Только что, буквально ни с того ни с сего взбрело в голову, замигало придирчивым знаком вопроса: Хороша ли жизнь, когда уже за тридцать? Причем, неприлично далеко за тридцать. В общем, когда скоро пятьдесят пять. Лучше бы не думалось. Тут же заиграла печень. Возопили суставы. Тренькнул остеохондроз четвертого-пятого позвонков. Солнце скрылось за ближайшую тучу. В довершение ко всему, неожиданно вспомнилось о квартальном отчете.
То ли дело – если вам двадцать лет. В таком возрасте кажется, что не лет – месяцев. Останавливаетесь, только чтобы поспать. Часок-другой. Или поискать зачетку в корзине для белья. Все вокруг сияет, дребезжит, сводит с ума, восхищает, подвигает на нечто и неистово фонтанирует. Где-то перекусили, откуда-то глотнули, куда-то уехали – и не важно в итоге, кого съели и куда глотнули. Потом разберемся. А может, не разберемся. Пустяки.
А в пятьдесят пять? День вмещается в один миг: раз – открыл глаза; два - закрыл глаза. И день уже стал вечером. А потом приползает ночь – как любимая теща.
Да, товарищи, в пятьдесят пять тёща становится вашей совестью. Только включите эротический фильм – она уже рядом. Пытливо заглядывает в глаза. Поджимает губы. Фигура – немой укор. А нальете подряд второй стакан кефира – сразу начинает нарезать круги бдительным эсминцем и тревожно позвякивать медяками в кармане. «Милая вы моя, - говорю, - я на кефир еще зарабатываю. Перестаньте трястись. Есть еще ягоды в ягодицах».
Когда вам пятьдесят пять, соседи практикуют сверлить стены, ругаться, праздновать, появляться на свет и умирать ровно в полночь. Видимо, не в курсе, что вы против. Все комары летом - именно в вашей квартире. И мухи рано утром пикируют исключительно на нос. А ведь уже не двадцать - носиться, словно потомственный сумасшедший, за насекомыми, потрясая свернутой газетой. Поезд уже ушел. Не то, что поезд. Последний вагон последнего состава. Мухи, правда, остались.
Надо бы отдохнуть. Справиться с бессонницей. В голове что-то вжинькает, блюмкает, позвякивает. И коньяку рюмку не выпить, чтоб уснуть быстрее, – на кухне теща опять в секрете затаилась. Оборону держит. Вертитесь в постели веретеном туда-сюда – супруга уже зубами скрипит. Может, хочет тряхнуть стариной? Тут же, испугавшись, дисциплинированно засыпаете на правом боку. В позе эмбриона.
Друзья мои, когда вам не двадцать, многое уже не то, не так, и появляются вещи, которые если и «того», то у вас это «того» теперь не совсем. Сама жизнь вокруг становится словно с подвохом. Сосед у подъезда: «Добрый день!» А вы в ответ: «Только после тебя, мерзавец!»
Нет, вот в двадцать… Всем девушкам хочется что-то сказать, стихи лезут, как грибы после летнего дождя, ежесекундно. И цветы. Единственной. Другой единственной. Следующей единственной. Ещё… «Ой, так вы уже были единственной? Тогда отдайте букет».
Ощущение такое, будто вам все должны. Счастье бытия нескончаемо, как лента Мебиуса.
А вот в пятьдесят пять кажется, что во всем мире только вам пятьдесят пять. И уже намного больше тех, которые с вами на «вы», а не на «ты». И всё меньше того в перечне, что можно. И порой нельзя, даже если еще получается. Да и не хочется уже.
То ли дело раньше – и моглось, и желалось, и хотелось, и пелось, и тело как на шарнирах. А про болезни только слышалось. Краем глаза.
Кстати, чуть не забыл – мне ж еще в аптеку успеть надо. Грелку купить – для жены. Себе – снотворного. Теще – клизму.
В каждом возрасте, друзья, есть свои прелести.