Я не стану тут проводить серьезное лингвистическое исследование, конечно. Да я и не лингвист. Даже и не культуролог. Но вот вдруг накрыло смешным вопросом. У меня бывает, когда сплю не очень. Где-то на грани сна и яви вечно болтаются какие-то смутные мысли и образы. Ты вроде спишь, но в то же время крутишь их в голове так и этак. Говорят, немного похоже на медитацию.
Сегодня приснился классик, и давай крутиться так и этак. На самом деле я собирался сесть писать небольшой текст про Евгения Матвеева в цикле «Критика с любовью». В голове роились обрывки его песен, а рядом с обрывками крутилось слово классик. Ну, в самом деле, в Перми принято говорить о Матвееве – классик нашей песни. Да и на фирме «Мелодия» у него вышел диск в серии «Российские барды», а в этой серии исключительно классиков выпускали - вроде все правильно.
Что не правильно, и что не дает покоя – это то, что я не понимаю в этом случае самого слова. Кто такой классик? Что такое классик? Имеет ли это какое-то отношение к классицизму, например?
Я учился, я понимаю, что такое классицизм. Но даже близко не понимаю, какое отношение к этому имеют многие люди, которых мы зовем классиками. И не понимаю, в какой момент веселый парень с гитарой, или не очень веселый в нашем случае, а вовсе даже наоборот – сдержанный, неулыбчивый и скорее суровый парень с гитарой становится классиком.
Получается, каждый человек может употребить это слово по своему усмотрению? Как вздумается? Но ведь это означает, что в этом слове вообще нет смысла. Ну не то, чтобы вообще – нет смысла определенного. Кто-то сказал, как вздумается, мое право понимать, как вздумается. Поговорили, называется о классике и классиках. Каждый про свое. Как глухари на токовище.
Ну, положим, песня Матвеева на стихи Высоцкого – классика. Я видел убогий школьный учебник под называнием «История авторской песни». Это для факультативов, конечно. В этом учебнике классиков в авторской песне всего пять: Михаил Анчаров, Булат Окуджава, Александр Галич, Новелла Матвеева и Владимир Высоцкий. Почему так, неизвестно, Ни Александр Городницкий, ни Юлий Ким, ни даже Юрий Визбор звания классиков учебником не удостоены. Но Высоцкий – да. Получается, что эта песня – классика.
А, скажем вот эта песня? Я ее очень люблю. Она кажется мне одной из сильнейших песен Жени Матвеева, но ее-то каким местом в классику?
Понимаете, что меня мучает сегодня? Что за странная коллизия терминологии. Тут классик, тут не классик, а тут что, рыбу заворачивали?
Да и вообще, странно как-то видеть на обложке диска строгую надпись – «Классика авторской песни» и фотографию твоего старого доброго знакомого. Не друга, положим, но знакомству-то нашему больше 30 лет. Мы достаточно уважительно относимся друг к другу, хотя и стараемся не работать вместе. У меня пермское Бард-кафе в центре города, у него на окраине. Зато его Бард-кафе работает еженедельно в сезон, а мое только два раза в месяц. Просто непреодолимые, блин, противоречия. Мы сто лет на ты, хорошо знаем жен друг у друга, тем более, что и у него и у меня жены тоже мастерицы авторской песни. И при всем при этом – классик. Странно это, не находите.
А ведь, положа руку на сердце, я и сам не раз и не два слово это странное употреблял в разных текстах, да и так – вслух тоже. Ладно, Матвеев. Он – классик регионального, вроде, масштаба, хотя на обложке того самого диска есть аннотации, написанные Сергеем Никитиным и Виктором Берковским. Да и в отношениях с Грушинским фестивалем Матвеев – чемпион. Я больше и не знаю никого, кто стал бы там лауреатом четыре раза. И, главное дело, не понятно, на кой такая коллекция дипломов. Бог с ним, повторюсь, Матвеев – ладно. Но ведь мы, люди «вкультуренные» в авторскую песню достаточно коротко знакомы и с теми, кто классики совсем другого уровня. Говорим запросто, например, на площадке Междуречье:
– Тут вчера классик забегал. Отличная у него новая книжка, я скажу.
- Какой классик?
- Да Вадим Егоров.
Это к примеру. Фамилию можно менять, смысл-то останется. Получается, что мы живем в плотном окружении классиков. Они – явление не редкое. С 95 года прошлого века я занимаюсь разными затеями в этой культуре, и, конечно, доводилось видеть, слышать и сиживать за столами с прорвой классиков. И практически все они – как Матвеев. Без лишних понтов, без налета музейной пыли, без малейшего намека на свою «классичность». А слово-то живет, и в лексикон входит все нахальнее.
Оно, конечно, в глаза к ним не обратишься – эй, мол, классик, а что ты скажешь про такого-то классика, что-то он мне классиком не кажется второй год уже. В глаза не скажешь, а червячок сомнения грызет. Мистика какая-то!
Я понимаю, нашей культуре не так много лет. Для настоящей сложившейся культуры 60 с хвостиком – вообще не срок. И многие из тех, кто все это начинал, слава Богу, живы еще. Да и с теми, кто уже, увы, не с нами, нам же тоже доводилось и поговорить, и хлеб преломить, и чару запустить. Со многими. И действительно можно говорить, что эти люди классики. Просто потому, что они создали нашу культуру такой, какая она есть. Но как-то все равно это смущает. Может, просто торопимся заносить людей в этот странный список – классики. И сами не понимаем, какой смысл в это почетное звание вкладываем. Может быть.
А с другой стороны, прикольно же с классиком на ты! Анекдот от классика – в два раза прикольней, чем от кого-то другого. Рюмка с классиком под бутербродик на фестивальной поляне – так вроде медаль во всю грудь! Ва-а-а-аще прикольно!
Ладно, пусть. Пусть будут вокруг классики, пусть будут живы и здоровы. Пусть продолжают нас радовать песнями и стихами. Забью я на эти сомнения. Они случайны и одного дня жизни на то, чтобы сомнениями этими помучиться – за глаза.
P.S.
А ведь собирался о Матвееве текст писать. О классике прикамской авторской песни Евгении Валентиновиче Матвееве. А что написал в итоге?
Ну да не последний текст на канале. Статья о творчестве Евгения Матвеева и творчестве ансамбля имени его имени с меня. Как-нибудь при случае.