Димка, Димыч…
Что ты наделал? Лежишь сейчас грудой мышц, сухожилий, сосудов. Сердце работает, а человека нет. Неужели я это сделала? Я, Лидка Ведутова, убийца??? Словцо винтообразное какое-то, словно шуруп в стенку ДСП врезается.
В коридоре зашаркали шлепанцы профессора. С Аркадием Фадеевичем ей встречаться хотелось бы меньше всего, ведь «на аппарате» сейчас находился его родной брат.
- Ты?! – кадык профессора дернулся, как поплавок при поклевке. – Постыдилась бы! Что тебе здесь надо? Возле Димки.
- Мне стыдиться нечего, Аркадий Фадеич. Зря вы ищете крайнего… вернее, крайнюю. За поступок свой я отвечу, не волнуйтесь.
- Еще как ответишь! – небритый подбородок профессора приблизился к ней. – Без пяти минут врач, называется! Убирайся вон!
Ей до боли в стиснутых зубах хотелось ответить ему, но в последний миг она почувствовала, что разревется, и, отвернувшись, быстро вышла из палаты реанимации.
В вестибюле на нее вновь нахлынули подробности вчерашнего.
* * * *
Самое что ни на есть рядовое дежурство: около двух часов ночи поступил больной с прободной язвой, хирурги провозились с ней чуть не до утра.
- Кофейку, Дмитрий Фадеич?
- И покрепче, Лидусь.
При коллегах она не могла звать его Димой, как наедине, все же субординацию еще никто не отменял. А Лидусей ее величали почти все хирурги, да и не только они.
Пить кофе Димыч так и не вышел. Чашка ординатора, ассистировавшего Цаплину-младшему во время операции, была уже наполовину пуста, когда Лида направилась в закуток, где хирурги во время дежурства могли себе позволить вздремнуть часок-другой.
Дмитрий пытался закрепить у себя на плече жгут, один конец которого держал в зубах. В лотке на тумбочке Лида увидела наполненный шприц и клочок ваты.
- Что, опять глюкозу? – привычно уточнила она, не почуяв подвоха.
- Угу, для подъема духа и всего остального, - улыбнулся в ответ он ей. – Не подсобишь?
Не раз и не два ей на дежурствах приходилось вливать Димычу в вену глюкозу. Особенно после длительных операций. Бледный и осунувшийся хирург воскресал подобно Фениксу. Что ж поделать, если давление у доктора так и норовило сползти от нагрузок ниже всех допустимых пределов! А вдруг «скорая» привезет еще кого, и нужно будет его спасать на столе! Лида не понаслышке знала – каково это, страдать низким давлением, а посему вкалывалась без разговоров.
Вкололась и теперь. На пятом кубике Дмитрий дернулся, запрокинув голову назад, скрежетнул зубами и захрипел. Жуткая гримаса перекосила лицо, нос и губы провалились, посинели… Нет, вспоминать такое, переживать заново – выше ее сил.
Уже потом будет установлено, что ввела Лидка будущему жениху несовместимую с жизнью смесь наркотиков, а под кроватью отыщутся все десять ампул. Потом, потом… А в тот жуткий миг она перетянула плечо любимого жгутом и закричала.
* * * *
Пройдя вестибюль, она столкнулась с девицей, внешний вид которой лучше всякой трудовой книжки свидетельствовал о том, как та зарабатывает себе на жизнь.
- Извини, не подскажешь, как мне… Цаплина найти? – Взгляд зеленоватых подведенный глаз блуждал где-то за Лидой. – Кажется, Дмитрием зовут. Он хирургом работает, у него вчера дежурство было.
- А вам он кто? Зачем вам это? – попыталась она отбрить проститутку. – Оставь меня в покое, очень прошу!
С этими словами Лида выскользнула в закрывающуюся дверь. Однако путана умудрилась выскочить следом и вскоре невозмутимо «цокала» рядом – шаг в шаг. Ее пепельные волосы, завязанные на затылке в нечто, напоминавшее именинный торт, при этом колыхались и вздрагивали, а бюст, подобно волнорезу, рассекал воздух.
Откуда этой… потаскухе известна его фамилия? Господи, Димыч, неужели?! Не верю!
Потаскухе тем временем осточертело играть в молчанку. Обогнав Лиду перед светофором, она резко развернулась ей навстречу, уперев кулачки в бедра:
- Слышь, ты, не меньжуйся. Это было давно, еще при царе Горохе, всего один раз и… исключительно по его инициативе. Поверь, мы теперь подруги по несчастью, как у него дела, скажи, пожалуйста! Умоляю!
В этот момент возле них тормознул темно-синий «Туарег» - джип, на котором еще неделю назад Димыч подвозил Лиду на работу. Провалившиеся глаза Ивана, среднего из братьев Цаплиных, ощупали проститутку с ног до головы:
- О чем базар, девчата? Лидк, садись, подброшу.
Ей не очень хотелось разговаривать сейчас со Иваном, - и так душа, как сковородка, по которой ножом… Но торчать тут под взглядом продажной девицы, черт знает, из какой подворотни выползшей, ей хотелось еще меньше. Поэтому она резко дернула заднюю дверцу иномарки – зеленоглазая едва успела раскрыть рот – и вскоре ветер уже хлестал Лиду по разгоряченному лицу.
- Ты, Лидк, на Аркашку здорово не серчай. Для него Димон – все равно, что сын. Понимаешь, надеюсь. – Жуя неприкуренную сигарету, бормотал Иван. – А эту шмырю ты откуда знаешь?
- Первый раз вижу, - неохотно ответила Лида. – Приклеилась на выходе, как банный лист…
- Видел, кажись, я их с Димоном как-то…
Он осекся тут же, но было поздно: она на ходу рванула дверцу.
- Тормози здесь!
- Сейчас, сейчас, - Иван очумело крутил руль, пытаясь вырваться из потока машин и худо-бедно припарковаться. – Ты чего, Лидк?
* * * *
Что за ребус попытался унести с собой Димка?! Она шла напролом сквозь заросли парка Горького, а вопрос метался в ее голове подобно дикому жеребцу, оказавшемуся вдруг в тесном стойле.
Это началось не вчерашней ночью, история явно уходит корнями вглубь, как выразилась бы так не любимая ею преподавательница философии в мед академии.
Словно кошка пробежала между ними с Димычем, или кто-то навел порчу. Последние месяцы у них ничего не было. Ни-че-го. Цаплин отшучивался, пеняя то на плохое настроение, то на усталость. Теперь не у кого узнать, - что явилось истинной причиной.
Лида достала из кармана плаща смятый листок, найденный под подушкой в то самое дежурство, когда Димку с нулевым давлением увезли в реанимацию. Корявый почерк наискосок страницы, - как он любил писать в историях: «Лида не виновата. Я сам набрал шприц. Оставьте ее в покое, моя последняя просьба. Дмитрий Цаплин.»
- Что ты мне под нос суешь эту бумаженцию! – голос профессора, только что пришедшего на работу и обнаружившего младшего брата в глубокой коме, срывался, помнится, на хрип. – Она тебя не оправдывает… И не поможет, так и знай. Из твоих рук он принял яд! Ты... Не видела вскрытых ампул, а введение начала.
* * * *
Сквер, в котором они с Димычем гуляли всю осень и начало зимы, выглядел блекло. Островки снега – там, где солнце не задерживалось подолгу, - походили на серых барашков, задремавших тут и там на черной земле.
Ноги сами вывели ее к подъезду на улице Краснова, где Дмитрий снимал квартиру, их уютное двухкомнатное гнездышко. Ни одна живая душа не знала об этом!
Сколько она здесь не была? Лида поморщилась, припоминая их последнее свидание. Наверное, с февраля, поскольку снег тогда еще хранил девственную чистоту, и вовсю вьюжило.
Открыв дверь своим ключом, она долго стояла посреди прихожей, сдерживая переполнявшие глаза слезы.
Димыч! Что ты наделал!
Неожиданно ее взгляд зацепился за верхний ящик письменного стола, который почему-то всегда был закрыт. Димыч объяснял, что такой квартира досталась от хозяев, а он не имел привычки вскрывать чужие столы.
Что могут хранить хозяева сдаваемой квартиры в запертом ящике? Вздор! А вдруг там – ответ на все ее вопросы, которые уже сутки не дают ей покоя. Она разворотит весь стол, но дознается, что лежит в этом проклятом ящике!
Поиски «орудия вскрытия» вскоре увенчались успехом: под ванной Лида нашла стамеску и молоток. Через десять минут долбежа и скрежета ее взору предстало содержимое тайника: черный парик, накладные усы и очки в роговой оправе с треснутой левой линзой.
Господи, зачем Димычу понадобился этот маскарад?!
Она медленно опустилась на табурет, вертя в руках старомодные очки. А ведь эта трещина ей знакома! И парик она видела не так давно…
Отыскав на кухне полупустую пачку сигарет, Лида закурила. За окном грохотал, лязгал напичканный металлом и людьми Комсомольский проспект. Рогатые коробки троллейбусов ползли вдоль решетчатой ограды Парка культуры.
Лида вздрогнула: она видела парик и треснутые очки в троллейбусе. Точно! Примерно неделю назад, когда она возвращалась с занятий шейпингом, на остановке «Улица Куйбышева» молодой волосатый брюнет в треснутых очках с трудом втиснулся в переполненный салон. Лида стояла в середине салона, их взгляды на мгновение встретились. Брюнет тотчас отвернулся, а девушка ощутила дискомфорт, который сродни эффекту де жа вю: что-то подобное в жизни встречалось, а где и когда – не вспомнить. Но это было, было!
Теперь она была уверена: Димычу зачем-то понадобился грим, неузнаваемость. Прямо квест какой-то… С хирургическим уклоном. Но к чему столько загадочности? Для чего?
* * * *
Спустя полчаса она вышла из троллейбуса на той самой остановке. Сумерки сгущались, придавая снегу голубоватый оттенок.
Какое-то время она стояла перед одноэтажным зданием, не понимая, что ей делать дальше. Старые дощатые стены контрастировали с полированной вывеской, прочитав которую, Лида чуть не упала в обморок. Вот оно что!
Разрозненные факты мгновенно стали одним целым. Отчужденность и замкнутость Димыча в последние недели, отсутствие дома и на работе, чудовищный способ расквитаться с жизнью и нахальная проститутка, встретившаяся Лиде в вестибюле, не упоминая уже о примитивном камуфляже, - все укладывалось одно к одному.
«Господи, как ты мог допустить такое! Димка… Глупый! Неужто я бы не поняла, не простила… Не разделила бы твою боль. Неужто??? Что ты наделал! Димка, Димыч… Один на один со своей бедой».
Лида достала мобильник. На том конце трубку долго не снимали.
- Да, реанимация…
- Аркадий Фадеич, это Лида…
- И что я, прыгать от радости должен? – судя по интонации, профессор собирался бросить трубку.
- У Дмитрия… у Димы срочно надо взять кровь на ВИЧ. – выпалила она скороговоркой. - В суматохе-то забыли, небось…
- Ты что несешь, - прошипела трубка, - курва?!
- У меня есть информация, что он в последние дни посещал «Центр по профилактике и борьбе со СПИДом».
- Ты отдаешь себе отчет?!
- Аркадий Фадеич, у меня нет сил с вами разговаривать. Извините.
Спрятав трубку в карман, она какое-то время тупо смотрела перед собой, не понимая, почему габаритные огни проезжавших машин сливаются в непрерывные линии-росчерки. Просто слезы в глазах все причудливо преломляли, но она этого не замечала.
«Сейчас никто ничего не докажет, ведь обследование в Центре анонимное. Димыч что-то почувствовал. Боязнь засветиться перед коллегами, честолюбие… Парик, очки. Все глупо как-то, по-бутафорски…
Эх, Димыч!