«It's the same old theme
Since 1916»
The Cranberries, «Zombie»
«Здравствуй, мой давний друг! Ты очень хорошо помнишь, что я не любитель длинных и напыщенных речей, поэтому скажу простое слово: "Спасибо!". Спасибо за то, что все эти годы ты считал меня своим другом, хотя прекрасно знал, что мы кардинально расходимся в наших взглядах на будущее. Спасибо за то, что делал для меня раньше, и за то, что пытаешься делать для меня сейчас. Право, не стоит оно того! Не стоит ради памяти о совместных делах в прошлом губить своё будущее. Оно у тебя есть, мой друг, есть! Из душной камеры смертников мне это видно лучше, чем тебе, дышащему воздухом свободы. Есть, не смотря на то, что ты уже потерял одного своего друга, хотя он живее всех живых. Есть, не смотря на то, что скоро потеряешь и меня, потому что я буду мёртвее некуда. Есть, не смотря на героическую гибель твоего любимого сына.
Спасибо за попытки обессмертить моё имя. Даже я, стальной человек, напрочь лишенный сентиментальности, был очень сильно тронут. Ты описал меня в своих книгах как человека, который полагался на винтовку и нож больше, чем на сотню газетных статей, хотя моё главное оружие, оружие дипломата, - печатная машинка и стальной наконечник пера. Хотя не спорю, пострелять мне пришлось на своём веку изрядно. И в Анголе, и в Конго, и в Перу... Спасибо, за то, что воплотил в герое своих двух книг мои лучшие личные качества и упустил те, о которых ты, в силу призвания, наверняка догадался. Иные люди прекрасно поняли, кто является "Бичом Божьим", благодаря чему невозможное стало возможным. Этим ты невольно помог нашему изначально безнадежному делу тогда, четыре года назад. Тому делу, которому я посвятил всю свою жизнь - свободе и независимости нашей с тобой общей Родины - свободной Ирландии! Да, мой друг, да, не удивляйся! Куда бы я не был заброшен по воле судьбы, чем бы не занимался, а занимался я тем, что нёс свободу угнетённым, я думал именно о ней. Какая злая насмешка Судьбы, согласись? Человек, несущий свет свободы другим народам, не свободен в своих действиях сам! Я, дипломат, награжденный орденами за работу в других странах, остался тем, кем был. Чужаком среди чужих для меня людей в чужой для меня империи. Знаю, ты, возражая мне по своей извечной привычке, привел бы в пример себя и многих других людей, на чьи судьбы не повлияла их национальность. Напомнил бы мне о моей собственной карьере. И все твои доводы были бы чистой правдой, если бы не одно но. Все мы - те счастливые исключения из неписаного правила, которые не меняют общей картины на фоне порабощения и гибели миллионов наших соотечественников! Ради них я был обязан вновь поступить так, как поступал ранее. Сражаться за свою и их независимость! Словом на листовках и оружием, сжатым в руках, вернуть угнетённым свободу! Это для тебя выведенные револьверными пулями на стене буквы "Q" и "V" - патриотический акт, для меня же они - пустой расход боеприпасов и символ низкопоклонства перед нашими поработителями.
Вот почему я был обязан попытаться! Вот почему я взял немецкие деньги и немецкое же оружие. Вот почему я прибыл на немецкой же подводной лодке. И вот почему мои действия нельзя назвать изменой! Нельзя изменить тому, кого ты никогда не считал своим монархом, и в этом ты меня прекрасно понял, отчего пытаешься спасти мою жизнь в меру своих сил и возможностей. К тому же, ты знаешь и о том, что в случае нашей победы наш враг не получил бы того, чего хотел бы достичь, помогая нашему восстанию. Знаешь, себя мне ничуть не жаль. В конце концов, если верить словам одного африканского жреца, с которым мне удалось побеседовать пятнадцать лет назад, я и так давно мёртв. Я - зомби! Оживший мертвец! А мертвец не боится ни расстрела, ни виселицы хотя... Ты ведь это помнишь, правда? Помнишь, как мой литературный образ в твоей книге
цитировал заядлого милитариста Гордона? "На пулю вся моя надежда...". Вот и я рассчитываю на честно заслуженную мною, как солдатом, пулю. И, повторюсь, себя не жалею. Жалею о том, что та кровь, что обильно оросила мощёные улицы ирландских городов на нынешнюю Пасху, пролилась напрасно. Я бы предотвратил это кровопролитие, но, увы, был пойман раньше. Жалею о том, что те неизбежные жертвы, которые должны были стать платой за прекращение террора, теперь станут баком с бензином, что брошен в горящий костер. Что они будут требовать отмщения всё той же кровью и через десять, (что ты еще увидишь на своем веку), и даже через сотню лет. Прощай, автор! Твой "лорд Джон Рокстон" уходит в небытие. Уходит, отказавшись от исповеди. Уходит, с последними словами на языке: "Да здравствует Свободная Ирландия!" Удачи тебе в творчестве, сэр Артур! Долгих лет жизни, Конан Дойл! Искренне ваш, Роджер Клейсмент, Тауэр, 2 августа 1916.»
Письмо сожжено автором в огне свечи утром 3 августа 1916 года, за три часа до казни.