, герой хренов?!

-Твоими молитвами.

-Нет, не моими. Я такая же кукла, как ты. Ирония судьбы такова, что предатель оказывается, предан еще раньше своей жертвы. Таков закон предательства.

-А у предательства есть законы?

-Все есть закон, - заметил бармен.

-Героизм, - продолжил Плохиш, - это как уровень лейкоцитов в крови. В повышенном состоянии он хорош только во время болезни. В момент же выздоровления они выходят гноем вместе с поверженным врагом. В мирной жизни герой будет только мешать. Лезть везде со своими подвигами, куда его не просят, обличать, экстремалить. Мешать людям спать в честно захваченных тепленьких креслах. Кому это надо? Герой же сам не живет и другим не дает. Поэтому нужен предатель, как защитный механизм общества. Точно также в организме все железы существуют со своими антиподами, которые служат для того, чтобы уровень секрета, не дай бог, не поднялся выше допустимого уровня. Предатель - это антигерой. К тому же предатель сам обычно бывает обманут. В конечном счете, его ждет скорая смерть и позор. Ибо те, кто загребает жар чужими руками, очень заботятся о сохранении тайны, как и об облике героя, о внешнем торжестве справедливости. Но справедливость торжествует всегда только после смерти героя, когда он уже не опасен, когда его можно подретушировать, подредактировать, подкрасить, поменять фасад. Предателя же ждет только позор, и зачастую предатель страдает сильнее героя.

-Какие мы бедные и исстрадавшиеся, - съязвил Кибальчиш.

-Какие есть. И не тебе судить. А кое-кто пошел на предательство, как на подвиг, - ответил Плохиш.

-Это и был подвиг. Он бы предал, если бы не совершил… - сказал Бармен.

-Что вы несете?! – разозлился Кибальчиш. - Предательство – это подвиг?.. конечно…

-Ты же не понял, о чем… о ком идет речь! – перебил его Плохиш.

-Ну и о ком?

-О ком? Да спроси хотя бы у него, как был предан Иуда.

-Никто его не предавал, - ответил бармен. - Ни он, ни его. Наши роли были написаны задолго до нашего появления на свет. Кто-то должен был быть предателем, чтобы я пошел на крест. А на такое дело абы кого не отправишь. Гаутаме с учениками повезло больше.

-Да и с судьбой, пожалуй, тоже, - заметил Плохиш.

-Я не жалуюсь на судьбу, - продолжил бармен. - К тому же по сравнению с Мансуром, я отделался легким испугом.

-Что за дурная привычка перебивать, - обиделся на Плохиша Кибальчиш.

-У Гаутамы был Ананда, который был его тенью двадцать четыре часа на протяжении двадцати лет, если я не путаю, ну да срок здесь не важен. И то каждая сутра начинается словами: я слышал. Не Будда сказал, а я слышал. Каково? – не обращая внимания на Кибальчиша, продолжал бармен.

-Все правильно, - согласился с ним Плохиш. - Будда мог сказать слово в слово, но совсем другое. Как бы точно не был написан текст, одной погрешности Ананда все равно не мог избежать. В тексте нет облика Будды.

-Моих же интересовало лишь, кто какой куш урвет в царстве небесном. Настоящим учеником был один Иуда, да и тот должен был умереть, - с горечью в голосе произнес бармен.

-Если бы только умереть.

-Так было написано. И я не мог поступить иначе. Евреи хуже чиновников - ничего не хотят видеть дальше своих книг.

-Все равно они в тебя не верят.

-Да, но первые христиане были евреями.

-Первыми и последними.

-Не скажи.

-А кто еще?

-Франциск, например.

-Франциск был Франциском.

-Так точно. Я, кстати, тоже не был христианином в их понимании.

-Иудеем ты тоже не был.

-Я был собой, и в этом моя религия. Итак. Я подозвал к себе Иуду, пока все спали, и рассказал ему все. Я не скрывал от него, какая участь его ожидает. «Учитель, скажи мне, мы встретимся там?» - спросил он меня. «Сразу же после смерти», - ответил я. «Когда я смогу прийти к тебе?» «Дней через несколько». «Я сделаю, как ты скажешь». Больше он ничего не сказал, но я видел, что он близок к нервному срыву. На пиру я всячески пытался подбодрить его, но все переделали.

-Прости их, Господи, они не знают, чего творят.

-Этого я тоже не говорил. На кресте, знаешь ли, не до лирики.

-Но слова вполне в твоем духе.

-Не знаю, сколько там моего духа.

-Много. Ты слишком яркая личность, чтобы тебя можно было полностью убить написанным словом.

-Ты не ведаешь силы слов. Иуда сделал все, что я ему сказал.

-Не совсем все.

-Ты прав. Но это был наш последний поцелуй в той жизни. Как видишь, никто никого не предавал.

-Иуду предали мы. И продолжаем предавать своими хулениями, забывая, что это он помог тебе стать Христом. Мы клеймим как предателя единственного преданного тебе ученика. Тогда как настоящие предатели те одиннадцать.

-Не будем вспоминать им эту минутную слабость. К тому же в дальнейшем…

-Один только Фома умер своей смертью в Кашмире?

-Давайте лучше помянем их, - сказал бармен, наливая всем за счет заведения. – Помянем стоя.

-А разве они не здесь? – спросил Кибальчиш, когда они с Плохишом сели на свои места.

-Здесь. Все живы, здоровы. Каждый занят, кто чем, - ответил бармен.

-Но тогда…

-Тебе не понять, - сказал Плохиш.

-Расскажи лучше о военной тайне, - попросил Кибальчиша бармен.

-Это был блеф.

-Дурь это была мальчишеская, - встрял Плохиш. - Сам посуди: Откуда таким соплякам знать тайну, да еще и военную. Смех, да и только. На допросе все под столы попадали от хохота, когда этот заявил, что ни какие пытки не заставят его выдать военную тайну.

-Я…

-Наш герой готовился к пыткам, мучениям, к железу каленому, а его встретили хохотом – перебил Кибальчиша Плохиш. - Как тут не обидеться.

-Никто не может надо мной насмехаться!

-Отож. И парень заговорил. Он выболтал все, что услышал от папика с братцем. Те наивно полагали, что он спит…

-Я доказал…

-Доказал, доказал. Когда он заговорил, все охренели.

-Но я не выдал настоящую Тайну.

-Конечно. Ты и не мог ее выдать. К тому моменту, когда к тебе стали относиться с должным уважением, ты вдруг понял, что тебе уже не о чем молчать, героически перенося пытки. Ты все выболтал. Пришлось придумывать тайну.

-И я выдержал пытки.

-Да, ты перенес пытки, а потом и расстрел. Честно говоря, в первый раз вижу такого идиота.

-Тебе не понять.

-Ты прав. Мне не понять. Я могу понять человека, который делает все, чтобы избежать пыток, для этого они и придуманы. Ты же сделал все, чтобы тебя пытали.

-Да, я умер героем, а ты в это время варенье жрал.

-Варенье, - рассмеялся Плохиш. Видел бы ты это варенье, сам бы бросил свой героизм и присоединился ко мне. Варенье. Похоже, это предел фантазии автора сказки.

-Не так уж я плох, если…

-Ты думаешь, это из-за тебя? Не смеши. Да если бы ты вовремя покинул позицию, никто бы о тебе и не вспомнил. Ты был побочным явлением, досадным недоразумением. Муха, влетевшая в дом, и то заслуживает больше внимания.

-Врешь, собака!

-Нет, милый. Это тебе другие врут, я же говорю правду. Но ты, да и не только ты, все мы настолько привыкли ко лжи, что готовы поверить всему, кроме правды.

-Мне надо выпить, - решил Кибальчиш.

-Чего налить? – спросил бармен.

-Водки.

-Мне тоже водки. И себе, - поддержал идею Плохиш.

-Спасибо, - поблагодарил бармен.

-Эти пролетарии никогда не предложат, - заметил Плохиш.

-Буржуйская морда! – ответил ему Кибальчиш.

-Давайте только без ваших классовых штучек! – прикрикнул на них бармен. - Это вам не бордель "У Ильича".

-А что, такой имеется? – спросил Плохиш. - Ясли я правильно помню, у них в партии была только одна проститутка, да и та Троцкий. Ему изменили пол, или это клуб для геев?

-Не забывай партийных жен, - ответил на это бармен.

-Тоже мне жены сенаторов.

-Такие же шлюхи.

-Как и мужья.

-Это точно.

-А где Мария?

-Она отдыхает. Девочка вчера капризничала.

-Эта проститутка?! – вставил Кибальчиш.

-Сам ты проститутка, - ответил ему Плохиш.

-Как ты можешь с ней жить? – не унимался Кибальчиш. - У нее же перед тобой…

-А мы значит настоящие мужчины! Нам девочек подавай, - съязвил Плохиш.

-Не все могут питаться объедками. У некоторых еще есть гордость.

-Дурость это, а не гордость. Зачем тебе девочка?

-А зачем мне шлюха?

-Любая шлюха была когда-то девочкой.

-Когда-то это имело свой смысл, - вставил бармен.

-Не спорю, - согласился с ним Плохиш.

-Для какого-нибудь Авраама это был единственный способ думать, что ребенок от него, - продолжил бармен.

-Поэтому и наследство получал первый.

-А королев дефлорировали еще и в присутствии подданных.

-Все равно, после кого-то... – не унимался Кибальчиш.

-Да, ты можешь быть первым, но будешь ли ты последним, особенно после таких рассуждений? – спросил его Плохиш.

-Что ты хочешь этим сказать? – насторожился Кибальчиш.

-Обычно за такими рассуждениями кроется полная мужская несостоятельность.

-Может тебе показать мою состоятельность?

-Я так и думал.

-Как у Иуды дела. А то говорим, говорим, и все не о том, – спросил после нескольких минут молчания Плохиш.

-О, он пишет стихи, - ответил бармен.

-Какие?

-О любви.

-А у него есть кто?

-О, последние полторы тысячи лет у него любовь. Его единственная любовь.

-Охренеть можно! – оживился Кибальчиш. - Полторы тысячи лет с одной и той же бабой!

-А тебе каждую неделю новую подавай? – спросил Плохиш.

-Ну не каждую неделю, Но полторы тысячи лет!

-На самом деле все меняется каждое мгновение, и, живя полторы тысячи лет с одной и той же женщиной, каждый раз ты встречаешь совершенно иную, - пояснил бармен.

-Не замечал, - отмахнулся Кибальчиш.

-Это потому, что ты слеп, - сказал Плохиш.

-Сам дурак.

-Это все ловушка восприятия. Воспринимая предмет, ты не запоминаешь его полностью, а только некоторые характерные признаки. Встречая предмет в следующий раз, ты узнаешь его именно по этим характерным признакам. Впоследствии ты замечаешь только эти признаки, поэтому все новое кажется ярче. Когда же твои глаза открыты, ты видишь все изменения предмета, и он всегда остается новым, - сказал бармен.

-Так ты исцелял слепых? – спросил его Плохиш, делая ударение на слове «так».

-Да, я открывал глаза души.

-Ну вас с вашей метафизикой. Налей лучше еще водки. Всем, – решил Кибальчиш.

-Мы и такие слова знаем? – ну упустил возможность подколоть его Плохиш.

-Нет, ты один у нас умный.

Они выпили.

-Последняя была лишней, - сказал Плохиш, вставая.

-Да и мне пора, - засобирался Кибальчиш.

-Заходите еще, - сказал им бармен.