«Гиппокамп – образование, похожее очертаниями на морского конька, расположенное у основания мозга. Гиппокамп получает информацию от органов чувств, и если решает, что положение угрожающее, то активирует мозжечковую миндалину. При этом включается мгновенная реакция «бей или беги», «всё или ничего», «сейчас или никогда», в кровь выбрасывается кортизол и другие гормоны, повышающие артериальное давление и затуманивающие сознание». В таком состоянии люди готовы броситься в горящий дом, чтобы спасти ребёнка. Перепрыгнуть пропасть. Нырнуть с моста. Остановить поезд. Или заскочить в него на бегу. Органы чувств, гиппокамп и мозжечковая миндалина – отличная команда, они работают слаженно и оперативно. И это очень ценно, когда речь идёт о спасении жизни. А когда не идёт?
Перечитывала сейчас на курсе "Жить Внимательно" урок о строении и работе человеческого мозга. И вспомнился мне отрывок из всем знакомого советского фильма «Служебный роман». Вот уж где мозжечковая миндалина отработала команду гиппокампа на 100%. Мне стало смешно, я пересматривала отрывок и улыбалась. А потом мне стало грустно.
Потому что когда ты идёшь в толпе других пассажиров к трапу своего самолёта, чтобы улететь из любимого города, ты готов развернуться и побежать обратно в здание аэропорта: «Извините, дайте пройти! Пропустите меня, пожалуйста! Я передумал. Я никуда не лечу. И что, что вы уже поставили штамп о вылете? Поставьте новый штамп о прилёте! Почему здесь нельзя выходить? Давайте я выйду через другой выход, там, где можно! Ну и что, что вы уже погрузили мой багаж? И чёрт с ним, с багажом!»
Потому что когда любимый человек осторожно и бережно сообщает тебе о вашем разрыве, ты готов ничего не расслышать и ничего не понять: «Подожди, подожди, то есть, как уходишь? Куда? Надолго? То есть, насовсем? Куда – насовсем? Нет, послушай, я просто хочу понять. Дай я тебе объясню. Давай поговорим. Давай не будем торопиться. Давай попробуем ещё раз. Давай как будто мы только что познакомились. Что значит – не получится? Мы ещё не пробовали, давай попробуем! Нет, ты не можешь просто так уйти! Что значит, почему ты не можешь?»
Потому что когда ребёнок вырастает и заявляет, что уезжает в другой город, уходит служить в армию по контракту, женится в 18 лет, принимает монашеский постриг, отправляется в одиночное кругосветное плавание, гиппокамп бьёт тревогу, миндалина выстреливает отчаяньем и страхом потери: «Я тебя никуда не пущу! Ты не можешь! Ты не имеешь права!»
Мы начинаем вести себя агрессивно. Навязчиво. Нелепо. Мы готовы стократно ухудшить создавшееся положение вместо того, чтобы попытаться как-то его исправить. Хвататься за руки, за рукава, за последнюю надежду. Мозг, этот мудрый и осознанный орган, в этот момент ни черта не соображает, а если и соображает, то ничего не может сделать – мозжечковая миндалина сильнее, инстинктивная реакция, заложенная природой, сильнее. «Я умру без тебя». «Я умру без этого города». «Я умру без моего сына». Я умру без того, что мне так дорого и любимо.
Не умру.
Три недели назад, когда мой самолёт поднимался над Тбилиси, я смотрела в иллюминатор и повторяла: «Я без тебя не умру». Когда самолёт пролетал над тбилисским морем, над Мцхетой и Джвари, над военно-грузинской дорогой, над Гергети, над Казбеком, я повторяла: «Я. Без тебя. Не умру». Пять дней я дышала грузинской осенью, пинала ногами огромные, сухие листья платанов, заглядывала в парадные с высоченными потолками и дверями с облупившейся краской, во дворы с висящим бельём на верёвках и облетевшими деревьями хурмы и айвы, пила гранатовый сок, пила вино, слушала музыку, искала в книжных развалах самоучитель грузинского языка Цибахашвили и грузинские прописи для первоклассников, нашла синюю картину с рыбацкой лодкой... Мой сумасшедший гиппокамп тормошил миндалину: «Ну давай, сделай что-нибудь прямо сейчас! Давай! Немедленно! Осталось два дня! Остался день! Ничего не осталось!» В последнюю ночь я просыпалась каждые двадцать минут и с тревогой смотрела на часы: «Я ещё могу что-то успеть. Что?»
Миндалина сходила с ума не хуже, чем у Новосельцева. Она засыпала меня воспоминаниями, нереализованными планами, неосуществлёнными мечтами, всем тем, что я когда-то не смогла, не сумела, упустила, потеряла. Он стучала в висках: «Сейчас ты тоже не сможешь. Сейчас ты тоже потеряешь». Хотелось есть, пить, плакать, танцевать, бежать, менять билеты, просто порвать их, улететь на два дня раньше, всё сказать, ничего не говорить, броситься в объятья, оттолкнуть всех вокруг и закрыться… Пять дней меня лихорадило. И пять дней мой ласковый Тбилиси терпеливо укрывал меня своей осенью, как укрывают любого больного с лихорадкой. Давал воды. Не успокаивал, не жалел, не любил. Просто позволял мне плакать столько, сколько нужно. Терпеливо как за больным убирал всю боль, что из меня выходила.
Сейчас я вспоминаю весь прошедший год. У берегов Байкала, на одной из вершин Хамар-Дабана, я действительно стояла на одной из своих собственных вершин – я понимала законы, по которым живу, я чувствовала своё предназначение, я ощущала каждой клеточкой свои бесконечные силы. В ноябрьском Тбилиси я спустилась к самому подножью – к себе самой, неуверенной маленькой девочке со своими страхами и своей болью, которая ждёт любви-одобрения, любви-пропуска, любви-проводника, любви как подтверждения, что и таким как ты в этом мире тоже позволено оставаться. В Тбилиси я как будто увидела старое зеркало в тёмном подвале с антиквариатом, протёрла ладонью пыль и замерла: «Ты? Ты – такая?...»
Но только от подножия гор начинается восхождение к новым вершинам. Ничего нельзя решать, нельзя предпринимать никаких действий, находясь внутри ситуации. Нужно время, чтобы выйти. Время, чтобы отдышаться и осмотреться. Успокоить мозжечковую миндалину. Всем сердцем смириться с потерей, даже если на самом деле она никогда не произойдёт. В самолёте я смотрела на Грузию под нами и повторяла себе: «Я без тебя не умру». Прошёл месяц. Сейчас я говорю себе гораздо спокойнее: «Я больше никогда в жизни не буду без тебя». Месяц – то самое пространство свободной воли между стимулом и реакцией, между неосуществлённым желанием немедленно сдать билет и тем моментом, когда точно знаешь даты своего возвращения.