Откуда, откуда… Да от нас с вами и берутся! Воспитываем полных инфантилов, накрепко привязывая детей к себе, отпустить от себя дитятко опасаемся, стараемся отгородить от всех неприятностей. А они потом боятся из-под маменькиной юбки выбраться, мир вокруг кажется враждебным и опасным.
Иногда дело до абсурда доходит. Живёт у нас в деревне семейка такая, абсурдная совершенно. Фамилию немного изменю - Монины, хотя не думаю, что в этой семье кто-то по интернетам лазит. Я сильно подозреваю, что эти люди ничем совершенно не интересуются. Разве что тем, что на обед будет, и сколько.
Когда я в Коптеево приехала, Галя Монина (тогда она Горбова была) работала секретаршей в совхозной конторе. Типичная такая секретарша была: фирменное шмотьё, причёсочка суперсовременная, постоянный трёп по телефону, три ошибки в предложении из пяти слов. Только косметикой не злоупотребляла. В общем, героиня Лии Ахеджаковой во плоти. Вся такая воздушная, лёгкая, чуть туповатая.
Диссонанс в эту лёгкость и воздушность вносили руки и ноги Галечки. Представьте себе: тоненькие, изящные ручки, и вдруг… ладони-грабли - мощные, захватистые! Или: изящные фигурные икры… и широченные ступни сорок первого размера! Это при росте 155 см. Поэтому все фирменные вещи смотрелись на Галечке, как седло на корове.
Так вот, эта Галя Горбова была маменькиной дочкой уже во втором поколении. Её маму, тоже Галю, родители не отпускали от себя до 25-ти лет. Да что там до 25-ти, всю жизнь! Старшую дочь замуж быстренько выпихнули, а младшая – отрада для престарелых родителей. Так и сидела на родительской шее, не училась и не работала.
Одевали Галю-старшую по последней моде: туфли модельные, плисовые пиджачки, драповые пальто, пуховые косыночки. А она в этих вещах на рынок ездила, торговать. Родители хозяйство большое держали, огород обширный возделывали, дочь сбывала всё выращенное на рынке. Изватлает, бывало, красивое пальто в молоке или грязи, но не горюет – родители ещё купят.
Зажиточно Щукины жили. Сам хозяин – кузнец, в те времена очень нужный человек. Лошадей в деревне тогда целый табун был, голов в 200, каждую коняшку подковать-расковать надо – вот тебе и денежка. Или петли на ворота выковать, кочергу для печи, заслонку для трубы – всё кузнечная работа. Прибавьте сюда зарплату и пенсию военную, по инвалидности. Плюс хозяйство и огород. Галя-старшая завидная невеста была.
Поначалу-то, когда ей семнадцать-восемнадцать было, женихи к Щукиным частенько сватались. Но родители младшенькую не отдавали, берегли – мол, наживётся ещё. Потом и Галя стала капризничать – этот косой, этот немой, этот нищий. Так до 25-ти лет в девочках и прожила…
Что уж говорить – в те времена женщины старели быстрее, чем сейчас. Вот и Галя с годами изменилась, и не в лучшую сторону. Так-то не красавицей была, а возраст красоты не прибавил. Женихи как-то враз перевелись, кумушки деревенские стали Марье, Галиной матери, прямо в лицо говорить:
- Передержали девку-то! Кто её теперь возьмёт?!
Маня встрепенулась. А как же не встрепенуться: в деревне-то, ежели девка замуж вовремя не вышла, почитай, уродка! И Марья пошла по селу, искать мужа для дочери. Деятельная женщина была, эта Марья.
Два раза всю деревню обошла – никто на дочь не позарился. К тому времени все ровесники Галины, и те парни, что постарше, давно уж при жёнах были. А те, кто помоложе, на косолапую кузнецовскую дочку и смотреть не хотели. Тем более, Маня ставила условие – чтоб зять шёл к Щукиным примаком. Родители младшенькую от себя и после замужества отпускать не хотели.
Галя - в слёзы, Марья - опять по деревне. Ходила-ходила, выискала-таки свободного парня, Игната Горбова. Не ахти какой жених, но всё же лучше, чем ничего.
Братья Горбовы успехом у женского пола не пользовались, по причине ужасающей лени. Представьте себе - живет семья: мама, папа, семеро детей - шесть здоровенных парней, и весьма упитанная девка, а огород вскопать некому! Потому что все до того ленивы, что даже есть предпочитали лёжа. Жили, как цыгане: крыша течёт, печка дымит, полы проваливаются, крыльцо перекосилось, а им хоть бы хны!
Всё же родителям как-то удалось «сбагрить» из дома пятерых сыновей: одного вдова с тремя детьми взяла, другого – баба на пятнадцать лет старше, третьего кривая присмотрела, четвёртого - немая, пятого – дочь тюремщицы. Остались в доме двое младших – Игнат и Марья. А тут старики и померли, оба друг за дружкой.
Стали Игнат с Марьей вдвоём жить. Только мира да лада между братом и сестрой не было. Дрались каждый день, воевали шумно и мощно, каждый активно выживал из дома другого. В ход шли ухваты, кочерга, коромысло, и даже топор. Вот так и жили.
И тут две Марьи случайно встретились на узенькой тропочке. Поболтали, нашли общий интерес, да с ходу и предложили Игнату перебраться в дом к кузнецу. А тот подумал немного, и не стал кочевряжится, пошёл примаком к Щукиным. Чего ждать-то?! Родительский дом вот-вот развалится, сестра дерётся, жрать нечего, а у кузнеца в доме уютно и сытно. Вопрос Галиного замужества был решён.
Свадьбу сыграли шумную и весёлую, невесту обрядили, словно куклу. Игнату тоже перепало от щедрот Щукинских: костюм, ботинки, рубашка - на свадьбе не пугалом сидел. Новоиспечённый муж перешёл в дом жены, забрав фуфайку и керзачи – у него больше ничего не было. И сразу же на печку полез. Так и жил целый месяц: придёт с работы, нажрётся – и на печку. В доме хозяйство немалое, сенокос, огород травой зарос, дровец бы надо на зиму наколоть, а зять спит себе на печи, в две дырочки посапывает.
Старик Щукин терпел-терпел, да не вытерпел – однажды стащил зятя с печи и отдубасил. Фёдор хоть и маленький был, но сильный, всю жизнь кузнецом работал, силушку укреплял.
Игнат разобиделся на тестя и ушёл жить к сестре. Старики Щукины не особо и огорчились, потому что от такого зятя никакого проку. Дочь замужем всё же побывала, значит – не порченая. Авось, ей Бог другого мужа пошлёт. А Галя и не возражала.
Однако, через некоторое время выяснилось, что Галя успела забеременеть. Щукины собрали семейный совет и решили, что без «довеска» второй раз замуж выйти легче. Какому мужику чужой выкормыш нужен? Галя надумала делать аборт, родители не возражали.
На дворе стоял 1952 год, аборты в стране были запрещены. Но в соседнем посёлке жил и работал ветврач Пахомыч. Днём он лечил коров, а ночью избавлял несчастных женщин от случайных плодов любви. Избавлял чисто и профессионально, после его операций никаких осложнений у баб и девок не наблюдалось. Не ту профессию выбрал мужик, короче. Ветеринаром он, кстати, тоже был хорошим.
Поздней августовской ноченькой Маня с дочерью тайно поехали в село Липки. Поехали на лошадке, выпрошенной якобы для вспашки огорода. Хотя, что я говорю?! В деревне ничего тайного не бывает, все сельчане отлично знали, куда мать с дочерью направились. Полдеревни баб по этому адресу частенько наведывались, чтоб Пахомыч от ненужного бремени избавил.
Приехали Марья с Галиной к ветврачу, зашли в дом. Жена Пахомыча сразу же усадила Маню за стол, чаем из самовара побаловаться, а муж с «пациенткой» ушли в отдельную комнату, переделанную под абортарий. Комната эта запиралась изнутри, чтоб никто не мешал коровье-бабскому доктору в его нелегком труде по уменьшению народонаселения в округе.
Не успела Марья чашку чая выкушать, как из абортария выскочила дочь, на ходу натягивая штаны, и сказала матери, что никакого аборта не будет. Оказывается, этот Пахомыч всех баб сначала «приходовал», а потом уж за операцию принимался. Потому и цену не драл. Галя с такой похабщиной не согласилась, ветврач отказался делать ей аборт без «аванса»…
Как уехала Галя из дома «с икрой», так и вернулась полная. Стали старики думу думать, как бы Игната вернуть, чтоб ребятёнок не сиротой рос. Глядь – а Игнат-то сам идёт! Нос разбит, губы разбиты, глаза заплыли, на одну ногу припадает. Нашла-таки сестра способ выжить ленивого брата из дома.
Пока он месяц у Щукиных котовался, Марья мужичка себе нашла, да в дом привела. Мужик этот хоть и пьющий был, но всё же дельный, да мастеровой. Не успел в дом зайти, как уж хозяйничать начал: полы подгнившие поменял, потолок перебрал, крылечко подправил, печь переложил. Дело до ремонта крыши дошло.
А тут и Игнат заявился. Зять-то думал, что шурин поможет ему крышу перекрывать. А Игнаша на новую печку завалился, да лежит себе, в новый потолок поплёвывает. Слово, за слово, разругались брат с сестрой, а потом и подрались. Марья схватилась за ухват, брат за кочергу, а у сестриного мужа кулачищи, словно гири пудовые. Отходил он шурина этими кулаками, да и выкинул из дома…
Сошлись Галя и Игнат опять, стали вместе жить. Кузнец-то, чтоб лишний раз зятя не дубасить, сразу молодым дом строить начал. А что – деньги у старика были, связи были, отчего бы не построить? Отгрохали за осень домище пятистенный, рядышком с домом стариков, крыльцо в крыльцо. Как только старший сынишка родился, так молодые в новый дом и вошли.
Жили Щукины и Горбовы, можно сказать, одной семьёй. Потому что Галя к ведению дома не способна была, матерью избалована. Со скотиной и огородом возилась, это да, но как щи варить, стирать, да полы мести, совершенно не знала. А Игнат вообще ни к чему не приучен был. Маня с Фёдором у молодых дневали и ночевали.
А потом с Игнатом случилось несчастье: помогал сварщику заваривать дыру в цистерне из-под дизельного топлива, цистерна в процессе работы взорвалась. Сварщик отделался лёгкой контузией, а вот помощник получил серьёзное ранение – осколок цистерны вонзился в левый бок, затронул лёгкое. После года лечения Игнат получил инвалидность и был переведён на лёгкую работу – сторожем в контору.
Месяц проработал сторожем, да опять пострадал. Уснул в подпитии на топчане, у котла, предварительно подкинув в топку побольше угля, а котёл возьми, да и взорвись. Игнат получил 50-процентные ожоги тела, еле выжил. Какой же из него работник? Инвалид, да и только.
Так и жили: Галя на два хозяйства-огорода, Маня на два дома, Фёдор везде, Игнат нигде – больной же. Дети Горбовых, по мере рождения, почти сразу переходили в дом стариков, у них и воспитывались. Деда тятенькой называли, бабку – маменькой. А детишек народилось шестеро: в 1952, в 1954, в 1956, в 1958, в 1960 и в 1962.
Когда младшенькая дочь родилась, было решено назвать её Галей. Есть такое «противозачаточное» средство в народе: если назвать ребёнка именем родителя, то дети больше рождаться не будут. Кстати, многие в это верят до сих пор. И в семье Горбовых этот «метод» сработал.
Галя-старшая до сорока лет нигде не работала, хозяйством занималась. И толи от скуки, толи от дури, выпивать начала. А в деревне разве что-то утаишь? Стали соседки Марье в глаза тыкать – мол, пьёт у тебя девка-то. Маня соседок отчесала, проблему не признала - но она же была, эта проблема. Галю спешно отучили на бухгалтерских курсах и по блату устроили работать в колхозную контору, кассиром. Старики думали, что работа да забота отобьют у дочери охоту выпивать. До поры, до времени Галя держалась…
Старики Щукины всех шестерых внуков вырастили, выкормили и в жизнь определили. Но особенно любили младшенькую. Баловали её безмерно, одевали шикарно, кормили сытно. До восьмого класса в школу за руку водили, пока люди смеяться не начали, да пальцем тыкать. Однажды, когда Гале-младшей уж семнадцать лет было, к Щукиным соседка забежала поутру, по какой-то там надобности. И увидела такую картину: девчонка сидит на стуле, мать заплетает ей косу, бабка кормит с ложечки, а дед надевает внучке туфельки на ноги…
Закончила Галя-младшая десять классов, её тут же отправили в Москву, к сестре. Старики думали, что любимица в городе приживётся, жениха городского найдёт. В столице Галя окончила секретарские курсы, но сестрица быстренько отправила балованную девчонку назад, к «тятеньке с маменькой». Потому что помощи от неё не было никакой, а возни полно - вари ей, стирай, гладь. Да что там говорить – Галю сестра каждое утро на курсы за руку провожала, а вечером встречала. Вот так избаловали девицу старики.
Конечно, бабка с дедом рады были, что внучка к ним вернулась. Фёдор быстренько устроил её в контору, секретаршей. На работу Галечку провожали всей семьёй, словно императрицу, да и встречали всей семьёй, хоть девушка всё время с матерью рядом была. Игнат к тому времени немного поправился, и тоже был вовлечён в «процесс забаловывания» Гали-младшей.
В это время Галя-старшая стала пить так, что проблема приобрела воистину всесовхозный характер. С утра она приходила на работу с большого бодуна, кое-как обрабатывала какие-то документы, относила их на подпись начальству, потом шла вместе с дочерью домой, обедать. А после обеда запиралась в своей каморке, и напивалась до такой степени, что валилась со стула, и засыпала на полу. Чтоб не выходить из кассы в пьяном виде, писала в приспособленное под туалет ведро, в него же и блевала. В крохотном помещении стоял стойкий запах мочи, блевотины и перегара.
Руководство совхоза терпело до последнего. Пока не произошло масштабное ЧП: кассирша привезла зарплату на весь совхоз, благополучненько обмыла это дело… и не выходила из кассы два дня! Рабочие, оставшись без денег, бурлили, начальство рвало и метало, но ничего поделать было нельзя – дверь в кассу толстенная, металлическая, на окнах - решётки. Не вызывать же на пьяную бабу милицию с автогенами?!
После этого происшествия Галю-старшую «попросили» с работы. Она не стала бузить, ушла, сразу же устроилась работать на телятник, убирала две группы – 120 голов, Игнат ей помогал по мере сил и возможностей. Зарплату Горбовы получали хорошую, ещё хозяйство развели огромное – три коровы, четыре свиньи, табун овец, куры, гуси. Все деньги вкладывали в Галю-младшую.
Дальнейшие события развивались на моих глазах. Галечка, вроде, нормальная девчонка была, ходила с нами на танцы и вечеринки, но после всех гулянок её встречали мать с бабушкой. Иногда старшее поколение запаздывало, и Галя шла домой с кавалером. Но с полдороги вдруг сбегала, и ни одному парню не удалось её догнать.
Впрочем, если Галю и провожали парни, то не свои, а с других деревень. Потому что свои отлично знали – девушка до сих пор спит с бабкой, ничего не делает по дому, не может даже яичницу поджарить и чай заварить (она сама мне об этом говорила).
Исполнилось Галечке 23 года, стала она стремительно терять красоту (которой, впрочем, и не было), а кумушки деревенские опять Маню подначивают:
- Дочь продержала подле себя до последнего, и внучку держишь. Смотри, не передержи!
И Марья озаботилась поисками жениха для внучки. Взяла с собой Галю-старшую, пошла по домам. По Коптееву и ходить не стали – бесполезно. А соседние деревни основательно прошерстили. Подходили к любому парню, встретившемуся на пути, и в лоб предлагали:
- Бери нашу девку замуж, мы тебе за это машину купим!
Парни от такого напора пугались и разбегались, но женщины не теряли надежду. И надежда эта оправдалась. Вскоре выискался жених для Гали-младшей – Славик Монин. Странноватый парень был, этот Славик, с прибамбасами. С ним ни одна девка не гуляла ни до армии, ни после. Всё из-за этих прибамбасов.
Славик три месяца назад вернулся из армии. Естественно, стал с друзьями обмывать возвращение. А парень и в трезвом-то виде чудил, а спьяну вообще дурак дураком становился. Лез ко всем обниматься, говорил какие-то обрывки фраз, размахивал руками. И так Славик назойлив был в проявлении пьяных дружеских чувств, что за три месяца его несколько раз поколотили чужие ребята.
Монины-старшие стали опасаться, как бы сына не исколотили до смерти, поэтому предложение Марьи и Гали-старшей приняли воодушевлённо. Славик тоже не стал отказываться от богатой невесты, хоть она была старше на три года. Можно было и свадебку сразу играть, вот только Галя-младшая упёрлась. Не пойду, говорит, замуж, и не просите!
Уговаривали Галечку всей роднёй. Всех сестёр-братьев телеграммой пригнали в деревню, всех дядек и тёток. Что уж там пообещали девчонке подарить, никто так и не узнал. Но всё же уломали строптивую невесту…
Свадьба была шумная и весёлая, невесту нарядили в кружева и шёлк. Молодым подарков надарили кучу, денег немерено, гости под три гармошки отплясывали до поздней ночи. Но с наступлением темноты случилось ЧП – невеста пропала! Кинулись искать, все углы осмотрели, все сараюшки. А нашли у бабки с дедом! Семь километров отмахала невеста, чтоб вернуться в родной дом, на каблуках, в длинном платье, да по тёмному лесу. Нескольких припозднившихся пешеходов перепугала до смерти.
И на второй день такая же картина – как только стемнело, невесты и след простыл…
Три месяца молодые жили поврозь, потому что невеста не желала идти в дом к свёкрам. Всё это время Марья с Галей-старшей уговаривали Славика жить в доме кузнеца. Славка не соглашался, и лишь только новенький «Запорожец» зелёного цвета сломил его сопротивление…
Зиму молодые жили в стариковском доме, но однажды Славик не пришёл ночевать. Обнаружился парень в родительском доме, но обратно в кузнецовский дом не пошёл. Соседям было объявлено, что молодые просто поругались, но народ знал истинную причину размолвки: Галя-младшая попросту не спала с мужем. Как только наступала ночь, она заваливалась спать с бабушкой, и при любой попытке вытащить её из-за старухи блажила на всю округу.
Собрался семейный совет, Галю младшую уговаривали спать с мужем, она рыдала и пряталась за бабку. И тогда родные поняли, что девку со старухой следует разлучить. Дед кинулся к директору совхоза, «выбил» молодым однушку в только что построенном доме (лишив благоустроенной жилплощади семью с двумя детьми), сёстры с братьями кинулись отделывать квартиру. А Маня с Галей-старшей пошли в соседнюю деревню, уговаривать Славика, чтоб вернулся. Славик согласился возвернуться за новенький «Москвич» голубого цвета.
Квартиру молодых обставили дорогущей мебелью, накупили посуды, ковров-паласов. Но дело опять не пошло – молодая напрочь отказывалась раздвигать ноги. Славка некоторое время ночевал в котельной, потом опять вернулся к родителям.
Целый год Галя-младшая не желала становиться женщиной. Братья и сёстры периодически приезжали в деревню, чтоб уговорить строптивицу исполнять супружеские обязанности, та упиралась. Славик помучился-помучился, да и плюнул на бесполезную жену. Нашёл себе девушку приезжую, на развод подал, новой избраннице предложение сделал.
Вот тут вся невестина родня встрепенулась. Старики собрали семейный совет, по итогам которого Маню с Галей-старшей отправили к Мониным, звать Славика обратно. За ходом переговоров следила вся деревня: целую неделю «парламентёры» шастали в соседнюю деревню, с подарками и посулами. Молодому купили мотоцикл с коляской, Гале-младшей – шубу и два перстня. Славик вернулся в квартиру.
В этот раз родственники пошли на радикальные меры: Галечку несколько дней связывали и вставляли в рот кляп, а Славик делал своё дело, не взирая на яростное сопротивление жены. Ох, и смеху было! Вся деревня на ушах стояла!
Окоротили-таки Галю-младшую, стали молодые жить, как муж и жена. И Щукины, и Горбовы из их квартиры не вылезали: мели, мыли, стирали, обед варили, так как Галечка ничего этого делать не могла. Когда люди стали над ними смеяться и тыкать в глаза, старшее поколение затаилось, но помогать нерадивой женщине не перестало. Под видом молока Мониным носили обед (прямо в бидонах), постиранные вещи и чистая посуда переправлялись в квартиру ночью, в мешках. Если надо было помыть полы и протереть пыль, кто-то из старших оставался ночевать, и, пока молодые были на работе, втихаря наводил порядок…
Родили Монины двух сыновей, но Галечка не пожелала долго сидеть в декретах. Старшего, Алёшку, сдала бабке и деду в полгода, младшего, Серёжку - в два месяца. А какое воспитание могут дать ребёнку восьмидесятилетние старики?! По мере подрастания у сыновей обнаружили задержку развития, оба поздно стали ходить и говорить. Кроме того, мальчишкам не позволяли общаться со сверстниками, не пускали играть в подвижные игры и кататься на велосипеде. Да их вообще никуда не отпускали! Разве могли дети при таком воспитании вырасти здоровыми?!
И тут как-то враз всё посыпалось. Сначала умерла Марья, а через месяц и дед скончался. Галя-старшая, оставшись без присмотра, забухала по-чёрному, траванулась, её еле откачали. Через месяц женщина опять сорвалась, да так и померла под забором, у порога собственного дома. Через неделю после смерти жены Игната парализовало…
Гале-младшей досталось тогда по полной. Сыновей пришлось забрать к себе, в квартиру, и устраивать в детский сад. Шестилетнего Алёшку в садик не брали потому, что у него обнаружилась огромная паховая грыжа (старики на такую фигню внимания не обращали – подумаешь, яйца у мальчика до колен!). Трёхлетний Серёжа, очутившись в незнакомой обстановке (до этого он никогда не покидал стены прадедовского дома, а родителей видел лишь по выходным дням), орал две недели, и наорал себе пупочную грыжу.
Прилетели Галины братья и сёстры, отправили детей в больницу, на операцию, досмотрели Игната, поставили его на ноги. Вскоре всё образовалось: прооперированные дети пошли в сад, Игнат смог сам себя обслуживать. Вот только Галя с мужем ругались постоянно. Готовить она так и не научилась, обихаживать дом тоже. Старшие сёстры периодически наведывались в деревню, наводили порядок в квартире Мониных, вынося мусор целыми кошёлками, наваривали щей на неделю вперёд…
Когда Алёшке исполнилось семь лет, его долго не хотели брать в школу, по причине полной неспособности к самообслуживанию. Он не мог одеваться и обуваться, застёгивать молнии и пуговицы, расстёгивать ширинку на брюках, чтоб пописать. Гале было предложено отдать сына в интернат, но она устроила великий скандал; когда старшего всё же взяли в первый класс, носилась в школу каждую перемену, чтоб отвести сына в туалет. Хорошо, что эта школа рядом была.
Когда Алёшка в третий раз пошёл во второй класс, а Серёжка в первый, Игната парализовало ещё раз. Приехали Галины братья и сёстры, предложили ей забрать отца к себе. Но Галечка отказалась - у неё же своих забот полно. Игната увезли в Москву…
А Галя всю себя посвятила детям. Всюду водила их за ручку, не позволяла дружить со сверстниками, лазать по заборам, кататься на велосипеде. Каждое утро отводила их в школу, потом встречала и приводила домой. Говорят, что и кормила их с ложечки. Гуляли они только под присмотром матери или отца, никогда не катались на горке вместе с другими детьми, не гоняли на велосипедах, лыжах, коньках, не купались, не ныряли, не ходили в походы, не лазали по чужим садам. Бедные дети...
Учились братья Монины не просто плохо, они вообще никак не учились. Старший за девять лет обучения сумел закончить всего пять классов, но за все эти годы так и не научился ни читать, ни писать. Младший кое-как осилил семь классов, но тоже ничему не научился. А всё потому, что Галя сама писала за них уроки – водила сыновьей рукой по строчкам! А потом с пеной у рта утверждала, что её дети сами с уроками справляются.
Закончив пятилетку «по возрасту», Алёшка пошёл в училище, получать профессию механизатора. Первое время с ним ездила и Галя, но на работе ей пригрозили увольнением. Парень стал ездить в училище один, но учёбой не заморачивался. Доезжал на автобусе до конечной остановки, прятался в леске или за домами, на последней маршрутке возвращался домой. В общем, делал вид, что посещает занятия.
Конечно, Гале говорили об этом и соседи, и родственники. Но она упрямо повторяла, что Алёшка слишком умный, чтобы так глупо поступать. В итоге парня отчислили за плохую посещаемость, и он остался без всякого образования.
Когда Серёжка поступил в то же училище, Галя не стала искушать судьбу, ежедневно ездила с сыном в рабочий посёлок, ждала Сергея в коридоре учебного заведения - её к тому времени сократили на работе. Младший, стараниями матери, получил хоть какую-то профессию…
Пока Галечка с сыновьями морочилась, Игнат умер. Схоронили его братья и сёстры вскладчину, а младшая ни копейки не дала (да она ни на деда, ни на бабку, ни на мать ничего не давала!). Более того, она «отжала» у родных оба дома – и дедовский, и отцовский. С тех пор Галя с братьями и сёстрами не общается, вот уже 15 лет. Или они с ней не общаются. В этой семье фиг что поймёшь…
Алёшку, конечно, ни в какую армию не взяли. Какой из него вояка, если он даже не может ширинку расстегнуть?! А вот младший всё же попал в солдаты, хотя его и манежили разными комиссиями целый год. На проводах Галя выла и падала в обморок, словно провожала сына не в армию, а в далёкую космическую экспедицию, с пришельцами воевать.
Из армии Серёжка вернулся совершенно другим человеком. Он стал общительным, сам ходил в магазин, сдружился с одноклассниками, и даже съездил самостоятельно в Москву, наладил отношения с тётушкой, у которой когда-то мама жила. Но Галя не дала сыну быть самостоятельным. Как только он из дома выходил, она за ним бежала, как собачонка, кричала вслед:
- Серёжа, Серёжа, подойди скорее ко мне!
Да так громко кричала, словно о пожаре извещала. Парень стал стесняться выходить из дома, забросил друзей. Первое время ещё просился на танцы, но мама строго говорила:
- Какие тебе танцы?! К тебе девки приставать будут, а им только одно и надо…
В наших квартирах стены тонкие, соседям всё слышно. В общем, Галя и младшего сделала идиотом…
Сейчас Алёшке 32 года, Серёжке - 29. Они по-прежнему при маме и папе. Живут вчетвером, всё в той же однокомнатной квартире, в сорока квадратах. Никуда не ходят, ничем не интересуются, книг не читают, футболом не увлекаются. Сергея отец устроил на работу в соседний совхоз (наш-то развалился), к себе под бочок. Вместе с ним и на работу ездит, и с работы.
Алексей всюду ходит с матерью – в магазин, на огород, в лес, на речку. Потешная такая парочка: маленькая, сухонькая женщина, и двухметровый детина. Как Штепсель с Торопунькой. Говорят, Галя до сих пор расстёгивает ему ширинку, чтоб штаны не намочил…
В квартиру Мониных никого не пускают. Можно только случайно прорваться, когда хозяева дверь забудут закрыть. Я однажды прорвалась. И увидела полное убожество: обои давно отвалились, обнажив бетонные стены, двери перекосились, мебель вся полуразваленная, стоит на кирпичах. Через всю прихожую протянуты верёвки, на которых сохнут мужские штаны – Алексей до сих пор прудит в штаны.
Короче, Монины – весьма замкнутая семейка. Они и сами ни к кому не ходят, и к себе никого не зовут. Соседки рассказывают, что по вечерам в их квартире слышен смех, и разговоры. Галя сумела сделать так, что сыновьям интересно разговаривать с родителями, а не с окружающими. С окружающими парни никогда не общаются, старший даже не здоровается ни с кем, младший через раз. Славка раньше разговорчивым был, и очень общительным, а сейчас и он помалкивает.
По деревне ходят легенды о зверском аппетите Мониных. Галя готовить так и не научилась, если только что-то простейшее. Так вот, на обед она варит 10-литровую кастрюлю супа (из пакетиков), жарит килограмма два замороженных котлет-полуфабрикатов, отваривает килограмма полтора рожков. Всё это съедается в течение десяти-пятнадцати минут, вместе с двумя буханками хлеба и несколькими луковицами. Ещё и компота кастрюля выпивается.
На ужин Галя жарит четыре жаровни картошки. Три жаровни муж и сыновья съедают враз, а потом спорят о том, кому сегодня за мамой доедать. И опять вдогонку картошке – три буханки хлеба, и компот.
Если Монины едят блины, то вместе с блинами исчезает трёхлитровая банка варенья. Если рыбу – по литру кетчупа на каждую голову. Если сало – кусок килограмм на десять, и по три-четыре луковицы на каждый нос…
А Галя счастлива. Она и сама постоянно об этом говорит, да и по ней это видно. Она не ходит, а летает, не разговаривает, а поёт. Её сыновья при ней, и муж никуда не делся, есть видимость семьи, а ей и видимости хватает. Счастливы ли её сыновья и муж – никому не ведомо, потому что они давно ни с кем не общаются.
Всем добра и здоровья! Спасибо, что читаете мои истории. Если понравилось – ставьте лайк и подписывайтесь!