В созданной Римом державе взаимодействие с миром «варваров» было для римских властей не только геополитической пограничной проблемой, но и актуальным вопросом военного строительства и внутренней социальной политики. Это взаимодействие в немалой степени обусловливало эволюцию римской военной организации, вооружения и тактики, политику рекрутирования, духовно-культурный облик солдат императорской армии, а также процессы интеграции в структуры Империи различных слоев провинциального населения. Не меньшую значимость имели контакты в военной области и для развития самой варварской периферии, как внутренней, так и внешней.
Данные проблемы давно и разносторонне изучаются в историографии с привлечением всего многообразия источников. Среди них немаловажное значение имеют и свидетельства античных писателей, которые могли непосредственно наблюдать то, что теперь называется провинцнализацией и варваризацией римских вооруженных сил. Суждения и оценки греко-римских авторов, касающиеся этого процесса, и будут предметом нашего анализа. Совокупность соответствующих мнений представляет несомненный интерес. Во-первых, она может служить определенным коррелятом или даже исходным пунктом для анализа документальных свидетельств, которые дают конкретный материал об этническом составе и культурном уровне армейских контингентов. Во-вторых, высказывания античных авторов и показательны сами по себе, фиксируя отношение самих современников к процессу варваризации армии и являясь выражением определенного общественного мнения, тех стереотипов восприятия, которые проявляются в тех или иных литературно-риторических топосах, но основываются в конечном счете на известных ценностях, базовых для римской цивилизации.
Одна из таких ключевых ценностных установок, полисных по своей сути, заключалась в том, что военная служба считалась долгом и вместе с тем привилегией свободного гражданина, причем в качестве хорошего солдата предпочитался достаточно зажиточный собственник и отец семейства. Превосходство военной организации классического Рима основывалось, как заметил еще Полибий, на национально-римском характере римского войска, набираемого из граждан. Соответственно, отступление от этих принципов в большинстве случаев оценивается античными авторами, ориентированными на традиционную идеологию, крайне негативно. В качестве первого шага на этом пути рассматривалась начатая Гаем Марием пролетаризация легионов, открывшая дорогу в армию солдатам-добровольцам из числа бедняков и бездомных, на моральные качества которых невозможно было положиться.
Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что следующим шагом в размывании традиционных римско-гражданских основ армии стал набор в легионы провинциалов, а затем переход к региональному и локальному рекрутированию, что было неизбежным следствием создания постоянной армии, размещенной главным образом в приграничных зонах. Это имело парадоксальный эффект: наряду с увеличением базы рекрутирования расширилась брешь, отделявшая армию от гражданского общества. И хотя внешних войн было не меньше, чем в позднереспубликанский период, большинство населения Империи жило преимущественно в мирных условиях, совершенно не зная военной жизни, и все более смотрело на солдат как на чужеродную, маргинальную группу. Однако освобождение большинства населения от военной службы не мешало гражданским людям осуждать исчезновение староримских доблестей и требовать от профессиональных воинов-добровольцев их применения на практике.
Сама по себе демилитаризация Италии и внутренних провинций в наших источниках трактуется неоднозначно. Согласно Тациту, такое положение приводит к тому, что римские вооруженные силы оказываются сильны только чужеземцами, и поэтому население демилитаризованных районов обречено хранить рабскую покорность воле провинциальных войск и играть роль добычи в гражданской войне. Более поздние авторы прямо связывают возможность мирной жизни для италийцев и жителей внутренних областей с утратой свободы, установлением единовластия и созданием постоянной армии из граждан, провинциалов и союзников. Напротив, греческий ритор Элий Аристид выступает откровенным апологетом такой совершенной, на его взгляд, системы, когда сами римские граждане не отягощаются военной службой, а в войска набираются перегрины (£évoi), получающие в награду римское гражданство; благодаря этому при общем равенстве прав армию можно поставить особо. Элий Аристид говорит вообще о провинциальных городских общинах, не конкретизируя их этнической и географической принадлежности.
Если же обратиться к авторам более позднего времени, то у них упадок римского государства и моральное разложение общества вполне однозначно связываются с варваризацией армии. Так, Аврелий Виктор, подчеркивая гибельные последствия варваризации войска, усматривает ее причины в моральной негодности самих римлян: «...с тех пор, как распущенность побудила граждан по их беспечности набирать в войска варваров и чужеземцев, нравы испортились, свобода оказалась подавленной, усилилось стремлением к обогащению». В другом месте он связывает установление господства военщины с позицией сенаторов, которые безропотно согласились с эдиктом Галлиена, запретившим им доступ на командные посты в легионах: «наслаждаясь покоем и дрожа за свое богатство..., они расчистили солдатам, и притом почти варварам (paene barbaros), путь к господству над самими собой и над потомством».
Такого рода суждения вполне естественны в устах позднего писателя, воочию наблюдавшего итоги длительного процесса. Однако первые конкретные указания на проблему варваризации римской армии обнаруживаются еще у авторов конца республиканского периода, в частности, у Цицерона В январе 49 г. до н. э. он высказывает опасение по поводу приближения к Риму «варваров», вероятно, имея в виду галлов, входивших в войска Цезаря. Солдат Антония, находившихся в Аврелий Виктор, конечно, допускает анахронизм, высказывая эту сентенцию в связи с заговором преторианцев против Калигулы. Интересно замечание автора о том, что заговор Хереи мог бы спасти республику, если бы на военной службе были только квириты.
Риме осенью 44 г. до н. э. оратор прямо называет варварами, предвосхищая то впечатление, которое спустя столетие произведет на римлян пребывшее из Германии войско Вителлин. О том, что солдаты эпохи гражданских войн воспринимались как варвары, могут свидетельствовать и некоторые строки Вергилия. В «Буколиках» Мелибей жалуется, что его полем и посевами завладел безбожный вояка, варвар. Подобное восприятие неудивительно, если вспомнить, что именно в эпоху гражданских войн появились целые легионы, сформированные из уроженцев провинций и даже самих варваров; в частности, из трансальпийских галлов Цезарь создал знаменитый легион «Жаворонков», Alauda (ср. также Туземный легион, созданный помпеянцами в Испании из кельтов, иберов и рабов).
Уже в это время длительное пребывание легионов в провинциях и тесное общение с местным населением способствовали, как отмечают источники, определенной варваризации римских солдат. Например, Цезарь, отмечая, что солдаты Помпея в Испании от постоянных войн с туземцами привыкли к своего рода варварскому способу сражения, поясняет это тем, что на солдат вообще оказывают влияние нравы тех стран, где они подолгу дислоцируются: «...воины, которые от долгого пребывания [в провинции] уже сделались провинциалами». О солдатах, оставленных в 55 г. до н. э. Габинием для защиты Птолемея Авлета, Цезарь пишет, что они привыкли к александрийской вольной жизни, забыли об имени римского народа и о дисциплине, успев обзавестись женами и детьми. Столетием спустя подобная ситуация будет констатирована Тацитом в Сирии, где между провинциалами и солдатами возникли добрые отношения, сложились родственные и деловые связи. По мнению Тацита, такие тесные контакты с местным населением вообще разлагающе действуют на войско.
Античные источники фиксируют разнообразные признаки и проявления «варваризации» римских солдат— от заимствования видов вооружения, боевых приемом и обычаев (например, у парфян солдаты III Галльского легиона усвоили обычай криком приветствовать восходящее солнце) до манеры одеваться (примечательно, что вождь антиримского восстания в Галлии Классик, принимая присягу у римских легионов на верность власти галлов, пришел в лагерь, украсив себя знаками достоинства римского полководца). Если открытость римлян чужому военному опыту, в том числе и варварскому, оценивается в целом положительно, то варварские черты во внешнем облике римских солдат и командиров вызывают подчеркнуто негативную оценку в литературных источниках. К примеру, Тацит отмечает, что военачальник Вителлия Цецина у горожан и колонистов Италии вызывал возмущение тем, что одетый, как галл, в длинные штаны и короткий полосатый плащ, он позволял себе разговаривать с людьми, облаченными в тоги. Как самые настоящие варвары, выглядели в глазах столичных жителей и простые солдаты-вителлианцы, попавшие в Рим: одетые в звериные шкуры, непривычные к городской сутолоке, они наводили повсюду страх и трепет своим видом не меньше, чем грабежами; даже климат Италии оказался для них вреден.
Столь же «невиданным войском» выглядели в столице и отряды, набранные Нероном в провинциях, и VII Гальбанский легион, прибывший из Испании. По словам Тацита, легионеры-вителлианцы своим свирепым видом, грубой речью и наглостью поразили даже солдат из расположенных в Иллирии войск, когда прибыли туда агитировать за своего вождя. Характерно, что при осаде Плаценции преторианцы Отона называли вителлианцев peregrinum et externum, попрекая их тем, что они, скитаясь на чужбине, забыли о родине. А в другом месте сам Тацит заявляет, что и Вителлий, и его армия предавались жестокостям и распутству, как варвары. Для Диона Кассия, Геродиана и Scriptores Historiae Augustae иллирийские легионеры Септимия Севера тоже выглядят как самые настоящие варвары со всеми коннотациями грубости, кровожадности, дикие видом и речью. Напротив, Плиний Младший, желая похвалить солдат, прибывших с Траяном в Рим, подчеркивает, что они ничем не отличались от городского плебса — ни одеждой, ни спокойствием, ни скромностью.
Благодарим авторское сообщество MILITARIA за предоставленные материалы.