В рамках второго онлайн-марафона Тотального диктанта Ольга Ребковец и Владимир Пахомов пообщались с лингвистом, профессором НИУ ВШЭ и РГГУ Максимом Кронгаузом и выяснили, как он относится к сленгу, в какую языковую эпоху отправился бы на машине времени и перешёл ли русский язык ту самую «грань нервного срыва».
Мы расшифровали часть беседы (если вы больше любите читать, а не слушать), а полное интервью доступно в конце статьи.
— Сленг — это хорошо или плохо? Не убивает ли он наш язык?
— Сленг — это не хорошо и не плохо, это и есть наш язык, а самоубийством сленг не занимается.
— Есть ли слово современного интернет-сленга, которое вы терпеть не можете и никогда бы не стали употреблять в своей речи?
— Как лингвист я люблю все слова и с интересом к ним отношусь, их исследую, описываю, поэтому как лингвист я не смог бы ответить на этот вопрос. И эмоции «ненавижу» у меня, наверное, вообще нет по отношению к языку, но это не означает, что я употребляю все сленговые слова. Ну, когда-то вот в книжке о русском языке я писал о том, что очень не люблю такой эвфемизм, как «блин», но надо сказать, что пришлось привыкнуть и к нему. Так что не употребляю я очень большое количество сленговых слов, какие-то употребляю, но вот такого «ненавистника» у меня нет.
— Какие мемы последнего времени вам запомнились?
— Я думаю, что из последнего времени — если далеко не смотреть, а смотреть на нашу эпоху коронавируса довольно короткую, — то, конечно, «Наташа…» — это лидер, с котами вместе. По-моему, она безусловно главный мем последних нескольких месяцев.
— «На грани» долго находиться невозможно. Как вы считаете, русский язык эту грань перешагнул или все-таки еще балансирует? [отсылка к названию книги Максима Кронгауза «Русский язык на грани нервного срыва», которая вышла в 2008 году]
— Я много лет объясняю название и говорю, что это ирония и что это касается не языка, а носителей. Носители волнуются, носители иногда чрезмерно плохо оценивают язык, говоря о его порче, деградации и гибели, хотя ничего подобного и нет. Поэтому в таком состоянии русский язык находится уже какое-то время.
— Как вы думаете, насколько велика языковая дистанция между поколениями ХХ и ХХI первого века?
— На мой взгляд, очень велика. Действительно, конец ХХ века — это период больших изменений в языке, таких периодов в истории русского языка не так много: можно вспомнить петровский или постреволюционный периоды, но таких мощных изменений, как изменения в конце ХХ века, в общем, не было. Это изменения, связанные и с социальными переменами, и с глобализацией, и с появлением интернета, который сильно повлиял на язык. Если придумать машину времени и перенести человека из семидесятых годов в нашу действительность, то [у него] возникнет огромная проблема с пониманием. Нелегко будет и нам, если нас сегодняшних — тех, кто помоложе — перенести в то советское время. Прежде всего это касается лексики, но есть и огромная проблема с этикетом: речевой этикет сильно изменился. Многие слова, которые использовались активно в то время, сегодня выглядят абсолютными анахронизмами... Но не нужно бояться этого разрыва: машины времени, к счастью, нет, а те, кто родился в те [советские] годы и овладел русским языком в то время, прожили эти тридцать лет и адаптировались к новому языку. Сегодня мы все современники и все говорим на этом языке, хотя многие им не очень довольны.
Хотите узнать, в какое время (как лингвист) хотел бы перенестись Максим Кронгауз? Смотрите интервью!
Внимание! До 3:19 качество звука оставляет желать лучшего (ох уж эти технические неполадки), но после все стало хорошо :)