Найти тему

Комиксы появились в Средневековье!

Да, а как еще назвать многочисленные «баблы» и ленты с текстом на средневековых миниатюрах? Михайл Майзульс, историк-медиевист изучил вопрос в своей книги «Мышеловка святого Иосифа» (издательство СЛОВО/SLOVO, 2019). Цитируем главу «Говорящие ленты» из книги!

Второе искушение Христа в пустыне. Хотя и Сатана, и Христос изображены с закрытыми ртами, то, что они спорят, видно по ораторским жестам — оба
поднимают вверх указательный палец. А содержание разговора приведено
на свитках: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз». — «Не искушай Господа Бога
твоего» (Мф. 4:7).  Псалтирь. Юго-Восточная Англия, первая четверть XIII в.
London.
Второе искушение Христа в пустыне. Хотя и Сатана, и Христос изображены с закрытыми ртами, то, что они спорят, видно по ораторским жестам — оба поднимают вверх указательный палец. А содержание разговора приведено на свитках: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз». — «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4:7). Псалтирь. Юго-Восточная Англия, первая четверть XIII в. London.

Свитки, которые держали в руках Исайя, Иеремия или Иезекииль, олицетворяли ветхозаветный текст, в котором были запечатлены их предсказания. Если на одной миниатюре стояло несколько пророков с пергаменными лентами, вряд ли кто-то подразумевал, что они обращают эти слова друг к другу — только к зрителю. Однако в какой-то момент в западной иконографии появились изображения, на которых точно такие же свитки, а порой и кодексы стали использовать для того, чтобы передать взаимодействие персонажей и их устную речь. В этом случае свиток — уже не изображение книги, а условный знак, позволяющий зрителю услышать, что говорится в кадре. Конечно, такие реплики тоже часто заимствовались из Священного Писания. Однако speech scrolls могли появиться у тех персонажей, которые не писали никаких книг, или в сюжетах, где книги явно не подразумевались. Когда именно появились такие «говорящие» свитки, сказать сложно. Но один из древнейших примеров можно увидеть в «Изложении Шестикнижия» — древнеанглийском переложении первых шести книг Ветхого Завета, выполненном под руководством Эльфрика Грамматика (ум. ок. 1010 г.).

Господь заключает завет с Авраамом. В его левой руке свиток с надписью «Я Господь, Бог твой». В отличие от пустых и провисших под своей тяжестью
лент, которые держат парящие ангелы, свиток с текстом, обращенным к Аврааму,
словно ожив, устремляется вверх.  Эльфрик Грамматик. Изложение Шестикнижия. Кентербери, вторая четверть XI в. London.
Господь заключает завет с Авраамом. В его левой руке свиток с надписью «Я Господь, Бог твой». В отличие от пустых и провисших под своей тяжестью лент, которые держат парящие ангелы, свиток с текстом, обращенным к Аврааму, словно ожив, устремляется вверх. Эльфрик Грамматик. Изложение Шестикнижия. Кентербери, вторая четверть XI в. London.

Первые средневековые «бабблы» обычно выглядят как настоящие свитки — их требуется держать в руках, они накручиваются на центральный валик и под силой тяжести прогибаются вниз. Однако позже художники стали все чаще отходить от физического правдоподобия — это позволяло сразу же показать, что перед нами не реальный предмет, а форма для записи речи.

Во второй главе Евангелия от Луки рассказывается о том, как ангел Господень, представ перед вифлеемскими пастухами, возвестил им о рождении Спасителя.
В средневековой иконографии это послание передается с помощью жестов
(например, ангел с небес указывает в их сторону пальцем) либо вдобавок как
текст на свитке. Здесь принесенная свыше весть разделена на две части. У ангела
справа написано «Ныне родился нам Спаситель», а у другого по центру —
«который есть Христос Господь, в городе Давидовом». Третий вестник, которому
не хватило реплик, остался без свитка. Винчестерская Псалтирь. Англия,
середина XII в. London.
Во второй главе Евангелия от Луки рассказывается о том, как ангел Господень, представ перед вифлеемскими пастухами, возвестил им о рождении Спасителя. В средневековой иконографии это послание передается с помощью жестов (например, ангел с небес указывает в их сторону пальцем) либо вдобавок как текст на свитке. Здесь принесенная свыше весть разделена на две части. У ангела справа написано «Ныне родился нам Спаситель», а у другого по центру — «который есть Христос Господь, в городе Давидовом». Третий вестник, которому не хватило реплик, остался без свитка. Винчестерская Псалтирь. Англия, середина XII в. London.

Они рисовали свитки, которые, словно забыв о своей материальности, устремлялись из рук говорящего не вниз, а вверх или к тому, кто должен был услышать записанные на них реплики; как в современном комиксе исходили из уст оратора или закручивались в сложный узор над его головой.

Страшный суд. Христос в правой руке держит свиток с текстом, обращенным к праведникам: «Приидите, благословенные Отца Моего [наследуйте Царство,
уготованное вам от создания мира]» (Мф. 25:34). В левой руке у него слова,
адресованные грешникам, к которым Он повернулся спиной: «Идите от Меня,
проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41).
При этом текст на обоих свитках развернут в одну сторону — к избранным. Чтобы
повернуть слова «идите от Меня» к проклятым, пришлось бы их написать снизу
вверх, а мастер, вероятно, стремился, чтобы они исходили от фигуры Христа,
который их произносит (кроме того, если пустить текст снизу, читателю будет
труднее его разобрать). Августин. О Граде Божьем. Франция, середина XII в. Boulogne-sur-Mer.
Страшный суд. Христос в правой руке держит свиток с текстом, обращенным к праведникам: «Приидите, благословенные Отца Моего [наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира]» (Мф. 25:34). В левой руке у него слова, адресованные грешникам, к которым Он повернулся спиной: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41). При этом текст на обоих свитках развернут в одну сторону — к избранным. Чтобы повернуть слова «идите от Меня» к проклятым, пришлось бы их написать снизу вверх, а мастер, вероятно, стремился, чтобы они исходили от фигуры Христа, который их произносит (кроме того, если пустить текст снизу, читателю будет труднее его разобрать). Августин. О Граде Божьем. Франция, середина XII в. Boulogne-sur-Mer.

Порой вместо свитков реплики записывались в прямоугольниках, квадратах или каких-то еще геометрических рамках, словно приклеенных к фону рядом с фигурой говорящего, и уже совсем не похожих на книги.

Распятие. В семи свитках, расходящихся от головы Христа, приводятся фрагменты реплик, которые он, по свидетельству евангелистов, произнес, прежде чем умереть
на кресте: «се, Матерь твоя!» (Ин. 19:27); «Жено, се, сын Твой» (Ин. 19:26); «Истинно
говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:42–43); «Отче! в руки Твои
предаю дух Мой» (Лк. 23:46); «Жажду» (Ин. 19:28); «Или, Или! лама савахфани?»
(Мф. 27:46, Мк. 15:34); «Совершилось!» (Ин. 19:30). Большинство свитков развернуто
в сторону тех, к кому обращены запечатленные на них слова. Например, «се, Матерь
твоя!» и «Жено, се, сын Твой» — к Иоанну Евангелисту и Деве Марии, стоящим
под крестом, а «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» — в небеса, к Богу-Отцу.  Часослов Бедфорда. Париж, ок. 1410–1430 гг. London.
Распятие. В семи свитках, расходящихся от головы Христа, приводятся фрагменты реплик, которые он, по свидетельству евангелистов, произнес, прежде чем умереть на кресте: «се, Матерь твоя!» (Ин. 19:27); «Жено, се, сын Твой» (Ин. 19:26); «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:42–43); «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк. 23:46); «Жажду» (Ин. 19:28); «Или, Или! лама савахфани?» (Мф. 27:46, Мк. 15:34); «Совершилось!» (Ин. 19:30). Большинство свитков развернуто в сторону тех, к кому обращены запечатленные на них слова. Например, «се, Матерь твоя!» и «Жено, се, сын Твой» — к Иоанну Евангелисту и Деве Марии, стоящим под крестом, а «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» — в небеса, к Богу-Отцу. Часослов Бедфорда. Париж, ок. 1410–1430 гг. London.

Свитки материализуют речь и в то же время сами оказываются материальны. Например, стремясь показать коммуникацию между двумя персонажами, средневековые мастера порой рисовали, как слушатель держит кончик свитка, который тянется от говорящего. Точно так же в сцене, где, например, граф или герцог передает монастырю в дар какие-то земли, можно увидеть, как из его рук в руки аббата разворачивается дарственная хартия. В первом случае лента означает устную речь, во втором — документ на пергамене, но изображаются они одинаково. Во время диалога или спора свитки его участников часто перекрещиваются или несколько раз переплетаются в воздухе, а порой их реплики вовсе записываются на разных сторонах одной ленты.

Диалог богача и праотца Авраама, который принимает души праведников в своем «лоне». Немилостивый богач, не пожалевший нищего Лазаря,
после смерти попал в огонь преисподней и молит Авраама о милосердии:
«Умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего
в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем» (Лк. 16:24). Эти
слова устремлены вверх на белом свитке. Однако Авраам ему отказывает — его
ответ спускается вниз на синем свитке с бордовой оборотной стороной: «Чадо!
вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же
он здесь утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:25). Часослов семьи Спинола. Брюгге или Гент, ок. 1510–1520 гг. Los Angeles.
Диалог богача и праотца Авраама, который принимает души праведников в своем «лоне». Немилостивый богач, не пожалевший нищего Лазаря, после смерти попал в огонь преисподней и молит Авраама о милосердии: «Умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем» (Лк. 16:24). Эти слова устремлены вверх на белом свитке. Однако Авраам ему отказывает — его ответ спускается вниз на синем свитке с бордовой оборотной стороной: «Чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь — злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь» (Лк. 16:25). Часослов семьи Спинола. Брюгге или Гент, ок. 1510–1520 гг. Los Angeles.

Порой адресат сообщения даже дописывает его, тем самым откликаясь на обращение. В Часослове, созданном в конце XIV в. для герцогини Маргариты Клевской, заказчица стоит на коленях перед Девой Марией, держащей на коленях Младенца. Из сложенных ладоней герцогини к юному Спасителю разворачивается свиток, на котором записан фрагмент молитвы «Отче наш»: «Да приидет царствие Твое». А Младенец на конце свитка дописывает следующее слово fiat — «да будет».

Диалог между Христом и апостолом Петром разворачивается не на двух, а на одном закрученном (в форме рыбы?) свитке, который они держат за два
конца. На внешней стороне написан вопрос Христа «Петр, любишь ли ты Меня?»,
а на внутренней — ответ апостола: «Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21:15). Оттобойренский коллектар. Южная Германия, последняя четверть XII в. London.
Диалог между Христом и апостолом Петром разворачивается не на двух, а на одном закрученном (в форме рыбы?) свитке, который они держат за два конца. На внешней стороне написан вопрос Христа «Петр, любишь ли ты Меня?», а на внутренней — ответ апостола: «Ты знаешь, что я люблю Тебя» (Ин. 21:15). Оттобойренский коллектар. Южная Германия, последняя четверть XII в. London.

На speech scrolls, конечно, писались не только реплики, обращенные одним персонажем к другому, но и послания, прямо адресованные зрителю. В Псалтири, изготовленной в конце XIII в. для французского сеньора Жоффруа д’Аспремона, на полях нарисован калека. Он держит в руках длинную ленту со словами: «Nicholaus me fecit qui illuminat librum» («Меня создал Николя, который иллюминировал эту книгу»).

Помимо Псалтири, Жоффруа д’Аспремон также заказал и Часослов. На одном из его листов голова без тела, которая вырастает из декоративного побега,
взывает к Богу: «Ie pri Deu que merci me fasse» («Молю, да помилует меня Господь»).
Возможно, что это своего рода автопортрет того мастера Николя, который
работал над украшением обеих рукописей. Часослов Жофф- руа д’Аспремона. Лотарингия, конец XIII — начало XIV в. Melbourne.
Помимо Псалтири, Жоффруа д’Аспремон также заказал и Часослов. На одном из его листов голова без тела, которая вырастает из декоративного побега, взывает к Богу: «Ie pri Deu que merci me fasse» («Молю, да помилует меня Господь»). Возможно, что это своего рода автопортрет того мастера Николя, который работал над украшением обеих рукописей. Часослов Жофф- руа д’Аспремона. Лотарингия, конец XIII — начало XIV в. Melbourne.

Свитки придавали речи торжественность. Однако и в комичных зарисовках на полях рукописей, и на «инфографических» иллюстрациях, где рядом с фигурами требовалось уместить большие объемы текста, а порой и в сакральных сюжетах реплики могли пускать по фону, без всякого обрамления — как было принято в византийском искусстве. В Апокалипсисе с толкованием францисканца Александра Бременского (ум. в 1271 г.) реплики персонажей, заимствованные из самого текста Откровения, приводятся на свитках, а краткие tituli и комментарии, раскрывающие значение апокалиптических образов, даются по фону. На одной из иллюстраций к 13-й главе Откровения над изображением двурогого зверя подписано «зверь, выходящий из земли и имеющий рога, подобные агнчим, — это Магомет», а справа от руки одного из воинов, который готовится отрубить голову человеку, идет свиток с цитатой: «чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя» (Откр. 13:15).

На полях «Золотой легенды», огромного сборника житий святых, кто-то нарисовал путников — на их поясах и посохах висят ботинки, корзины и горшки,
которые они захватили с собой в дорогу. Текст жития св. Цецилии, под которым
они притулились, написан на латыни, но они переговариваются друг с другом
на среднеанглийском. Их реплики записаны не на свитках, а рядом с фигурами
и соединены с их устами тонкими линиями. Персонаж слева жалуется: «Они
умирают от жары, они умирают от жары». Двое юношей справа от него — видимо,
обращаясь к своему отцу, который идет за ними, — тоже сетуют на тяготы пути:
«Сэр, мы умираем от холода!» Отец, несущий на плечах ребенка, приказывает им
оставить нытье: «Смотрите, ваш младший брат одет в один капюшон». Ребенок
на плечах плачет: «Уа, уа» (Wa, we). А двое детей, плетущихся позади, спорят о том,
кому из них тяжелее: «Сэр, я несу слишком тяжелый груз». — «Самый тяжелый груз
вовсе не у них». Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Англия, конец XIII — начало XIV в. London.
На полях «Золотой легенды», огромного сборника житий святых, кто-то нарисовал путников — на их поясах и посохах висят ботинки, корзины и горшки, которые они захватили с собой в дорогу. Текст жития св. Цецилии, под которым они притулились, написан на латыни, но они переговариваются друг с другом на среднеанглийском. Их реплики записаны не на свитках, а рядом с фигурами и соединены с их устами тонкими линиями. Персонаж слева жалуется: «Они умирают от жары, они умирают от жары». Двое юношей справа от него — видимо, обращаясь к своему отцу, который идет за ними, — тоже сетуют на тяготы пути: «Сэр, мы умираем от холода!» Отец, несущий на плечах ребенка, приказывает им оставить нытье: «Смотрите, ваш младший брат одет в один капюшон». Ребенок на плечах плачет: «Уа, уа» (Wa, we). А двое детей, плетущихся позади, спорят о том, кому из них тяжелее: «Сэр, я несу слишком тяжелый груз». — «Самый тяжелый груз вовсе не у них». Иаков Ворагинский. Золотая легенда. Англия, конец XIII — начало XIV в. London.
Философ и теолог Раймунд Луллий полемизирует со своим учеником Тома Ле Миезье о том, насколько точно тот резюмировал его учение. Луллий (слева) указывает на перечень основных принципов своего «искусства», которые
выстроены у него за спиной и над головой. Тома (справа) отвечает учителю
и указывает на девять томов Луллия, на основе которых он сделал свою
компиляцию. Аргументы обоих ученых, написанные коричневыми чернилами
и киноварью, изгибаясь, парят по листу, без каких-либо свитков или рамок.
Реплики начинаются с выступающей вперед строки, и большинство из них
исходит из уст или от ладоней участников диспута (ведь текст дополняет
жесты). Для того, чтобы читатель мог сориентироваться в порядке доводов, они
выстроены по буквам: a, b, c, d… Киноварные реплики изгибаются и устремляются
в направлении тех книг или философских положений, которым они посвящены. Тома Ле Миезье. Компиляция сочинений Раймунда Луллия. Северная Франция (?), ок. 1321 г. Karlsruhe.
Философ и теолог Раймунд Луллий полемизирует со своим учеником Тома Ле Миезье о том, насколько точно тот резюмировал его учение. Луллий (слева) указывает на перечень основных принципов своего «искусства», которые выстроены у него за спиной и над головой. Тома (справа) отвечает учителю и указывает на девять томов Луллия, на основе которых он сделал свою компиляцию. Аргументы обоих ученых, написанные коричневыми чернилами и киноварью, изгибаясь, парят по листу, без каких-либо свитков или рамок. Реплики начинаются с выступающей вперед строки, и большинство из них исходит из уст или от ладоней участников диспута (ведь текст дополняет жесты). Для того, чтобы читатель мог сориентироваться в порядке доводов, они выстроены по буквам: a, b, c, d… Киноварные реплики изгибаются и устремляются в направлении тех книг или философских положений, которым они посвящены. Тома Ле Миезье. Компиляция сочинений Раймунда Луллия. Северная Франция (?), ок. 1321 г. Karlsruhe.