Первое, о чём заговорят в романе Толстого, - война: «Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает своё высокое призвание и будет верен ему… Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника». В салоне Шерер обсуждают перспективы войны с Наполеоном. Все присутствующие здесь ненавидят Наполеона: ведь он порождение революции! «Право, я верю, что он Антихрист», - скажет Анна Павловна. Но никто из них не отправится на войну сам. Решая судьбы людей, все они по существу, - те же самые «маленькие Наполеоны=изверги», о которых Толстой писал и раньше.
Единственное исключение - князь Андрей, который примет непосредственное участие в войне («Вы собираетесь на войну, князь?» - даже с каким-то удивлением спросит его Анна Павловна). Однако если в свете поступок князя Андрея вызывает недоумение, то старый князь Болконский вполне понимает и принимает решение сына и благодарит его: «За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего». А ведь «удержаться за юбку» вполне мог бы: «Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: « C’est ça le fameux prince André?» Ma parole d’honneur! [“Это известный князь Андрей?” Честное слово!] — Она засмеялась. — Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель-адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить». Так сокрушается маленькая княгиня, искренне переживающая разлуку с мужем, но не способная его понять.
Наверное, парадоксально, но это так: для завсегдатаев салона, остающихся в Петербурге, Наполеон – Антихрист; для князя Андрея, идущего на войну с ним,- герой. Более того, князь мечтает о «своём Тулоне».
Очень любопытная деталь: князь Андрей – адъютант Кутузова. О таком назначении мечтают многие. Анна Михайловна Друбецкая будет умолять князя Василия: «Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…» и слышит в ответ насмешливое «Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты».
Но адъютантство для Болконских – не лучшее место. Отправляя сына на войну, старый князь скажет: «Письмо Михаилу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность!»
Как он служит? «Кутузов… отличал [его] от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея.
“Ваш сын, — писал он, — надежду подаёт быть офицером, из ряду выходящим по своим знаниям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчинённого”».
Интересно описание героя: «Он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее». Его многие не понимают: «считали его надутым, холодным и неприятным человеком», но он «служит делу, а не лицам», не позволяя себе опускаться, например, до шуточек других офицеров. «Сорок тысяч человек погибло, и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить»! Его волнует судьба армии, но пока ещё, мечтая об участии в битвах, «он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя».
Говоря о его участии в войне, обычно вспоминают Шёнграбен и Аустерлиц, забывая, что не там произошло боевое крещение князя. Он участвует в первом удачном для русской армии сражении – победе над Мортье. Что об этом говорит Толстой? «Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору… Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению».
Участвовал в сражении, явно не щадя себя: чуть позднее автор упомянет его «подвязанную руку», а ведь Болконский не из тех, кто будет бахвалиться полученной царапиной, - значит, рана причиняет неудобства… Блестящая карьера может ожидать его: его принимает австрийский император, а дальше - «вчерашний флигель-адъютант делал ему упрёки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошёл, поздравляя его с орденом Марии-Терезии 3-й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к её величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним… Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии».
Но приходит известие о тяжёлом положении русской армии – и вместо предлагаемого ему отъезда в Ольмюц с австрийским двором князь едет к армии с мечтой спасти её.
И, наверное, немалую роль в этом решении сыграло то, что, обласканный двором, он видит, тем не менее, что «император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его». А принятый в кружок дипломатов (где его «угостят» секретарём посольства Ипполитом Курагиным, которым «был шутом в этом обществе»), ясно почувствовал, что у них «были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы».
А дальше будет Шёнграбен, куда он отправится с честолюбивыми замыслами, а окажется в самом пекле сражения, на батарее Тушина, и будет делать то, что действительно нужно в этот момент: «он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведёт их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнём французов, он занялся уборкой орудия», «Они оба были так заняты, что, казалось, и не видали друг друга» (как тут не вспомнить написанное уже в другом веке «Война - совсем не фейерверк, а просто - трудная работа»!), и хотя в уме его и проскочит несколько высокомерное «Я не могу бояться», куда важнее солдатская похвала: «А то приезжало сейчас начальство, так скорее дра́ло, — сказал фейерверкер князю Андрею, — не так, как ваше благородие». И потом придётся ещё заступиться за несправедливо обвинённого Тушина, а после ему «было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся».
И окончательное отрезвление – при Аустерлицем, где он встретится со своим героем – Наполеоном – и окончательно убьёт Наполеона в себе (об этом я писала здесь).
И, конечно, не случайно в Отечественную войну он вступит совсем по-другому, отказавшись остаться при Кутузове: «Я боюсь, что не гожусь больше для штабов… А главное, я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк». Кутузов это поймёт: «Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты». А подчинённые оценят: «В полку его называли наш князь, им гордились и его любили».
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!
"Оглавление" всех статей по "Войне и миру" здесь
Навигатор по всему каналу здесь