окончание паломнических заметок
Едем к святому, которого особенно почитают греки,– к святому Иоанну Русскому, на остров Эвбея. Простой солдат, родом из Малороссии, он участвовал в русско-турецкой войне и во время Прутского похода 1711 года был захвачен в плен татарами, а затем продан в рабство начальнику турецкой конницы. Тот увез его к себе домой, в селение Прокопион, в Малой Азии. Как и многие другие христиане, оказавшиеся в неволе у турок, перенес жестокие унижения, побои, но от своей веры не отрекся. Хозяин помимо воли проникся уважением к своему мужественному узнику. Он перестал принуждать его к принятию ислама и приставил ухаживать за скотом.
В лошадином стойле и жил Иоанн, и стойло это было для него и домом, и монашеской кельей, и храмом, и самым небом, потому что здесь переживал он дивные, благодатные утешения, какими утешает Господь Своих верных рабов.
Впоследствии господин настолько стал доверять Иоанну, даже почитать его за честность, за удивительное душевное благородство, что предложил ему жить как свободному и самому выбрать для себя место, где поселиться. Но Иоанн не захотел оставить ставшего уже для него привычным жилища: видимо, вспоминая Христа, родившегося в яслях, он хотел и в этом,– как и в кротости, и в терпении, и в незлобии,– также подражать своему Владыке. И свободой пользовался только для того, чтобы посещать расположенный в селении православный храм в честь святого великомученика Георгия и причащаться там Святых Христовых Таин.
Вскоре после кончины угодника Божия местный священник во сне получил извещение, что мощи его почивают нетленными. Словно некое сокровище они были извлечены из земли и помещены в храме, в специальной раке. И так удивительны, и так многочисленны были чудеса праведного Иоанна, что не только православные греки, но и армяне, и турки с надеждой прибегали к нему в своих нуждах и скорбях с теплой молитвой. "Раб Божий,– говорили они,– не обойди нас своей милостью!".
А в 1924 году, во время так называемого "обмена населением", жители Прокопиона, перебираясь на Эвбею, перенесли туда и главное свое достояние – мощи святого. Так и получилось, что ныне они покоятся здесь, в новом храме в честь праведного Иоанна Русского, в селении Новый Прокопион, или, по-гречески, "Неа-Прокопи".
***
…Поворот за поворотом открывает новую панораму невысоких, поросших лесом гор, среди которых серпантином вьется шоссе. По сторонам ее точно специально разбросаны каким-то великаном огромные камни. И еще – разноцветные домики ульев (вот почему в Неа-Прокопи на каждом углу мед продается!).
А само селение – точно в чаше из таких же невысоких гор. Здесь все проще, чем вблизи больших городов – и природа, и растительность, и, самое главное, люди. Центр селения – храм с гостиницей для паломников, где заказаны номера и для нас. Занимаем свои уютные и скромные "апартаменты" и отправляемся в храм. Какое-то странное чувство: все здесь не похоже на Россию, но почему-то "Русью пахнет", что-то такое неуловимое сообщается сердцу…
Переступаю церковный порог, и даже не по себе в первый момент делается от неожиданности: в Греции я отвык уже видеть столько людей в храме, тем более в будний день. Кажется, движение не замирает здесь ни на мгновение: постоянно кто-то подходит к раке с мощами, кто-то опускается на колени, кто-то молится вслух, кто-то плачет… Словно к живому приходят, приезжают сюда к Иоанну Русскому паломники со всей Греции. К нему, такому скорому помощнику, такому сострадательному, такому любящему, несут греки свои скорби, к нему обращаются тогда, когда нет уже никакой надежды на человеческую помощь… У чтимой иконы праведника – обычные для Греции приношения: маленькие, отлитые из золота и серебра руки, ноги, глаза, детские фигурки – свидетельство о том или ином чуде, которое сотворил Господь через Своего угодника. А рядом – небольшая палка, на какие опираются обычно при ходьбе пожилые люди, точно кто-то забыл ее здесь. Но и она – свидетельство. Как-то приехали в Неа-Прокопи паломники с Кипра и привезли с собой свою землячку – старушку с больной спиной, которую недуг согнул так, что она и видела только – землю под ногами да самые ноги свои, к которым была наклонена ее голова. Даже к мощам не могла она приложиться сама – не могла выпрямиться, так и застыла перед ними, словно какой-то оживший скорбный знак вопроса. И только подняли ее на руки добросердечные киприоты, только приложили к раке с мощами, как на глазах у них произошло чудо: распрямился искривленный позвоночник, случилось то, на что не надеялась, да и не могла надеяться бедная старушка.
Она действительно была бедной, хотя и обогатилась так внезапно даром Божественной благодати, у нее не было ничего, что она могла бы принести святому в благодарность за свое исцеление. И тогда она оставила здесь то, что было ей уже не нужно,– свою клюку, без которой прежде не могла сделать и шага.
…Я подхожу к мощам святого Иоанна, склоняюсь над ними, вижу его в драгоценном облачении с посохом в руках, вокруг меня люди, которые о чем-то просят его, за что-то благодарят… И я вдруг чувствую такую радость от того, что "нашего", русского святого здесь так любят, что для греков он уже давным-давно "свой", родной, близкий, бесконечно дорогой. Может, от этого здесь это неясное, пробивающееся сквозь все впечатления дороги ощущение "дома", чего-то русского, такого знакомого и любимого? Может, поэтому женщина в свечной лавке, едва услышав, что я из России, тотчас даром отдает мне все оставшиеся здесь экземпляры книги о чудесах святого, изданной на русском языке? Не знаю, наверное, в этих чувствах тоже очень много субъективного…
…Приходит время уезжать. Ранний подъем в гостинице, старенькая "Ауди" с уже знакомым нам и тоже немолодым понтийцем у входа… Афинский аэропорт… Самолет берет разгон, немного вздрогнув, отрывается от земли. И мы… мы тоже словно что-то отрываем от сердца, не зная, приведет ли еще когда Господь побывать здесь: войти под своды "Агиос Спиридонос", преклонить колена перед могилой старца Паисия, остановиться надолго перед иконой великомученицы Анастасии, испросить благословения у святителя Нектария. Тринадцать дней – время прошло удивительно быстро, и хотя были в пути мелочи, доставлявшие неудобство, огорчавшие, даже вызывавшие легкую досаду, все равно эти две недели воспринимаются как чудо. А с чудом так не хочется расставаться!
И если есть на душе скорбь, то она очень легкая, светлая. Мы уезжаем утешенные – утешенные нашими небесными заступниками и покровителями, согретые их любовью и теплом. И сердце, несмотря ни на что, живо упованием – и на то, что они не забудут нас, и на то, что когда-нибудь мы их обязательно увидим – там, где уже нет расставания, нет места печали.