На 100-дюймовых обзорных панелях, к сожалению, детализацией картинки и качеством цветопередачи, наводящими на мысли о фильме «Трон» 1982 года, в настоящий момент отображается торжественно наплывающая на широту замороженного полярного ада рубиновая заря. Удовольствие, откровенно говоря, не особо приятнее самой тёмной полуночи. Смена времён суток сопровождается кучей сопутствующих эффектов.
Особо хороших среди которых не обнаружено. И рассветные, местами покруче полуночных. Хотя в качестве подтверждения, что время всё ещё движется, наступление рассвета — это, конечно, до крайности мило. Мимиметр зашкаливает. Да и ночка выдалась та ещё. Прямо повод орбитальный удар по площади запрашивать. А их количество, как и всё хорошее, строго лимитировано. Хорошо, что получилось удержаться.
До конца отчетного периода будет бездна поводов и повесомее. Впрочем, обратно к местному утру, назвать его добрым в сильно измененном сознании можно только. Особенно в текущем сезоне, когда океанская поверхность сразу после совмещения с первыми лучами солнца повадилась вскипать струями подозрительно белого тумана, густого и плотного, как жидкий пенопласт. Начинающего наползать на берег.
Словно гигантский плотоядный слизень. Создавая на этом берегу окончательно курортную атмосферу. Ну, как если бы в аду были бы курорты для рекреации технического персонала. Трудно понять, что в нем сложнее: дышать или видеть. Но по данным анализатора ядовитым он вроде бы не является. И обильно образующийся в нем конденсат из странной склизкой гадости что угодно, только не вода, в принципе, должен быть безопасен.
В итоге гамма настроений, переносимая всепроникающими нейтронными частицами, воплем давным-давно умершей межзвездной материи, морзяночным аналогом звонка из одноименного фильма, волнами Радио ледяных пустошей. Остается классическим неописуемым купажом из тоски и депрессии с примесями мрачной жажды разрушения и насилия.
Извлекает его из непостижимых пространств кататонически-негативистски застывший, сжимая в зубах толстенную «гавану», яростно долбящий по клавишам, живущими отдельной жизнью руками, душой отлетевший в те самые межпространственные бездны беспокойный антропос, немного не достигший идеального катарсиса, декадент и отаку — Джон-ледяные-яйца.
Хм, может примерить на себя роль более пафосную и глянцевую. Нечто типа героя эпичного эпоса о нибелунгах Зигфрида. Могучего, обаятельного героя, звероподобными сверхусилиями превозмогающего кромешный мрак, чудовищный холод, плюс пронографически мускулистые и пронырливые легионы зла, ну такие в стиле Бориса Вальеджи. Нет, увы, такой напыженный стиль «Легенда-официал». Для нуарного весельчака, яростного меланхолика и язвительного разгильдяя Джона — тесноват.
Придется и далее оставаться собой. Собой, склонным к насилию ещё более, чем ночью. Ибо нужно поделать дела-делишки посреди дикой природы и тумана, прелести которого описаны выше. Впрочем, к насилию Джон очень склонен всегда, кто ж придумал, что оно бывает немотивированным. Вот отсутствие насилия — это да. К счастью, как и у толкиеновского Горлума, у него есть своя «прелесссссть», которая помогает держаться.
Ну и до такой же ручки может довести. Но будем мыслить позитивно. Итак, поговорим о благородном алкоголе.
Уточнение, алкоголь, способный заслужить определение «благородный», — это никогда не самогон из кукурузы, пшена, ячменя или ещё какая гадость, предназначенная исключительно для бюджетной заливки шаров. Нет, благородные напитки бывают исключительно на основе винограда, называются коньяком или бренди. И сделаны, в идеале, в соответствующем департаменте (области) Франции. Армения и Коктебель тоже годятся.
И важный момент, современный коньяк — это не тупо одна жижка, что накапала при перегонке из краника. В бочке отлежалась, по пузырям разбулькали и в продажу. Вот раньше, в «старые добрые времена», так и было. Отчего «ранешний» коньяк натурально вонял клопами и пился, зажав нос. А теперь коньяк — это купаж, то есть смесь-набор из множества таких спиртов от перегонок разного исходного сырья.
А состав этой смеси и пропорции компонентов — результат кипения множества не последних умов человечества. И всё время дорабатывается-модернизируется — конкуренция. Коньяк в той же бутылке, с той же этикеткой, каждый год не такой, как в прошлом. А чуть лучше. Купаж-смесь непрерывно улучшается. Можно сравнить с появлением новых моделей машин или смартфонов. Резюме: лучшие коньяки — последние!
Максимум 7-ми летние, с учетом улучшения качества от выдержки, имеет смысл брать. А стоны в стиле: ах, вот в прошлое время, ах, столетние коньяки из секретных запасов. Сразу изобличают чайника и ламера в предмете и вообще ум недалекий. Ну и пара слов о богомерзком виски и о том, как этот грубый самогон ухитрился попасть в клуб приличных напитков. Снова Христофор Колумб. Камрад, кроме турбосифилиса.
Поспособствовал появлению в Старом Свете ещё кой-чего. Причем подкинул этот подарочек из могилы, полежав там аж 400 лет — в 1860-м году из открытой им Америки в Европу привезли виноградную супертлю. Которая сжирала корни непривычного к ней евровинограда с понятными печальными последствиями. И распространялась не хуже чумы или турбосифилиса у людей. Производство бухла (не считая пиваса) почти встало.
Ценник на остатки конски подпрыгнул. Решился вопрос импортом американской же лозы, привычной к паразиту, и гибридизацией её с остатками местных. Но это было, понятно, делом очень долгим. А жажда залить шары терзала европейцев в моменте! Штош, отвратное кукурузно-ячменное варево с ноги залетело в освободившуюся рыночную нишу. Такие дела. Roger that.
Послесловие, тля так отстала от турбосифилиса, потому что парусники не успевали её довезти живой. А вот у пароходов другие скорости, и всё прекрасно получилось. Roger that.